Александр Исаевич Солженицын (
Ничего удивительного в том, что на
Мы говорим Солженицын — подразумеваем «Архипелаг ГУЛАГ».
Именно это, собственно, и останется от Александра Исаевича — «писателя, публициста, общественного деятеля», как говорится в энциклопедиях. Тяжёлая планета «Архипелага» и родственные ей спутники — роман «В круге первом», два рассказа, про Ивана Денисовича и Матрёнин двор.
Остальное — даю самоуверенный прогноз, в котором не сомневаюсь, — будет забыто. Стихотворения, цикл миниатюр «Крохотки», пьесы, роман про раковую больницу, эпопея про красное колесо и всё то, что называется «огромным публицистическим наследием», — словом, 90 процентов написанного Александром Исаевичем за всю жизнь, — уйдёт «тёмной материей» в архивы, станут предметом изучения узких специалистов.
Вроде бы это грустно. А с другой стороны — чем раньше забудется второстепенное, тем скорее сойдёт на нет и основанное на этом второстепенном, абсолютно ненужное «
Это «
Солженицына обвиняли в стукачестве — мол, во время заключения он таки писал доносы под псевдонимом Ветров, а утверждает, что не писал. Обвиняли том, что он практически не воевал, ни разу не был на передовой. Искали компромат в личной жизни — нарыли, что в армии была «походно-полевая жена», упрекали, что бросил первую, ну и так далее.
Пока Александр Исаевич Солженицын считался Главным Русским Диссидентом (деля, впрочем, это место с более «безусловным» Андреем Дмитриевичем Сахаровым), критика с либеральной стороны была как бы с оглядкой — не вредит ли она общему делу борьбы против советского строя? Вот когда советский строй развалился — известно мнение, что «Архипелаг ГУЛАГ» этому серьёзно способствовал, — «зоилы» пошли в новую радостную атаку на Солженицына.
Он вернулся в Россию в 1994 году — упрекнули, почему не сразу, чего выжидал.
Выступил в Думе перед озабоченными «первоначальным накоплением» депутатами — никто его не слушал (как за пять лет до того не слушали и Сахарова), старого, оторванного от жизни идеалиста. Какое, на фиг, сбережение народа, когда мы пилим бабки. По той же причине — старик «не сёк фишку» в краю малиновых пиджаков — в насмешливое небытие провалились его книги «Как обустроить Россию», «Россия в обвале», и нравственные проповеди по телевизору.
По этому поводу вспоминается цитата из беспощадного и точного Виктора Пелевина, «Дженерейшн Пи», которая всё и объясняет:
«Часто бывает — говоришь с человеком, и вроде нравятся
чем-то его слова, и кажется, что есть в нихкакая-то доля правды, а потом вдруг замечаешь, что майка на нём старая, тапки стоптанные, штаны заштопаны на колене, а мебель в его комнате потёртая и дешёвая. Вглядываешься пристальней, и видишь кругом незаметные прежде следы унизительной бедности, и понимаешь, что всё сделанное и передуманное собеседником в жизни не привело его к той единственной победе, которую так хотелось одержать тем далёким майским утром, когда, сжав зубы, давал себе слово не проиграть, хотя и не очень еще ясно было, с кем играешь и на что. И хоть с тех пор это вовсе не стало яснее, сразу теряешь интерес к его словам, и хочется сказать ему на прощание что-нибудь приятное и уйти поскорей и заняться, наконец, делами».
После битвы поле боя принадлежит мародёрам; легендарный герой, оттеснённый на задний план жизни, стал особо лакомой мишенью товарищей стервятников, санитаров леса.
Главной червоточинкой, которая и позволила вновь и вновь вгрызаться «румяным критикам, насмешникам толстопузым», был «антисемитизм» Александра Исаевича.
Литератор Владимир Войнович (вообще склонный сводить в своих книжках личные счёты — например, обрушился в своё время целой повестью «Иванькиада» на чиновника, обошедшего его в очереди на квартиру в писательском кооперативе) сначала высмеял Солженицына в романе-фельетоне «Москва-2042», затем написал книжку «Портрет на фоне мифа» — первый серьёзный удар «либеральной интеллигенции» по Солженицыну. Одно из примечательных в этой книжке (тут вообще лейтмотив всей критики) — где Войнович упрекает Солженицына в том, что он перечисляет имена начальников строительства Беломорканала — а они все еврейские: мол, ну нашёл бы, ну постарался бы, хоть одно русское или ещё какое имя («Неужели среди начальников Беломора вообще не было русских, татар, якутов или кого еще?») — вот их бы и выложил, а этих — не надо.
А главное «ату» пошло, знамо дело, после вышедшей в начале
Теперь всё это неважно. «После смерти начинается история», как справедливо заметил Довлатов.
Боюсь, что она не будет благосклонна к Александру Исаевичу как к «великому писателю земли русской», ВПЗР, как иронически назвал его тот же Войнович (к которому история, впрочем, будет и вовсе равнодушна). Солженицына будут помнить, повторюсь, исключительно как автора грандиозной работы «Архипелаг ГУЛАГ», а работа эта в первую очередь всё-таки не писательская, а скорее журналистская: сбор информации, обработка, комментарий. Этого, впрочем, достаточно для бессмертия.
Тут ещё Солженицыну не повезло (может быть, пока не повезло) с экранизациями — самым эффективным в последние десятилетия способом «продвинуть искусство в массы». Самый кинематографичный его роман «В круге первом» —
Между тем «В круге первом» — рай для режиссёра, визуальное пиршество и, если говорить штампами, «галерея ярких образов». Не верьте серому сериалу, прочитайте — если кто не читал — роман, убедитесь.
Представьте «гламурного подонка» той поры, молодого денди-дипломата Иннокентия, вдруг решившегося, в
Там много великолепных образов. А режиссёры — слепцы.
Может быть, всё это может увидеть лишь режиссёр со стороны, с Запада, из той же Америки. При определённом старании вполне достойная экранизация могла бы получиться, скажем, у Стивена Спилберга. (Я написал это специально, предвидя иронические усмешки.) Тут работает тот же механизм, что описан самим Александром Исаевичем в «Архипелаге ГУЛАГе» применительно к литературе:
«Наши русские перья пишут вкрупне, у нас пережито уймища, а не описано и не названо почти ничего, но для западных авторов с их рассматриванием в лупу клеточки бытия, со взбалтыванием аптечного пузырька в снопе проектора — ведь это эпопея, это еще десять томов „Поисков утраченного времени“: рассказать о смятении человеческого духа, когда в камере двадцатикратное переполнение, а параши нет, а на оправку водят в сутки раз! Конечно, тут много фактуры, им неизвестной: они не найдут выхода мочиться в брезентовый капюшон и совсем уж не поймут совета соседа мочиться в сапог! — а между тем это — совет многоопытной мудрости, и никак не означает порчи сапога, и не низводит сапог до ведра. Это значит: сапог надо снять, опрокинуть, теперь завернуть голенище наружу — и вот образуется кругожелобчатая, такая желанная емкость! Но зато сколькими психологическими извивами западные авторы обогатили бы свою литературу (без всякого риска банально повторить прославленных мастеров), если бы только знали распорядок той же минусинской тюрьмы: для получения пищи выдана одна миска на четверых, а питьевой воды наливают кружку на человека в день (кружки есть). И вот один из четверых управился использовать общую миску для облегчения внутреннего давления, но перед обедом отказывается отдать свой запас воды на мытье этой миски. Что за конфликт! Какое столкновение четырех характеров! какие нюансы! (И я не шучу. Вот
так-то и обнажается дно человека. Только русскому перу недосуг это описывать, и русскому глазу читать это некогда…)».
Да, русскому перу недосуг, русскому глазу некогда… Продвинутым русским перьям и глазам, если кто покажет им «свинцовые мерзости русской жизни», предписано иронически хмыкнуть и уйти играть в боулинг. Строго говоря, именно поэтому эти «свинцовые мерзости русской жизни» цветут и пахнут. Можно порассуждать, кем и почему так предписано, — но на эту тему лучше читать того же Пелевина. Есть, словом, чёткое деление на гламур и маргиналов, на морлоков и элоев, на спартанцев и илотов — это местный закон. Поэтому не так давно местная кинематографическая тусовка «прокатила» пронзительный фильм «Бабуся» — мол, «снят для иностранцев». Поэтому так же тусовка с брезгливым недоумением относится к фильмам Павла Лунгина — настоящей «энциклопедии русской жизни».
Тут Солженицын — в том числе и задним числом, со своим «ГУЛАГом», с этими плохо пахнущими вывернутыми сапогами, — снова оказался против правил, заслужив то же самое ироническое хмыканье.
Александр Исаевич достаточно проехался по «образованцам», а я процитирую здесь лишь не самый известный фрагмент «Архипелага ГУЛАГа»:
«В Советском Союзе это слово [интеллигенция. — Авт.] приобрело совершенно извращенный смысл. К интеллигенции стали относить всех, кто не работает (и боится работать) руками. Сюда попали все партийные, государственные, военные и профсоюзные бюрократы. Все бухгалтеры и счетоводы — механические рабы Дебета. Все канцелярские служащие. С тем большей легкостью причисляют сюда всех учителей (и тех, кто не более, как говорящий учебник, и не имеет ни самостоятельных знаний, ни самостоятельного взгляда на воспитание). Всех врачей (и тех, кто способен только петлять пером по истории болезни). И уж безо всякого колебания относят сюда всех, кто только ходит около редакций, издательств, кинофабрик, филармоний, не говоря уж о тех, кто публикуется, снимает фильмы или водит смычком.
А между тем ни по одному из этих признаков человек не может быть зачислен в интеллигенцию. Если мы не хотим потерять это понятие, мы не должны его разменивать. Интеллигент не определяется профессиональной принадлежностью и родом занятий. Хорошее воспитание и хорошая семья тоже еще не обязательно выращивают интеллигента. Интеллигент — это тот, чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент — это тот, чья мысль не подражательна«.
Вечная память истинному интеллигенту, автору «Архипелага ГУЛАГа» Александру Исаевичу Солженицыну.
