Дмитрий Александрович Пригов вошел в литературу как несомненный и признанный лидер нового направления «концептуализм». В годы, когда кроме соцреализма вообще не полагалось никаких школ и направлений, это было неслыханной дерзостью.
Однажды, уже в начале перестройки, власти все-таки уволокли писателя в психушку, но нам удалось его оттуда вырвать, правда, с большим усилием. В наших многочисленных совместных легальных и полулегальных диспутах я хорошо усвоил постулат Пригова-концептуалиста: «Поэзия — это то, что условились называть поэзией». Пригов стал великим — не боюсь этого слова — шутом и пересмешником своей эпохи. Вся читающая Москва почти наизусть знала его «Апофеоз Милицанера». «С Востока виден Милиционер / И с Юга виден Милиционер, / И с моря виден Милиционер / И с неба виден Милиционер / И
Цитировать Дмитрия Александровича сложно. Нужна именно его неповторимая интонация, пародирующая то акафист, то газету «Правда», то просто советскую и постсоветскую речь. В 2002 году на поэтическом фестивале в Сорбонне Пригов прочел главу из «Евгения Онегина» на распев буддийской мантры, горловым пением. Французы не поняли, насколько это смешно. Я же удивился выносливости поэта, перенесшего в
В Третьяковской галерее на Крымском Валу и сейчас выставлена его инсталляция, где огромная уборщица в черном халате летит, оседлав метлу и выставив стоптанные кеды навстречу фужеру, наполненному наполовину красным вином, а напротив — холст с изображением глаза той же таинственной уборщицы, где зрачок, как фужер, наполовину красный.
В Пригове есть
И все-таки он дважды проговорился. Один раз сказал, что
«Тошно, тошно мне, Господи!» — кто это кричит? Пригов? Да полно, кто же этого не «кричит», хотя бы шепотом или про себя. Пригов уловил главное — интонацию времени. А интонация никогда не лжет.
Дмитрий Пригов будет похоронен 19 июля на Востряковском кладбище.
Константин Кедров