Сложно совсем себе не льстить. Поэтому я сейчас дезавуирую свой метод. Он напитался соками от метода Юрия Николаевича. Потому мне придётся дезавуировать и его. Слить, по большому счёту. Задачка не для слабонервных… и к тому же лишённых чувства прекрасного. Юрий Николаевич, извините!
Метод взращивания замысла, вопреки строго интуитивному прочтению (ведь никакой теории драматургии нет, и это всё вилами по воде), базируется в том числе на интересе Юрия Николаевича к психофизиологии. В частности, он рассказывал о таком явлении, как «отреагирование».
Оно может формировать характер.
Представляет собой следующую последовательность кадров. Сначала человек испытывает стресс, шок — это происходит при столкновении с чем-то страшным, удивительным. Тем, что застало его голым в душе, словом.
Дальше это ощущение конструирует вокруг себя различные реакции, рефлексии, причуды.
Это похоже на «домик».
Вспомните: когда этот несносный водящий нагоняет вас, вы говорите: «Я в домике». Имея в виду некий защитный купол. Выглядит он как выставленные треуголкой руки, вздымающиеся над головой. А представляет собой набор реликвий, сокровищ, ящик для инструментов, в котором есть даже гаечный ключ на «девять», не говоря уже о плоскогубцах.
(Хома Брут из книги, которую я читал так давно, что думаю, где-то там действует персонаж по имени Цезарь, чертил круг, это вроде делают мелом, — такой круг, в который не может войти нечистая сила).
Так вот, в дальнейшем человек, опершись на эту точку отреагирования, склонен воспроизводить такие же ситуации, чтобы их снова преодолеть.
И так, предположительно, выбирают профессии.
Пожарный — это человек, который хочет спасать от внешних опасностей. Этот стресс контактирует с его «точкой отреагирования».
Врач хочет спасать здоровье. Он видел нездоровье, он привык, что это часть жизни.
Сказочник, на самом деле, видит мир во всём его уродстве. Ему необходимо эту напасть побеждать. Она, допустим, открылась ему в момент клинической смерти. С тех пор периодически, прорезав обыкновенный солнечный день, этот ужас возникает из незашитой воронки. Его нужно затолкать обратно, или уничтожить совершенно. Сказка усмиряет силы хаоса.
… Теперь приступаю к «сливу».
Я многажды задавался следующим вопросом: что такое личные границы? В том числе потому что мне его многажды задавали те, чьи границы я вроде как нарушил — или собирался. Я пытался убедить, что никаких личных границ нет. Их действительно нет. Я знаю, что мы говорим здесь о страхе.
Мне, как и доброму казаку Гришке Мелехову, присущ страх близости. Я говорил в первой части — почему. Но он присущ не только мне. Я не уникален даже в силу пережитого мной больничного опыта. Всё начинается раньше. При рождении тебя отнимают от тела, частью которого ты являлся. Потому так барражирует, как истребитель на границе двух государств, секс, скрываясь за облаками, желая слиться с ними, но всё-таки пробивая их острым носом, чтобы зайти в штопор.
… Юрий Николаевич шутейно говорил, что он «колдун-отец».
И правда, он оказывает большое влияние на ум. И в том, как он говорит, и о чём, и зачем. Я уже даже жалею, что упомянул здесь секс, потому что это опять приведёт к противопоставлению духа и плоти. В то время как я не философ и сказать что-то существенное по этому поводу — не смогу.
… Я пишу эти заметки в жанре «автофикшн». Это мой собственный метод. Он берёт корни в дилетантском воззрении, что писать может каждый и писать нужно о том, что знаешь — о себе. Но продолжается в уже более крепкой идее, которую я называю «персонажным методом». Смысл в нём такой: чтобы видеть других как персонажей, нужно увидеть персонажем себя.
Эта мысль кажется мне разумной. Другое дело, что она всё равно ведёт в тупик. Потому что последний рубеж, до которого доходишь, — всё равно компромисс: ты называешь себя так, как решил сам. И уже в следующий момент чувствуешь, что это ещё не всё, что можно поиски продолжать. Отчасти про это, как я понимаю, фильм «Начало» — режиссёра Кристофера Нолана, которого Юрий Николаевич не любил; почему — не знаю, предполагаю, что дело тут уже опытное, и в юности он бы воспринял это всё с интересом.
… Вернусь к сексу. Это, определённо, удовольствие. Юрий Николаевич любил повторять, что Фрейд в целом был ещё тот дядька, но в одном не ошибался: что человек страстно тянется к наслаждению, которое потом его и убьёт. То есть — он одновременно тянется к удовольствию и к смерти.
… Отреагирование. По большому счёту: что человек может сказать этому миру? Всё уже было. Есть линия Вечности. Я её, честно говоря, не вижу. Но она есть. Как правило, человек может сказать о своей боли. Как правило, эта боль — именно от того самого события, сформировавшего «точку отреагирования».
… Мне, к примеру, говорят: «Ты — про скрытый эрос».
Да, я писал комедийные пилоты, полные метры, и везде была фабула boy meets girl. Да, здесь есть точка отреагирования. После болезни я влюблялся часто — это было средством преодолеть одиночество, отчуждённость. Конечно, я люблю любовь. Она одна меня и удержала в этой жизни.
И на этом, наверное, выстроен мой собственный персонаж. Моя маска. Мои штампы приобретены во множественных амурных приключениях. И чувство юмора. И особенности речи. Я изображаю влюблённого дурачка. Вот оно — моё амплуа. Не худшее, к слову…
Вот здесь я всё-таки начинаю «слив». Потому что мне нужно понять, что Юрий Николаевич хотя бы чуть-чуть не прав. А желательно — не прав капитально, как Карл Маркс, несмотря на разное отношение обоих к бороде и её гигиене.
… Много я дал «литературщины». Подглавка называется «человек знакомится с обезьяной». Этот сюжет я вытаскиваю не впервые. Сначала ты получил знание, но потом оно должно усвоиться, иначе — будет торчать. Короче, к тому я, что метод-то мне дан. Но пока я не перестану чувствовать его как нечто отдельное от меня — я его не усвою.
И до этих пор у меня будет продолжаться диалог с Юрием Николаевичем, в котором я постоянно буду проигрывать. Потому что это он выбрал оружие, на котором мы дерёмся.
Я бы предпочёл сумо, а не фехтование канделябрами, Мастер!
