Судьба Людвига ван Бетховена – подарок для режиссера. Сын придворного певца, затмивший королей своей славой. Любимец публики, стремившийся к одиночеству. Гениальный композитор, безуспешно боровшийся с глухотой. Эти парадоксы так и просятся на сцену.
От «Бетховена», поставленного Мастерской Дмитрия Брусникина на сцене театра «Практика», ждешь многого. И в нем можно многое найти. Пожалуй, даже слишком. Автор пьесы Валерий Печейкин и режиссер Хуго Эрикссен ловко жонглируют модными образами, приемами и мотивами, не упуская возможности порадовать почтенную публику.
«Бетховен» – моноспектакль. Но за полтора часа Юрий Межевич успевает перевоплотиться в Гете, Моцарта и Вагнера, племянника Бетховена Карла, покровителя композитора князя Лихновского и даже маленькую девочку, которой мрачный гений мешал ловить бабочек. При этом актер подчеркивает дистанцию между собой и персонажами, напоминая, что происходящее – всего лишь шоу. В свой театральный коктейль Эрикссен добавляет задник-киноэкран; комичное сочетание современных гаджетов с сюжетами начала XIX века; пианино, которое играет само по себе; выставку слуховых трубок, старых афиш и рекламы зоомагазина; треш, фарс и пафосный финал.
Многообразием заражена и пьеса Валерия Печейкина. В ней нашлось место для критики догматизма и массовой культуры. Разговора о слабостях и пороках гениев (оказывается, Моцарт в письмах нецензурно ругался, а Бетховен оставил воспоминания о проститутках). Интереса к восточной философии – лейтмотивом спектакля становится цитата из Бхагавад-гиты. Свободомыслия, традиционно проявляющегося в нелюбви к религии и власти.
В общем, премьера Мастерской Дмитрия Брусникина не даст заскучать. При этом Печейкин и Эрикссен не довольствуются ролью аниматоров. Они ставят перед собой высокие цели. Валерий Печейкин хочет освободить гения от стереотипов, угнездившихся в восприятии потомков, рассказать о живом человеке, который заслуживает восхищения и жалости. Начало спектакля, когда ученик сбивчиво отвечает на вопросы компьютера о названиях и датах, – не слишком оригинальный, но недвусмысленный выпад против современной системы образования, за мелкими фактами теряющей общую картину, пропагандирующей зубрежку и не поощряющей творческое мышление. «Вы убили Бетховена!» – кроме роботов-учителей, обвинение Печейкина адресовано горе-режиссерам и предпринимателям, благодаря которым имя Бетховена превратилось в кличку собаки и название зоомагазина. И, пожалуй, всем нам, готовым использовать сонаты в качестве рингтонов.
Праведный гнев драматурга отдает банальностью (рассуждения о тяжелой судьбе высокого искусства в эпоху клипового сознания давно превратились в общее место). Но беда не в этом. Хуже, что в «Бетховене» Мастерской Дмитрия Брусникина Бетховена не больше, чем в статье из Википедии. Почему? Ответов и предположений найдется немало. Межевич играет не столько композитора, сколько его знаменитых и безвестных современников. Судьба гения сводится к занимательным байкам из Интернета (если при работе над пьесой Печейкин и обращался к каким-то источникам, кроме всемирной паутины, то ему прекрасно удается это скрывать). Череда фокусов отвлекает внимание от героя. Но главное: чтобы начать разговор о человеке, нужно всматриваться внутрь, улавливать движения души. А Валерий Печейкин весь вовне: в не слишком утонченных шутках, запоминающихся приемах и популярных темах. В итоге, возмущаясь примитивным восприятием творчества и личности Бетховена и обещая очистить его от музейной пыли, драматург скатывается к перечню банальностей.
Режиссер Хуго Эрикссен провозглашает своей главной задачей анализ «контекста того времени, который был бесконечно разнообразен и противоречив». Но времени, эпохи в спектакле нет. А контекст сводится к историческим анекдотам в вольном изложении, паре цитат и пыльному парику.
Актер Юрий Межевич убежден: феномен Бетховена вызывает «кучу вопросов». И премьера «Практики» пытается дать на них ответы. Но с ответами в постановке, увы, не все благополучно: для решения сложных задач она слишком хаотична. И даже вопросы (во всяком случае, самый главный: как Бетховен пережил потерю слуха) звучат в спектакле невнятно. Как ни парадоксально, в нем нет даже музыки. Классические мелодии, конечно, прозвучат – урывками, рингтонами, дребезжанием механического пианино. Но бесправная, выхолощенная, зажатая в тиски приемов музыка Бетховена не определяет названную его именем постановку; не создает атмосферы, настроения; не становится не только центром, но даже полноправной движущей силой спектакля. Как и тема глухоты, от которой в истории Бетховена, казалось бы, некуда деться. Она прозвучит болезненной, трагической нотой в паре изящных эпизодов (например, в сцене с замолкающим во время игры инструментом), но очень скоро затеряется, сойдет на нет.
В постановке приведено определение болезни Бетховена. Тиннитус – звон или шум в ушах, не связанный с внешним акустическим стимулом. Премьера Мастерской Дмитрия Брусникина мучительно страдает от его симптомов. Такое совпадение участи спектакля и его героя можно было бы назвать находкой, успехом – если бы не одно «но». У Бетховена шум оставлял место для музыки внутри. Постановку он пронизывает насквозь, мешая ориентироваться в происходящем на сцене, не позволяя связать разрозненные эпизоды в единое целое, заглушая идеи и разрушая благие намерения. Постоянно усугубляя так тревожащую создателей спектакля глухоту к трагедии и творчеству Бетховена.
Татьяна Ратькина
