Выпуск N 71 от 22 января 2003
11.08.2002
Наше вам... разочарование!
Секретарша сказала: "выйдите из метро, а там по трамвайным путям идите направо".
Я человек послушный, как сказали, так и сделала: выхожу, иду по железным линеечкам. Но идти по трамвайным путям не так уж и легко: постоянно трамваи за пятки покусывают... Поэтому пришлось их пропускать. Шла довольно долго. Иногда прячась от трамваев за инкассаторские машины.
Да, иду я, иду... и вижу Ю.... Ю я не люблю. Очень, хоть и учусь на одном курсе с Ю, но Ю.- бескультурная курящая провинциалка, а их я не люблю.
Офис, бизнес-центр, горделивые охранники, форель с ободранной шкуркой и трубчатой глоткой мне в рот смотрит. Фонтан.
"Наше радио" - цитадель ладных звуков, за которую я радела.
- Да, я за аккредитацией.
Вхожу. "Ковардак, беспорядок" Метелки, малолетние девицы лет 17, с голыми животами и пустыми улыбками.
"А где это вы?... Откуда... сейчас, сейчас... Ой, нету вас.... Да, подожди, я видела, блин... где-то..."
"Зоопарк, одним словом"...
"А мы три аккредитации только телеканалам даем... да, будете ждать"
Сначала мне смешно, потом скучно, а теперь - уже злость берет.
И больше всего мне не нравится то, что все эти девочки, так гордящиеся тем, что работают под брэндом "Наше радио", работают там за орешки, то есть даром. То есть, за великую идею "Нашей музыки", ради понтов.
Действительно, Миша Козырев - человек мудрый. Как же легко набрать таких девочек внимать их скорбный труд... Молодец, одним словом!
Ладно, какая-то я злая. Наверное, из-за того, что мне сказали, Козырев - женат...
12.08.2002
Говорите обо мне, говорите... говорите шепотом, под сурдинку, запивая мое имя чаем, говорите, касаясь ресницами щек, переминая пальцами мякиши сдобы, говорите, дуя на молоко, говорите в темноте, щекоча перышками подушки, говорите, говорите мимолетом, мельком, перебирая слова, цокая пальцами по клавишам, говорите, забывая смысл слов, забывая, словно давно-давно все пробуете мое имя на вкус, забывайте... себя.
Говорите обо мне, говорите, прошу! Бередя цветы яблонь, щекоча любимые локоны....
Не говорите обо мне мельком, второпях, не говорите громко, разрывая воздух руками, не говорите невпопад, не говорите лопнувшим гранатом, в темноту, когда темно и сыро, и чай остыл, и ненужно слов, движений, когда рядом любимые глаза, и корица спеет на ветру... и летят...
Не говорите, не говорите обо мне, когда кончится лето, когда носатая осень в пожелтевших ботинках бросит пыль в вашу книгу, и травы в лицо, и хочется убежать, и нужно убежать, укрыться, и дождь, и грустно, и... молчите, молчите: она уже здесь.
13.08.2002
Для тебя
Она светлая. Разная. Разноцветная. Такое лицо живое. Как будто кино смотришь, постоянная смена кадров: смеется, злится, кривляется, слушает, улыбается, грустит, хмурится, потом опять глумиться... Так легко разговаривать: мы как две скрипки, если закончит партию одна, подхватит другая. И такое же разговор: длинный, тякучий, хрустящий струнами. Люблю таких людей. Это говорит о том, что у них очень богатая эмоциональная палитра. Есть из чего выбрать. Счастье - полной чашкой взахлеб. И интерес, и радость, и удивление, и... сила. Только сильные люди могут себя делать. Слабым это сложно. А еще - у нее маленькие ладошки и теплые запястья. Я улыбаюсь, когда она пугается крысы...
А еще - березовые слезы...
А еще: Москва - большая забегаловка, мутная от чада и приторная от чужого дыхания. Сюда прибегают есть, пить, наедаются и убегают домой. Убегают. Рано или поздно. Завсегдатаи "Москвы" - несчастны.
14.08.2002
"Нашествие" за кадром
Когда мне приносят меню, которое состоит из тех блюд, которые я знаю, и тех, которые я не пробовала, я с большей вероятностью попрошу блюдо незнакомое, чем вкусное, но уже известное.
Я не пробовала "шоу-бизнес" на вкус, я очень рвалась, у меня горели глаза и дрожали руки от предвкушения неизвестного лакомства. Когда прошлым летом я "дикарем" поехала на "нашествие-2001", мое лицо горело от спелого солнца, а футболка была серого цвета от пыли. Я с завистью смотрела на журналистов, проходивших в "золотую зону" и жующих шашлыки на скамеечках, в то время как я сидела на пыльной траве рядом с девочками-панками и выпрашивать воду. Я поклялась себе, что следующим летом я буду в пресс-зоне. Мечта сбылась.
И?
Я среди них, гордо ношу на груди проходку "пресса" с кастрированным уголком. Бегаю от пресс-зоны до пресс-центра и обратно, задаю самые не затюканные вопросы на пресс-конференциях и веду себя довольно смело. На меня оборачиваются, когда я держу микрофон, и спрашивают как у компетентного источника. Похоже, я единственная, кто читал пресс-релиз "Нашествия". Производить впечатление не на кого. Вокруг - региональные журналисты от 14 до 20 лет, большей частью несерьезные девочки с микрофонами и проколотыми пупами, интеллекта которых хватает на вопросы о творческих планах и "Почему вместо футбола вы поете гандбол?"
***
Устаю, присаживаюсь наугад на первую попавшуюся скамеечку и встречаю знакомых людей. Света - человек замечательный, бегает за артистами, выводит их под конвоем на интервью и следит, чтобы никто не убежал. Периодически теряет проходки и роется в сумке. Пару интервьюшек перепала и мне.
"Шоу-бизнес" - это не праздник. Это работа. Это когда ты хочешь послушать любимую группу, а просиживаешь все их выступление в душном пресс-центре. Это когда так хочется взять автограф, но не берешь, потому что с точки зрения журналистики "это непрофессионально". Это когда хочешь выразить восхищение и просто обнять полюбившегося человека, а надо спрашивать про даты гастролей. Работа тяжелая, изматывающая, напряженная. Жарко, соленая жажда и потные руки. Пивные рты и глухие звуки.
После пятой пресс-конференции к "звездам" я привыкаю, и они перестают меня интересовать. Работать все равно сложно: вместо журналистов палатка набита випами, которые заваливают артистов бумагой, футболками, фотографиями с подписью "Приезжайте к нам на Колыму!" и прочей сувенирной продукцией. Фотографы нависают, встают тебе на колени, давят собой твои плечи и кричат "Сидеть, писатели!" на стоящих впереди пишущих журналистов.
Как сказал очень хороший журналист: "чтобы окупить свою поездку на Нашествие, надо после этого книгу написать". Дорого все и невкусно. Я питаюсь мороженым в первый день и сушками во второй. Второй день я закусывала сушки хлебным "Аквариумом" и занюхивала понюшкой "Шивы"... Первое вкуснее.
Как я уезжала
А вечером мне надо было ехать. Можно было и остаться: друзья приехали с палаткой, с гитарой и книжкой Булгакова, но сдать отчет-статью за первый день надо было уже в воскресенье. Журналистский долг? Человек прозорливый сказал бы, что в выборе девушки "где ночевать?" замешан мужчина. И оказался бы прав.
Ночевать в палатке романтично. Особенно с человеком, которого ты когда-то любила. Особенно с человеком, с которым ты в палатке и познакомилась. По-прежнему очень красивый, но очень пыльный и равнодушный. Правда, когда ты видишь, как некогда любимый человек пьет водку, закусывая твоим миндалем... Когда пыльные гогочущие лица будут спрашивать в лицо "Как тебя зовут?", ты захочешь уехать. Романтикой не пахнет. Пахнет мочой и пивом.
Уже стемнело, Сплин убаюкал солнце, а Земфира раскачивала толпу, когда я поспешила на электричку. Я надеялась, что толпы я избегу. Нет, не удалось. Вдоль аллеи из милиционеров плыла толпа. Грузная, тяжелая, как след от валика с черной краской. Темно, и мне по-настоящему страшно: она страшная, эта толпа... пьяная, жестокая, она состоит не из лиц, а из безликих туловищ, острых локтей, тяжелых стоп, которые рвут твои шнурки, из орущих глоток, звериных криков... Страшно.
Над платформой нависает перебродившее тесто из людского месива. Меня охватывает паника: я не могу двигаться никуда, кроме направления толпы. Я не сама по себе. Я должна подчиниться и следовать Ее воле... Ждем электричку. Единственное чего я боюсь - что меня затопчут.
Где-то вдалеке гудит рожок какого-то меломана. Ладно так гудит. А впереди идет поезд и тоже гудит, словно откликается. И звук похож на позывные электрички: "Туууу". Толпа немного повеселела: "Парень, громче дуди! Это манок для электричек!". Через несколько минут действительно подошла электричка. Паренька с рожком внесли в нее на руках, каждый подходил, хлопал по плечу и радостно поощрял: "Молодец! Электричку нам нашаманил!"
Как мне удалось выжить
Электричка чуть не пошла по швам от набившихся людей. Мне удалось сесть у окна.
Сначала все было добродушно, душевно: под улюлюканье пели песни всем вагоном и весело бранились. И я уже начала думать: как все-таки к лицу русскому человеку единодушие! Идея, желание, порыв... когда многих объединяет что-то хорошее, когда это что-то хорошее известно каждому... Какое же начинается веселье! Может, и беспричинное, но истинное и стойкое! И я представила этих людей: мужчин с темными лицами, искаженными увесистыми улыбками, - идущими с войны... С победой! Как же им было хорошо... Состояние безудержной радости, которую невозможно испытать в одиночку.... Все-таки, это правда, что соборное сознание истинно и единственно возможное для православных.... Лишь тогда они могут легко добиться многого.
Но... что-то случилось: песня оборвалась, смех вытеснен распрей. И вот эти огромные, тяжелые мужчины, момент назад певшие бок о бок, уже размахивают кулаками, уже кричат, уже брызжет кровь тяжелыми каплями... И вот весь проход цельным полотном зашелся словно колеблемый ветром.... Животный страх и животное любопытство, невозможно отвернуться и не смотреть: "Ударил? Куда? Как он бьет его! Какой ужас! Ты только глянь!" И заворожено, словно на благое действо, смотрят люди, не понимая, что их так влечет в этой сцене и не дает им ее прекратить... И вот дерутся уже другие, мечутся девушки, на меня кто-то падает, мне страшно, никуда не выйдешь, это ловушка, человеческая мышеловка... Я вгрызаюсь в стекло и цепляюсь холодными пальцами за сиденье. И больно, и страшно, и интересно, кого же побили... Проход не унять: словно резина глухие удары по лицу, и ее лицо, эти хлесткие пряди бьют ее по щекам, она видит: бьют ее мужа, кричит, плачет, просить их разнять... Разнимать не хочется: интересно, кто кого? И опять ее лицо, ее слезы... "Выхино". Все позади: Раменское, фестиваль, музыка, радость. Она жмется в его грудь, их уводят, электричка пустеет, грустнеет и успокаивается...
Ваша А.И.Шевелева
