Нынче все новостные программы начинаются одинаково. Или с убийства, или с дорожно-транспортного происшествия со «скончавшимися на месте», или с падения самолёта. Если не милиционеров подорвали, то инвалиды сгорели. Если не автобус в пропасть сорвался, так «гидроудар» с человеческими жертвами. Весь этот негатив — «каждому телезрителю свой персональный труп» — обрушивается на наши головы уже два десятилетия, и людская психика не выдерживает.
Три часа ночи. Дверь открывает женщина средних лет, одетая в восточном стиле. Воздух в квартире удушливо пропитан благовониями. На полу и стенах разноцветные циновки, на полках в ряд нэцке.
Женщина навзничь валится на диван, картинно закинув руки за голову, часто дышит, глаза прикрыты.
— На что жалуетесь?
— Доктор, мне плохо.
Присаживаюсь на табурет у изголовья и начинаю мерить давление, считать пульс. Пациентка беспорядочно двигает руками, хватая меня то за руки, то за колено. Измеряю всё повторно. Никаких отклонений от нормы.
— Так что всё-таки случилось?
— Ой, я сейчас потеряю сознание.
— Хорошо, я посижу рядом и подожду. Как потеряете, буду принимать меры.
Потеря сознания тут же испарилась. «Больная» резко усаживается на диване и спрашивает в упор: «Вы с какой подстанции? Какой номер вашей бригады? Я буду жаловаться! И вообще у меня в доме ведётся скрытое видеонаблюдение, чтоб вы знали».
— А на вашем видео будет показано, как вы меня за коленки хватали?
Мы с фельдшером направляемся к двери. Визит окончен. Но пациентке надо же как-то нас напутствовать «последним словом». И глядя куда-то вверх, на шкафы с восточными фигурками, она громко произносит: «Так, три часа двадцать минут. Доктор ушёл и не оказал мне помощь».
Как сказал бы Станиславский: «Не верю!»
Следующий вызов вполне серьёзный. Пожилая больная с церебральным кризом. Надо оказывать помощь, работать. Но зачем-то рвётся в бой младшая дочь больной. Прямо так и огорошивает: «Доктор, а вы что, спать хотите? Я видела, как вы шли к подъезду прогулочным шагом. Нельзя ли побыстрей? Вы же, надеюсь, клятву Гиппократа давали?»
Мол, я в четыре ночи не хочу спать и вы не должны, пошустрей, пошустрей. Тут не знаешь, что и ответить. Как будто в упомянутой клятве, которую, к слову сказать, никто в России не принимает и не даёт, написано, что врач не должен хотеть спать и должен на вызовы бегать бегом и помощь оказывать мгновенно. Крибле, крабле, бомс — и криз купирован. Может, они смекают по старинке, что доктор не человек, а ангел с трубой? В смысле со стетоскопом? Что диагноз ясен, стоит только мельком взглянуть?
На следующем вызове из-за двери появляется рассерженное лицо пожилой дамы: «Вы зачем тут пришли? Вас кто звал? Я же заказывала врача женщину!»
«Меня заказали во вторник, к обеду...»
Это, однако, не самое худшее. Часто бывает, что медики «Скорой помощи» получают на службе удары по голове, им ломают кости, обливают кислотой, их кусают собаки. Стреляют, как в Челябинске в 2007 году, резиновыми пулями. Пациенты и их родственники стали не просто конфликтные, а агрессивно-конфликтные. Почему? Думаю, без информационной жути, выливаемой на людей СМИ, тут уж точно не обошлось. Страшно людям. А страх — это такое чувство... Меня вот только за последние несколько суток грозились уволить, посадить, разобрать на запчасти, помножить на ноль, опустить ниже плинтуса и т.д.
Думаете, отчего так люди себя ведут? Только от страха.
После смены рассказываю эти истории сослуживцу. Он на минуту задумывается, а потом произносит длинный монолог.
— А знаете, коллега, я всё делаю, что эти маглы просят. Хотят кардиограмму — будет им ЭКГ, просят измерить уровень сахара — молча достаю глюкометр. Хотят в больницу — пожалуйста, инъекцию — с превеликим удовольствием. Будет приказ полы им мыть, будем мыть. Заставят кашу варить, что ж, ничего не поделаешь, будем варить. Пусть эти наши пациенты и их родственники сто раз не правы. Но... Пожалуется такой гоблин на плохое обслуживание прямиком в Департамент здравоохранения, и вот мы с вами уже и безработные. А в нашем возрасте, знаете ли, потерять работу чревато. Так что мой вам совет: соглашайтесь со всем, что вам говорят, соглашайтесь со всем, о чём просят.
В ночь после этого разговора я спал плохо. То мне снился медиамагнат Ромбаль Каше из французского фильма «Игрушка», спрашивающий не Блинака, а меня: «Кто из нас чудовище, доктор? Я, приказавший вам пройти обнажённым по вашей подстанции, или вы, согласившийся оголить зад?» То откуда-то издалека в нарастающей тональности звучали куплеты Дуремара:
Да, я готов унизиться,
эх, я готов унизиться,
Лишь только б к сладкой цели
хоть чуточку приблизиться.
Проснулся с головной болью и совершенно разбитый. В течение нескольких последующих суток честно следовал совету старшего сэнсэя. Старался быть белым и пушистым. Был сама покладистость, предупредительность и учтивость. «Улыбаемся и машем!»
Короче, я был так хорош, что стал противен самому себе.
Как всегда, избавление пришло неожиданно. На этом вызове было всё как всегда. Квартирка — «медвежьего угла приют невежества и зла». И глумившийся над нами пьяный. Ему не было плохо. Ему было хорошо. Как говаривал актёр Евдокимов: «Сам здоровый, морда красная». Видно, в детстве в родничок ничего не насыпалось. Но хуже всего было то, что он так же глумился над своей старушкой матерью. Я был вежлив, сохраняя до последнего на своём лице глупую маску безучастности. Я даже пытался шутить: мол, вы не настолько красивы, чтобы хамить. Но вот когда этот организм сказал матери, что ... её в рот, приспустив при этом свои тренировочные, я пошёл к двери. А хамло упал. Ну, поскользнулся на полу случайно.
Видит бог, я его не трогал. Он же там, наверху, всё видит. Вот и наказал. Чтоб новости по телевизору не смотрел. Чтоб спесь свою и агрессию поубавил. Пьяный анчоус, конечно, не понял, отчего вдруг упал. Где ему, да ещё подшофе, дойти до вселенских обобщений.
А я в эту ночь наконец отлично выспался. Без снов и сновидений.
Георгий ЕГОРОВ, врач «Скорой помощи»
