Я построил эти заметки на том, что у меня, мол, как у Ника Вуйчича, нет ничего, кроме сердца. Более того, у меня позади Москва. То есть — я без рук и без ног… и не могу отступать. Но я всё-таки отступлю, потому что руки у меня крюки, а ноги — из ж..пы. А сердцу не прикажешь.
Это, кстати, говорено было тысячу раз самим Юрием Николаевичем. Характер не изменяется. Чего тогда юлить? Искать слова. Я привык так делать в отношении прекрасного пола, но, пожалуй, если в женщине и есть дьявольская природа, как писал Толстой, то именно в этой необходимости переходить на язык лжи.
Мы с Юрием Николаевичем два охотника. Он мудрёный, я — ядрёный. Моё дело простое: я должен закончить эти заметки, выставить себя умником, а потом этим не воспользоваться в силу высокой эмпатии. Это я к тому, что переходить в разряд «гуру» в мои планы не входит. Мне бы хотелось тихо жить на своей делянке и делать своё дело. А там — как бог пошлёт.
Так вот. В прошлом тексте я сказал про влиятельность Юрия Николаевича. Да. Она проявляется в том, что ты погружаешься в его круг тем. Это происходит незаметно. Такова сила таланта. Я, например, никогда не интересовался мистицизмом. Я далёк от Рудольфа Штайнера и даже блаженного Августина. Я вообще был лапоть из гущи народной (о чём я ещё успею написать). Но после занятий с Юрием Николаевичем эти вопросы осели в моей голове и просили ответа.
В этом состоит сложность взросления и созревания вообще, и профессионального — в частности. Так же, как сложно отделить себя от своего детства, от родителей с их своеобычностью, которая для тебя банальна, как мать сыра земля, — сложно преодолеть тот круг художественных тем, которыми насыщает тебя мастер.
Я бы даже довёл здесь до конфликта и сказал, что Юрий Николаевич поселился внутри моей личности, стал её частью — более того, отправился, как Чингисхан, завоёвывать всё остальное. Предполагаю, кстати, что так чувствует себя архетипическая девушка, когда её завоёвывает архетипический юноша. Она его до известного предела пускает, пускает… смотрит… параллельно для себя выясняет, где этот самый предел находится. Иногда её ответ может быть грубым и истошным воплем, как крик мученика на девятом кругу ада, из-за чувства, будто пустила до такой степени, что потеряла себя.
Я говорю это не только потому, что я известный знаток девичьих душ. Совсем нет.
И вообще — это только архетипические представления. Опытного материала, чтобы подтвердить или опровергнуть, у меня пока недостаточно.
Суть в том, что художник таким образом взаимодействует с реальностью. Он пропускает её через себя. В быту это называется «впечатлительностью». Политологи называют это «колонизацией сознания». Моя мама говорила, что просто книги читать не надо. У каждого свой подход.
Так или иначе. Что касается детства, я бы хотел родиться в Индии и профессионально заниматься крикетом. Что касается родителей, я бы хотел, чтобы меня вырастили Шерлок Холмс и Ирен Адлер.
Что касается Юрия Николаевича, я пускаюсь в анализ. Я специально изучал этот вопрос. Дело в том, что в 70-е и 80-е годы интеллигенция увлекалась духовными практиками. В 90-е это дошло до всех остальных в виде бесконечных нью-эйджерских учений и сект.
Интерес, как я вижу, имел целью, во-первых, освободить свой разум от социальных догм. Во-вторых, конечно, творческий. Потому что, повторюсь, Юрий Николаевич был поэтом (он был «метареалистом»), и они созидали новый поэтический язык.
Возвращаюсь к себе. Я родился в обыкновенной семье. В нынешних реалиях это обозначает крепкий атеизм с элементами лёгкого мистицизма. Что касается меня, то экстремумы меня миновали, хотя моя мать точно имела в себе что-то ведьминское — делаю такой вывод, как минимум, исходя из той музыки, которую она слушала (это многочисленные британские группы, тоже не обошедшие стороной эзотерику).
Как я рассказал в первой части, мой вступительный сценарий понравился мастеру. Он оценил его высоким баллом. Я даже поступил с первого места. Там было изображено разорванное противоречиями сознание типичного молодого человека того времени (2019 год). Я случайно зацепил нерв. И кстати, я это понял, потому что следующие сценарии писал по этому же наитию. А поскольку писал с себя, всё это в конечном счёте и обрело форму «автофикшна». Я, кажется, исчерпываю этот метод, и меня это радует.
В том сценарии был такой сюжет: сирота обносит дом олигарха, в который он попал благодаря отношениям с его дочерью. Его разыскивает полиция. Деревенский мужик помогает ему спрятаться. Потом он должен отвезти его на вокзал. В пути их настигают. Всё-таки на вокзал они попадают. Вдали показывается поезд. Полицейские готовы стрелять на поражение. Мужик заслоняет парня от пули и скоропостижно умирает. Парня арестовывают. Он пойдёт под суд, но дело в другом: он стал свидетелем того, как ради него другой человек пожертвовал своей жизнью. Конец.
Моё сознание было свободно от предрассудков. Я был глупый, но не тупой. С таким можно и повозиться. Занятия были не индивидуальные, хотя и камерные, поэтому, разумеется, отдельного подхода к каждому Юрий Николаевич не выработал — и вещал о том, что волновало его. Здесь нет места обиде. Другое дело — что так же, как его темы, его чутьё, словно нюх охотничьей собаки, наработаны опытом личной жизни, собственных рефлексий и любовей, разочарований и открытий, — так же должно выйти у каждого ученика.
На его багаже никуда не уедешь.
А потому, после длительных и порою утомительных тренировок, я возвращаюсь в жизнь.
