Наряжать судью в туфли на шпильках, красные лосины и напудренный парик рококо — это всё от лукавого, считает кутюрье Валентин Юдашкин. Он не собирается ловить «хайп» в театре, в свободное время занимается семьей и мечтает увидеть, как будут расти внуки. Об этом народный художник России рассказал «Известиям» после премьеры спектакля «И никого не стало» в Театре Олега Табакова, где актеры играют в его костюмах.
— Подиум — это немного театр. Вы когда-нибудь думали о том, что ваша работа приведет вас на драматическую сцену?
— На сцене мы проводим показы довольно часто, а вот возможность непосредственно работать в театре, над спектаклем, появилась недавно. Правда, когда я только начинал, была работа на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Но это в молодости. Сейчас у меня интереснейшее сотрудничество с Театром Олега Табакова. Вышло уже два спектакля, к которым я создал костюмы: «Моя прекрасная леди», мы делали его с Аллой Сигаловой, и «И никого не стало» — его поставил художественный руководитель театра Владимир Машков. Это был необыкновенный опыт, новое знание о технологии коллективного участия и знакомство с потрясающей труппой.
— А как «Табакерка» решилась вас ангажировать?
— За это огромное спасибо Алле Сигаловой. Много лет назад она помогала мне в постановке показа коллекции. Спустя каких-то 25 лет Алла вспомнила обо мне и пригласила поработать. Ее предложение оказалось очень вовремя. Оно поступило, когда я был не в самом лучшем состоянии — по здоровью, настроениям, желаниям. Но Алла меня организовала, встряхнула и увела в прекрасный мир музыки и театра.
Днем и ночью мы были на связи по скайпу и телефону. Высылали друг другу картинки, обсуждали идеи. Это было необычайно интересно.
— Вы дорогой художник? Чем вас заманил Владимир Машков?
— Речь шла не о стоимости моей работы, а о моей нужности. Володю Машкова я знаю давно. Мы с ним одногодки, когда-то вместе начинали и общались. Потом пути разошлись. Он уехал в Америку, а я ушел с головой в свою работу.
Судьба свела нас в тот момент, когда мне были необходимы новые эмоции. То, что я умею, я и так продолжал делать. Но театр с его коллективом тонко настроенных людей дал мне иные ощущения. А с ними и возможность сделать новый проект уже вне театра. Пока о нем умолчу.
— Спектакль «И никого не стало» стал экспериментом и для скульптора Александра Рукавишникова. Как вам работалось вместе? Не осложняло ли ваше взаимодействие то, что он человек не из театра?
— Александр Рукавишников — крупная личность академического склада, но в его скульптурных произведениях всегда есть место психоанализу. Я бы даже сказал, что они по сути своей психоделичны, но при этом понятны. В атмосфере интерьеров, созданных им для сцены, мне легко работалось над костюмами. Так что сотрудничество с этим большим мастером было очень комфортным.
— Костюм должен помогать созданию характера персонажа?
— К счастью, характер — это забота режиссера. Владимир Машков, на мой взгляд, не только постановщик, но еще и педагог и даже в какой-то степени психолог. Он может объяснить артистам детали работы над образом удивительно точно. Я видел, как он делает это на репетициях, на прогонах. Так же ясно и точно он объяснял всё мне. Для художников возможность участвовать в создании авторского спектакля — находка. Многие режиссеры хотят просто украсить афишу известными именами. И за этим не стоит никакой общей идеи. А Владимир Машков очень хорошо знал, что он хочет увидеть в итоге.
В первую очередь его интересовало соответствие костюмов эпохе. При этом задачи, чтобы это была «калька», «костюм из сундука», не ставилось. Нужно было понять характер героев, отраженный в конкретном времени, но не забыть, что это всё-таки современный спектакль.
Для сцены нужны иные пропорции, здесь важно учитывать близость зрителя, точечное сценическое освещение. Надо сказать, что огромная работа проделана художником по свету, бутафорами, реквизиторами. Мы долгие месяцы проработали вместе. И сейчас я ловлю себя на том, что скучаю по этим людям, по театральной атмосфере. Театр Олега Табакова — это семья, в которой умеют радоваться успехам друг друга и переживают сложные времена.
— А как вы пережили пандемию? Тяжело было работать над спектаклем удаленно?
— Пандемия — испытание, которое проверяет людей на лучшие их качества. Для театра, да и для всех, это не самое простое время. Долго было невозможно выйти на сцену, премьеру нашего спектакля пришлось переносить. Я не понимал, как артисты могут репетировать онлайн, когда ты не можешь топнуть, хлопнуть, коснуться, поймать взгляд партнера. Но режиссеру удалось организовать репетиционный процесс в интернете. И мне над какими-то вещами пришлось работать онлайн. Это было трудно, ведь костюмы создавались силами многих мастеров, не только Дома моды. В процессе были задействованы обувные фабрики, мастерские женского платья, мужского костюма, аксессуаров, шляп. К счастью, партнеры понимали, чего я хочу от них. А я старался как можно тщательней и подробней всё объяснить.
— Вам не хотелось радикально изменить представление режиссера об образе спектакля? Не осмеливались предлагать перенести действие в другую эпоху, одеть артистов в современные костюмы?
— В театре мы сейчас видим очень разные опыты художников. У меня не было задачи, как сейчас говорят, поймать хайп. Мы же понимаем, что я могу одеть кого угодно и как угодно. Сделать так, чтобы судья выходил на шпильках, в красных лосинах и в напудренном парике рококо — это всё от лукавого.
В центре нашего внимания было уникальное произведение Агаты Кристи. Кстати, в этом году 130 лет со дня рождения писательницы. Это эпоха на излете арт-деко. Вторая мировая война идет к концу. Всё понемногу возрождается, в воздухе предпобедное настроение. Люди строят планы на светлое будущее. Поэтому мне были очень важны женские образы. В их костюмах отражена вера в продолжение жизни.
— Это ваша вторая постановка в Театре Олега Табакова. Изменился ли подход к работе?
— Сдача спектакля и сдача коллекции на показ очень похожи. Нужно иметь одну и ту же степень организованности, чтобы всё успеть в срок. Если ты не представил коллекцию на Неделе моды, твои наряды будут уже никому не интересны. То же самое со спектаклем. Если премьера уже назначена, ты не можешь ее сорвать. Дисциплина — прежде всего. Поэтому чувство времени для меня чрезвычайно важно.
У Машкова абсолютный порядок не только в театре, но еще и в структуре организации процесса. При этом он учитывает индивидуальный подход к каждому его участнику. Работать с ним легко.
— В ваших роскошных костюмах и умопомрачительных шляпах актерам надо работать, а значит, их будут часто стирать и чистить. Потери внешнего вида неизбежны?
— Вопрос, как в таких условиях сохранить костюм, всегда меня волновал. Поэтому мы думали о новых технологиях в уходе. И то, чего удалось добиться на выходе, конечно, заслуга костюмерного цеха Театра Олега Табакова. Это удивительные женщины, которые так же сильно, как я, переживали, что будет с костюмами после премьеры.
Признаюсь по секрету, у меня есть некоторые запасы, чтобы в случае форс-мажора их можно было отреставрировать. Даже если понадобится воспроизвести какие-то вещи еще раз, мы сможем это сделать. Ведь театр должен работать, а спектакль — идти.
— Вы глубоко погрузились в эпоху моды 1940-х. Насколько помогла вам в этом Агата Кристи?
— Вообще королева детективов была женщиной своего времени. Ей удалось запечатлеть и сохранить для потомков важные детали. В ее произведениях всегда тщательно прописан внешний облик героев. Например, совершенно ясно, что женщина без головного убора, без перчаток и без сумочки даже в глубоком селе просто не могла выйти из дома. Писательница уделяла внимание деталям и довольно точно описывала уклад жизни героев в британской провинции с их огородами, маленькими садиками и долгими прогулками или жизнь города с его ритмами и красками.
Моя жена очень любит Агату Кристи. Мы много читаем. Чтению детективов особенно способствует пандемия. А еще часто смотрим фильмы по произведениям Агаты Кристи. Кино тоже вдохновляет.
— Вы олицетворяете высокую моду. А есть ли что-то в жизни, увлекающее вас не меньше роскошных нарядов? Чем вы любите заниматься вне работы?
— Сейчас свободного времени стало намного больше, это точно. Столько, сколько в этом году, я дома не был никогда. Раньше приходилось жить в самолетах между Парижем, Миланом, Гонконгом, Нью-Йорком, перелетая с континента на континент. А сейчас я занят семьей. Меня это устраивает. Хотя всё вокруг будто сжимается, твое дело уменьшается в размерах. Я наблюдаю за тем, как даже ценности у людей меняются.
— Что для вас стало иным?
— Ну, во-первых, я становлюсь старше, и это естественно. Надеюсь, что мудрее, но так ли это, могут сказать только со стороны.
Когда всю жизнь занят гонкой: успеть, успеть, не опоздать, и вдруг у тебя появляется пауза, ты не знаешь, чем себя занять, возникает некоторая растерянность. Но зато в такие моменты открываются новые возможности. Например, удовольствие что-то сделать на кухне или разобрать книги, которые годами покупал и складировал, не имея времени прочесть.
Кстати, недавно Владимир Машков подарил мне прекрасно изданный фолиант «Орнаменты мира». Такого в моей библиотеке еще не было. Раньше мне приходилось что-то искать в компьютере, вспоминать экспонаты в музеях, до которых сейчас не доедешь. А тут с полки снял — и любой орнамент перед глазами.
Книги и фотографии радуют. Иногда удивляют. Заставляют вспоминать. Смотришь и думаешь: наверное, только тогда и можно было делать какие-то вещи, на которые сейчас бы не решился. Потому что молодость и наглость города берут.
— А о чем вы мечтаете?
— Мечтаю увидеть, как будет дальше развиваться индустрия, в которой работаю. В какую сторону пойдет мода, театр. Останется ли традиционное искусство хоть в какой-то мере. Или поломается всё, и появятся совершенно новые формы.
Ну и конечно, мечтаю увидеть, как будут расти внуки. Хочу наблюдать за тем, что они полюбят, где будут жить и кем работать
Зоя Игумнова
