Сегодня публикуем интервью (2014 года) журналиста Андрея Ванденка с двумя талантливыми людьми из «Квартета И» — актёрами Леонидом Барацем и Ростиславом Хаитом.
Данила Трофимов, редактор 1001.ru
Куда бедному россиянину 1 января податься? Не в том смысле, что непременно малоимущему, а любому, кто не променяет родину в новогодние каникулы на Куршевель с Мальдивами. Шампанское уже допито, оливье еще не доедено, однако сил дожевывать его уже нет. Нужна передышка. Самое время сбегать в киношку. По крайней мере, так считают участники «Квартета И». В первый день 2014 года на экраны страны выходит новая комедия от людей, знающих, «О чем говорят мужчины» и чем «День радио» отличается от «Дня выборов». О фильме «Быстрее, чем кролики», и не только о нем, дуэт Леонида Бараца, которого все упорно зовут Лешей, и Ростислава Хаита расскажет за себя и двух других парней — Камиля Ларина и Александра Демидова. Так в квартете дело поставлено: один — за всех, а двое — за четверых. И даже за пятерых, если вспомнить часто незаслуженно забываемого журналистами главрежа коллектива Сергея Петрейкова.
— Кто-то под Новый год ходит в баню, а у вас, похоже, другая традиция…
Леонид Барац: Как правило, в конце года старого и в начале нового мы традиционно много выступаем. На корпоративах. Часть московской интеллектуальной элиты презирает нас за это. Дескать, замараны. Что тут возразишь? Да, приглашают, и часто мы соглашаемся. Честно работаем вместо того, чтобы отдыхать. Жертвуем семейным праздником ради семейного же благополучия. Вот когда звать перестанут, а мы упорно продолжим выступать, тогда привычка из вынужденной станет приобретенной.
Ростислав Хаит: Если же вы про кино, то фильмы к 1 января мы выпускаем лишь во второй раз. Вряд ли можно назвать это устоявшейся традицией. Ощущение новизны пока еще не пропало. Напряженно ждем начала проката картины. Изменить-то уже ничего нельзя. Чувство, как в казино. «Ставки сделаны, господа!» Осталось узнать, на ту ли цифру поставили. Подозреваю, все новогодние каникулы просидим на сайте Rentrak, где появляется информация о бокс-офисе. Страшная история!
— С выбором даты не погорячились?
Р. Х.: К вечеру народ должен постепенно протрезветь. Люди захотят прогуляться, сменить обстановку. Зайдут в кинотеатр, а там мы: «Здрасьте!» В картине ведь действуют такие же герои: просыпаются и не могут сообразить, где они, что с ними, чем накануне занимались…
— В этом фильме вы не только актеры, сценаристы и продюсеры, но и инвесторы. Кровные на кон поставили. Стремно…
Л. Б.: Сначала мы снимали на чужие деньги, потом делили с партнерами расходы пополам, сейчас большую часть взяли на себя. Конечно, шаг непростой. Ровно об этом и говорил Слава, вспомнив о казино… Очень хочется вернуть вложенное. И даже приумножить. Риск возрастает из-за того, что мы снимали не продолжение уже апробированных тем, условно «О чем говорят мужчины-3», а оригинальную историю. Хотя абсолютно в нашей стилистике.
— Вы ведь, кажется, хотели экранизировать «Кроликов» раньше других своих спектаклей?
Р. Х.: В 2007-м к нам пришли люди и заказали фильм по «Дню выборов». Мы планировали заняться «Кроликами» следом, но получилось лишь сейчас.
Л. Б.: Думаем, это самый кинематографичный из наших спектаклей. Посмотрим, что скажут зрители.
— Сколько стоило удовольствие?
Л. Б.: Три миллиона долларов.
Р. Х.: Но не вся сумма из нашего кармана. Что-то инвестирует прокатчик, очень помог Фонд кино, выделив тридцать миллионов рублей. Из них — двадцать пять безвозвратно. Эти деньги позволили нам избежать продакт-плейсмента. В фильме нет ни одного бренда, за показ или упоминание которого мы взяли бы хоть рубль.
— Это принципиально?
Р. Х.: Хотелось обойтись. Да, мы постарались бы сделать изящно, как-то обыграть с помощью шуток, но осадок наверняка бы остался.
Л. Б.: Меня реклама в кино раздражает. Особенно когда вставлена топорно. Если фильм хороший, погружаешься в него, воспринимаешь все как правду, следишь за героями, переживаешь, а тут вдруг — бац! — и перед твоим носом начинают крутить бутылкой водки, всячески привлекая внимание к этикетке…
Р. Х.: Или навязчиво рекламируют сотового оператора. А потом производителя майонеза. Забыв, кто продюсер и автор сценария, ты уже тихо ненавидишь актера, думая, что он, наверное, и взял деньги спонсора… Словом, вот этого мы точно не хотели в своей картине.
Л. Б.: Откровенно говоря, раньше у нас не было возможности диктовать или слишком придирчиво выбирать. Мы прибавляем шаг за шагом, без стремительных взлетов, но и без жестоких падений.
Р. Х.: Первые лет восемь наш театр находился на грани выживания. До спектакля «День радио».
Л. Б.: С его появлением мы перестали думать о билетах, зал начал стабильно заполняться, и на смену старому репертуару пришла, как принято говорить, линейка новых спектаклей.
— А потом — не обижайтесь! — вы решили собирать по два урожая с одного поля, перенося на экран обкатанные на зрителе театральные постановки.
Р. Х.: Нет, мы не обиделись. Тем более что ваше утверждение верно лишь отчасти.
Л. Б.: Нельзя сказать, будто однажды засеяли, а дважды взошло. Съемки каждого фильма требовали усилий, сопоставимых с выпуском спектакля. Мы основательно переписывали сценарий, вкладывались в продюсирование, полтора месяца подряд, проклиная все на свете, вставали в семь часов утра…
Р. Х.: Последнее обстоятельство, пожалуй, оказалось наиболее сложным в кинобизнесе.
— А зачем в такую рань подниматься-то?
Р. Х.: Старались по максимуму использовать съемочный день. Если назначать ночные смены, пришлось бы платить двойной тариф, мы же, как скупые продюсеры, считали каждый потраченный рубль, между недосыпом и переплатой выбирая первое…
Л. Б.: Правда, потом, когда усталость накапливалась, и рады были не постоять за ценой, но не могли уже ничего изменить.
Р. Х.: Думаешь: хрен с ними, с деньгами, лишь бы не просыпаться утром. Однако деваться некуда…
Л. Б.: Тут вот еще какая штука… Возвращаясь к вопросу о двух урожаях. Старшие товарищи рассказывали, что в прежние времена спектакли, ставшие фильмами, приходилось выводить из репертуара: зритель терял к ним интерес. У нас подобного нет. Картина «День радио» вышла на экраны в марте 2008-го, спектаклю на тот момент было семь лет, но мы продолжаем играть его и сегодня, поскольку публика хочет.
— Маетесь, наверное?
Р. Х.: Стараемся максимально удлинить перерыв — до месяца-полутора, тогда представления проходят живее. После паузы начинаешь воспринимать их не как рутинную работу, а словно развлечение.
Л. Б.: Дело даже не в усталости. Ощущение, что мы выросли и из «Дня радио», и из «Дня выборов».
Р. Х.: Но это нам так кажется. А зрителям по-прежнему нравится.
— Вы же хотели дублеров найти, ввести второй состав.
Р. Х.: Леша — главный пропагандист этой мысли.
Л. Б.: Не оставляю идеи, хотя пока не получается ее реализовать. Если честно, ленимся, руки не доходят до поиска замены.
— Так, глядишь, вся ваша театральная жизнь в рутину превратится.
Р. Х.: Это неизбежно. Не представляю человека, который играл бы по 10—15 спектаклей в месяц и у него каждый раз горел бы глаз.
Л. Б.: А я могу представить. Считаю, многое зависит от степени профессионализма артиста. Дмитрий Певцов загодя приходит и поет все песни, которые ему предстоит исполнить в нашем спектакле. Кто его заставляет? Он сам этого хочет.
Р. Х.: Может, в родном «Ленкоме» Дима ведет себя иначе, а в «Дне радио» играет раз пять в году, и для него это по кайфу.
Л. Б.: Но в других театрах периодически устраивают репетиции по старым, идущим подолгу спектаклям, а у нас, согласись, такое в принципе невозможно.
Р. Х.: Да, это верно. Иначе может стошнить. Извините за прямоту…
Л. Б.: Нет над нами режиссерского надзора. Вот такие мы беспризорники…
Р. Х.: Хотя залы по-прежнему полные.
— Но это вряд ли лечит от комплекса неполноценности? Помнится, одно время вы сильно переживали, что театральная тусовка вас в упор не замечает…
Р. Х.: Вот лично мне абсолютно по барабану. Наш главный режиссер и соавтор пьес Сережа Петрейков является апологетом театра, и в какой-то момент признание в профессиональных кругах для него было по-настоящему важно. Он потратил огромные личные деньги на проект под названием «Другой театр» и, конечно, хотел, чтобы труд оценили. Сегодня он уже не говорит об этом вслух, но в глубине души наверняка надеется. А наш квартет никогда особо не комплексовал по этому поводу.
Л. Б.: Я нашел для себя приятное объяснение. Да, мы не театр в том классическом понимании, которое сложилось в Москве. Здесь ведь как? Одно мощное направление — традиционный русский репертуарный театр с добротными постановками. Вторая часть — антрепризы с известными людьми из телеящика. И третья ветвь — что-нибудь эдакое. Три часа смотришь на сцену и ни черта не понимаешь. Ерунда, покрытая мраком. Правда, критики находят в ней скрытые смыслы… Мы не вписываемся в схему, вот нас и не воспринимают как театр.
— А вы себя им считаете?
Л. Б.: Тоже не очень. Сережа, например, уверен, что мы живем по законам рок-группы. Может, и так.
Р. Х.: Хотя внешне все соответствует канонам: пишем пьесы, распределяем роли, репетируем, играем для зрителей…
— Но на десятилетие «Квартета И» не удержались, назвались лучшим театром всех времен и народов. И даже почетным призом себя наградили. Как говорится, в каждой шутке есть доля…
Л. Б.: Стараемся сохранять самоиронию. Понимаем, что пьесы у нас хорошие, хотя и не чеховские.
— В итоге двадцать лет одиночества.
Р. Х.: Наедине со зрителями. Правда, без критиков. Ну и что? Допустим, стабильно полные залы и высокие цены на билеты — не критерий. А оценки тех, чьим мнением дорожим? Многим ведь симпатично происходящее на нашей сцене. И люди говорят об этом вслух не из желания сделать нам приятное.
Л. Б.: С другой стороны, порой смотрю в чужих театрах откровенную лажу, потом читаю восторженные рецензии и думаю: стараться, чтобы понравиться вот таким критикам? Да зачем это нужно?!
Р. Х.: Мы за открытость. Если люди на наших спектаклях сдерживают смех, поскольку это считается моветоном, мне их очень жаль. Одному по душе Стас Михайлов, второму — канадский карлик, пишущий левой рукой, третьему — «Квартет И». Вот и славно! Зачем стесняться? Надо быть искреннее.
— Поэтому вы с максимальной открытостью и послали далеко-далеко Евгения Гришковца?
Р. Х.: На самом деле произошла простая вещь. На выпады в свой адрес мы отреагировали лишь спустя несколько лет. Терпели долго. Одно время даже приятельствовали с Женей. Домами не дружили, но общались, как-то раз были у него в Калининграде. До сих пор считаю спектакль «Как я съел собаку» лучшим из того, что видел в своей жизни на сцене. Абсолютное потрясение! И другие постановки Гришковца мне нравятся — больше или меньше, но это махина, явление. Офигенный чувак! Однако в какой-то момент, когда мы начали делать нечто похожее — под его влиянием, Михаила Жванецкого или кого-то еще, — Женя перестал сдерживаться и принялся говорить в наш адрес гадости. Чем дальше, тем грубее. Обвинил во вторичности, назвал бездарностями, зарабатывающими деньги на его ноу-хау…
Л. Б.: Одним словом, козлы. Я думал, почему мы ответили. Может, это нас унизит, но все же расскажу. Нам свойственно не скрывать свои слабости, а выпячивать. Да, первые наскоки Жени нас задевали, потом льстили, поскольку мы сдержались и молчали. Пока Гришковец не перешел грань. Это было уже не приглашение к диалогу, а открытое оскорбление. Он написал глупый пасквиль, что нас сильно удивило: Женя — тонкий, умный, талантливый человек. Мне это почему-то напомнило СМС, которое пьяный мужик в пять часов утра отправляет бросившей его женщине. Сгоряча пишет всякую дурь, а утром трезвеет, перечитывает и ужасается. Но сообщение уже ушло…
— И даже ответ получен: «Иди ты, Женя…!» Ну и далее по всем известному адресу.
Л. Б.: Да, на посвященном 20-летию «Квартета И» юбилейном вечере в Театре эстрады Саша Демидов передал от нас такой привет Гришковцу. За то, что он от души потоптался на нашей жизни, называя ерундой все, чем мы занимаемся. По-моему, это честно и справедливо.
Р. Х.: Тут вот еще какой нюанс: мы сделали все не со злости, а исключительно ради красного словца. Не то что долго копили обиду, а потом смачно плюнули, подгадав, когда больше народу услышит. Не об этом речь! Короткий и емкий ответ Гришковцу показался нам хорошим номером для выступления на юбилее.
Л. Б.: Могли и дальше молчать. Или дать в морду при встрече. Чтобы не отягощать ситуацию, решили сделать вот так. Когда готовили юбилейный концерт, перебирали, о чем еще сказать, и вспомнили Женю. Ну и родилась идея. Прикольная. Словом, желчи не было ни капли…
Р. Х.: Вот и готовый подзаголовок для интервью: «Ради красного словца не пожалели Гришковца». Получились такие квиты. Я правильно сказал, Леша?
Л. Б.: В переводе с украинского: такие цветы. Если ты об этом.
Р. Х.: А о чем же? Конечно! А еще помню, года полтора назад летели мы с Евгением в одном самолете.
— В бизнес-классе.
Р. Х.: Ну разумеется. И он, и мы как-то неловко поздоровались… Воспитанные люди не говорят друг другу в лицо гадости, а вот письменно опустить или заочно послать со сцены — это пожалуйста. Такие грозные интеллигенты.
Л. Б.: Только слово «грозный» напишите, пожалуйста, с маленькой буквы, это не название города.
Р. Х.: Смешная ситуация была, когда Игорь Золотовицкий праздновал пятидесятилетие. Он отмечал его после спектакля «Дом», поставленного в МХТ по Гришковцу. Мы с Лешей ненадолго заехали, поздравили и ушли.
Л. Б.: Боясь встретить Женю…
Р. Х.: А Камиль остался. И вот он разговаривает с Золотовицким, а поодаль стоит Гришковец и чего-то ждет. Ларин, как ни в чем не бывало, продолжает беседу, Женя не выдерживает, подходит и спрашивает: «Ну что, Камиль? Не знаешь, как на меня реагировать?» Камиль смотрит на него и отвечает: «Почему не знаю? Так и реагирую». После чего опять отворачивается к Игорю. Но, повторяю, между нами нет войны…
Л. Б.: Что, впрочем, не лишает меня права высказывать претензии к тому, что Гришковец делает в последнее время на сцене. Его «Прощание с бумагой» мне не понравилось. Ощущение, будто недоговаривает, обходит какие-то важные личные проблемы.
— Стоп! Хватит о Гришковце, давайте о вас.
Л. Б.: Про него мы говорим отстраненно, по отношению к себе быть объективными гораздо сложнее.
— Пока у вас все вроде бы складывается, хотя, думаю, немало и тех, кто ждет ваших неудач.
Л. Б.: Люди, к сожалению, любят, когда у других проблемы.
Р. Х.: Мы такие же. Я с радостью констатирую чей-то провал. Правда, и успех тоже.
Л. Б.: Вот! Всегда иду в театр, надеясь получить удовольствие. Позиция беспроигрышная: если спектакль удался, хорошо. Если провалился, тоже неплохо. Есть повод обсудить, как кто-то другой обделался.
— Что случается чаще?
Л. Б.: В последнее время везло на классные постановки. Понравились «Король Лир» в «Сатириконе», «Тарарабумбия» у Крымова…
Р. Х.: Я гораздо больше люблю кино и порадовался за создателей фильма «Горько!». Умирал от хохота! Считаю, это блестящий успех. Мой брат сказал, что «Горько!» — смесь Кустурицы и фон Триера, а вместе — чистый Салтыков-Щедрин. Прекрасная сатира!
— «Горько!» вышел в октябре. А вы знаете, сколько конкурентов ждет вас на Новый год?
Р. Х.: Тут ведь важно не только количество. Кроме нас выходят три отечественные комедии, их будут смотреть те же зрители, что и «Кроликов».
Л. Б.: Весь вопрос, сколько раз за каникулы люди решат выбраться в кинотеатры, с какой картины начнут…
— Прочел, что в обозримом будущем планируете запуск третьей части «О чем говорят мужчины».
Р. Х.: Нет. Пока нет. Надо дождаться хотя бы конца января, понять, какую кассу соберут «Кролики». Может, нам будет уже не до новых фильмов…
Л. Б.: Мы никогда не пытались стратегически просчитать конъюнктуру, всегда отталкивались от себя и… удачно попадали в зрителя.
Р. Х.: В любом случае от кино вряд ли откажемся. До тех пор, пока это занятие будет приносить нам удовольствие и деньги.
— Лучшие сборы — это вторая часть «Мужчин»?
Л. Б.: Успех был фантастический! Обычно я излишне оптимистичен в прогнозах, но результат превзошел даже мои смелые ожидания.
— Двенадцать миллионов долларов?
Р. Х.: Вместе с Украиной — двадцать один. В России — 570 миллионов рублей. Все серьезно…
Л. Б.: И оба кокетливо заулыбались…
— А вот ваш роман с телевидением почему-то не заладился.
Р. Х.: Было несколько попыток — на СТС, на Первом канале, но дальше 4—6 выпусков дело не пошло. Хотя и рейтинг вроде бы показывали приличный, желания продолжать не возникло. С обеих сторон. Распрощались, оставшись друг другом довольными.
Л. Б.: Саша Цекало, который был продюсером шоу «Ни бе ни ме нехило», уговаривал сняться в проекте. Мы не рвались. Вот честно. Понятно же, что на телевидении у нас не получается. Можно объяснять причины или не делать этого, но факт остается фактом. Даже когда нам дали карт-бланш на РЕН ТВ и мы сделали две большие передачи, по форме похожие на спектакль, получилось средне.
Р. Х.: Не можем пробить экран, который по старой памяти называют голубым. Но Саше Цекало все равно спасибо за то, что упорно тащил нас на ТВ. Не покатило. Так случилось…
— Когда смотрите Comedy Club, завидки не берут?
Р. Х.: Нет. Вот совсем. Иногда бывает смешно, порой шутки не кажутся удачными. Еще мне нравятся песни Семена Слепакова, получаю удовольствие, слушая, как он поет. Только и всего. Кому завидую по-настоящему, так это Криштиану Роналду. Португалец потрясающе играет в футбол!
Л. Б.: У нас есть несколько друзей, которые смогли построить себе огромные красивые дома. Это тоже вызывает зависть. Наверное, не вполне здоровую.
Р. Х.: А я завидую тем, кто забьет гол в финале чемпионата мира.
Л. Б.: Но это все же из категории несбыточных желаний, как ни старайся, оно не осуществится. А постройку солидного дома при известном усердии осилить можно…
Р. Х.: Я по инерции. У меня лет с двенадцати осталась мечта, и до сих пор надеюсь: а вдруг сбудется?
Л. Б.: Ну дудак…
Р. Х.: Согласен!
Л. Б.: На самом деле мы со Славой вместе играем в футбол, и время от времени в полудреме я начинаю перебирать в мозгу приятные темы, и почти всегда в памяти всплывает отрывочек из какого-нибудь матча, где я был неплох. Следующий шаг: представляю, будто это не товарищеская игра, а официальная встреча на ответственном турнире. Непонятно, как я там оказался, но во сне на такие детали внимания уже не обращаешь.
Р. Х.: Словом, оба мы, Леша, «дудаки».
Л. Б.: Поэтому и назвал тебя, Слава, так, зная, что легко вернешь мне пас…
— В Бразилию на мундиаль собираетесь?
Л. Б.: Наверное, поедем. Но не на стадию групповых турниров, а поближе к финалу.
— Значит, когда Россия уже вылетит. Чтобы не расстраиваться.
Р. Х.: Разве можно так говорить?! Почему сразу «вылетит»? На Евро-2008 наши выиграли у Голландии в четвертьфинале, и я чувствовал себя счастливым, словно зараз съел миллион таблеток экстези… Аршавин — лучший игрок, Хиддинк — великий тренер… Так что в Бразилию мы собираемся. На месяц не получится, а дней на десять вполне.
— Вчетвером?
Л. Б.: Вряд ли. Мы только на сцене и на экране квартет, хотя и там тоже бывает по-разному. Когда-то у нас был такой принцип: везде вместе. Потом от него отказались.
Р. Х.: Немножко детский максимализм. Хочешь работать отдельно от других — пожалуйста. Но все полученные деньги делятся на пятерых. Строго поровну.
— Даже если в проекте участвует лишь один из вас?
Р. Х.: Конечно. Это выгодно всем.
— Почему?
Л. Б.: Поначалу выглядело так: мы со Славой и Сережей сидели и писали тексты. Это не приносило прямых денег. А Камиль, например, выступал на свадьбах, был тамадой. И отдавал в общую кассу десять или пятнадцать процентов. Мы думали: блин, ну как же так? Несправедливо! А потом договорились, что все заработки равными долями принадлежат каждому члену команды. Время показало: это был правильный выбор.
— Вы говорили сегодня, что напоминаете рок-группу, но на любых «битлов» всегда найдется своя Йоко Оно…
Р. Х.: Понятно, что человеческие отношения — субъективная категория, тем не менее нам вроде бы удалось их сохранить, не перессорившись из-за женщин и денег. Может, так получилось и по той причине, что хватило ума понять: в творческом плане мы по отдельности представляем меньшую ценность, чем вместе.
Л. Б.: Так выгоднее с точки зрения не только денег, но и самореализации.
— Тем не менее даже в квартете может быть первая скрипка.
Р. Х.: Генератором стратегических идей является Сережа Петрейков. Так сказал бы: у него самое большое шило. Это правда.
Л. Б.: За годы роли распределились, сегодня их даже не нужно проговаривать. К примеру, мы со Славой отвечаем за продюсирование фильмов. Ребята берут на себя что-то другое.
— Разбежаться могли?
Р. Х.: Много раз.
Л. Б.: Две наши точки риска — Саша и Сережа. Они очень похожи, хотя крайне разные. Их роднит импульсивность. Я вот не могу сказать: «Да пошли вы все!» Во мне такой функции нет, искусственно ее взращиваю в себе.
Р. Х.: А у меня нет, и я не взращиваю… Мы не строим планы, как проведем вместе остаток жизни. Пока вот так, а что будет через год, посмотрим.
— Вы, кажется, хотели открыть свой ресторан.
Л. Б.: Была давным-давно такая идея, даже прилагали определенные усилия, но потом отказались.
Р. Х.: Нам плохо дается непрофильный бизнес.
Л. Б.: Да и с профильным возникают проблемы… Собирались создать свою кинокомпанию, нам давали под это деньги. Стали искать сценаристов, режиссеров, но вскоре поняли: не-не-не! Спасибо, не надо. Только сами. Написали, сыграли, сняли…
Р. Х.: Так и живем.
— Как кролики?
Л. Б.: И даже быстрее, чем они.
