Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Я пытаюсь вести дневник…

Я пытаюсь вести дневник…

8 февраля 1999

Был у писателя Виктора Конецкого. Конецкий сказал, что я должен вести дневник. Сколько раз я слышал это «должен»? Сколько раз я пытался начать? Ни черта не получалось. А, между тем (и тут Конецкий прав) за последние три года случилось много интересного — и встречи с правнуком Достоевского, и с президентом Ельциным, и с тем же Конецким.

«А вдруг ты напишешь книгу?» — сказал мне Виктор Викторович. В это мало верится… Кишка тонка. Но кто знает? Может, получится. «Надо» — так надо. Конецкому моя жизнь кажется интересной. Мне, впрочем, тоже. Может, он и прав…

Конецкий показал свою книгу и письмо в защиту Солженицына, которое он написал в «196- каком-то» году, и которое Солженицын опубликовал в Англии без ведома Виктора Викторовича.

«Представляешь, заходим мы с капитаном и с политруком в магазин. Видим собрание сочинений Солженицына. Я беру первый том, читаю оглавление и нахожу там свое письмо. А за мной стоят политрук и капитан и тоже через плечо это читают. У меня все оборвалось: письмо предназначалось для внутреннего пользования ЦК, а не для печати. Я, ведь, тоже был членом партии. Ну все, думаю, в первом же порту меня отправят домой. … Но не отправили. И капитан, и политрук оказались порядочными людьми.»

Письмо я прочитал. Потрясающе! Я бы так не смог. Это смело. Это поступок. Это Конецкий! Писатель протестовал против цензуры в СССР и защищал опального Солженицына. Кстати, он рассказал мне, как читал в загранплавании запрещенные цензурой книжки и выбрасывал их за борт. А одну ветром на палубу занесло — и ее нашел боцман. Боцман был недалеким человеком и отнес книжку капитану: «Вот, кто-то посеял…»

Мы обсудили и последние статьи в «КП» против Солженицына. Кто-то из Парижа дал собкору интервью о том, что его вся эмиграция не любила.

«Это от зависти, — сказал Конецкий. — Солженицын — очень богат. Они славе завидуют и деньгам, а сами стали неудачниками.»

Я признался, что хотел бы взять два больших интервью — у Горбачева и Солженицына.

«Александр Исаевич тебя не примет. А если примет, то задаст пару вопросов по истории и выгонет… Но ты к интервью с ним готовься! Переписку мою почитай с Солженицыным… Вдруг повезет? Чем черт не шутит?»

Еще Конецкий рассказал про Володина — «удивительно простой человек, страдающий от повышенного внимания.» «Много пьет.» «Принес жене сына от чужой женщины, и та его выходила. Жена у Володина — святая. Но сейчас при смерти.»

10 февраля 1999

Прочитал статью Гали Сапожниковой «Прокаженный город». Речь шла о женщине, которой неправльно поставили дигноз и которая умерла, а журналисты прославили ее на весь Нижний Новгород, как «прокаженную». Я еще раз подумал об ответственности, которая лежит на мне за каждое слово и каждый факт, напечатанные в «Комсомолке».

Сегодня написал записку на редколлегию и возмутился по поводу «уродства», которое учинила редакция над снимком читателя, вызвавшего на поединок в рукопашном бою лидера фашистов Баркашова. Читатель проявил гражданскую позицию и благородство, а наши превратили все стеб, пририсовав ему одежду узника концлагеря. Читатель, меж тем, на самом деле родился в фашистском лагере и провел там девять месяцев…

А еще встретился с актером Виктором Сухороковым. Очень прикольный мужик.

Абсолютно доволен жизнью и благодарит Бога за то, что тот дал ему больше, чем он желал. Это почти как у меня получается. Я тоже доволен судьбой…

12 февраля 1999

Редакция принесла извинения в качестве реакции на записку…

Если сочтете нужным, давайте дневник, цитируйте, комментируйте… В конце концов я пишу его только для Вас. Хотя… Вот прочитал сам про Конецкого — и выпал в осадок… Я же забывать все начал…

Я Вам верю. Вы меня дисциплинируете. Как Вы говорите, цитируя Юрия Сорокина? «Не послать ответ на письмо — это как не пожать протянутую руку?»

Я Вам пишу, отвечаю, вырезаю кусочки из писем…

Читал Ваше обновление на сайте, обзор почты. Вы правы, не печатая оскорбления и нецензурную лексику. В конце концов, мат — это не свобода слова. Можно все сказать без него. Кто не хочет — до свидания! Ваше право, как автора сайта. Меня не за мат, а просто из чувства мести вышвыривали с чатов. И ничего, никто не заступился. А я сам кричать об этом не стал…

20 августа 1999

Сегодня наткнутся на сайт Владимира Владимировича Шахиджаняна в Интернете. Написал ему письмо. Он к моей радости откликнулся.

22 августа 1999

Сегодня умер Александр Демьяненко — Шурик, который снимался с Юрием Никулиным в бессмертных комедиях Гайдая… Светин кричал: «Ему надо было делать операцию, а врачи давали таблетки!…»

23 августа 1999

Я не хочу писать больше. Хочу лучше. Кстати, знаете, какая история с Шуриком? Шурик умер в воскресенье утром. Сегодня, в понедельник я отправил материал, а в 17 часов послал записку: «Вот видите, актер вчера утром умер, а до сих пор даже телевидение ни слова не сказало…» После чего мне позвонил редактор отдела культуры: «Рома! Может, он не умер? Если он не умер, мы тебя завтра уволим!» А я ответил: «Игорь Николаевич! Лучше бы вы меня УВОЛИЛИ, но он был бы ЖИВ! Увы, он умер…» Вот. Дежурная бригада с криком «Ур-р-ра» побежала доделывать номер!» Это о цинизме нашей профессии.

25 августа 1999

Я в запарке. Сейчас вот про кино разворот готовлю в «толстушку». А надо еще брать интервью у Эдуарда Хиля. Прямо, не журналист, а какой-то станок…

Самое страшное — что качество текстов падает. И о дневнике не может быть и речи… Правый глаз — -9, из-за компьютера не вылезаю, не успеваю все в номер писать…

Устал безумно. А завтра рано вставать. И 1500 строк надо сдать до пятницы. … Хиль был так любезен! Так много рассказывал и так интересно! (Мы ходили с бывшим однокурсником, который сейчас на нижегородском радио. И Хиль все время смотрел на меня. В глаза.) Он так разошелся, что жене пришлось силой нас прервать через два часа!

28 августа 1999

Мне хочется статью написать о старооскольской газете «Поиск истины».

Единственная оппозиционная газета, которую создала женщина — Маргарита Николаевна Григорьева. Ей угрожали, она до сих пор возит на салазках тираж, работает за гроши. У газеты тираж — 1 000 экземпляров. Но ее читают все руководители и боятся, как огня. Мне казалось, что такие люди вымерли после 1991 года…

… История с Хилем имела ужасное продолжение. Прощаясь, я ему сказал, что надо интервью заверить. Он удивился и заметил, что никто так не делал. На это я ему сообщил, что есть вообще-то Закон о СМИ, и каждый порядочный журналист интервью заверять ДОЛЖЕН. Полтора суток я работал, и позавчера вечером ему текст показал. Он там поправил, сям… А потом я возьми и ляпни:

«Вообще-то текст очень большой… Контора в Москве сокращать будет.» И тогда он предложил его уменьшить самостоятельно. И уменьшил…

Вчера я пришел к Хилю в 16 часов, они с женой просто ПЕРЕПИСАЛИ все ответы в стиле журнала «Советская эстрада» — сухо и скупо, и сказали: «Или так, или не печатайте совсем!» Времени воевать с ними не было — надо было текст сдавать. К тому же они были милы, провозились со мной двое суток. Два абзаца я у них отвоевал с распечаткой в руках, на большее — времени не было. В 17 часов отдиктовал текст. Кажется, поставили… Но осадок мерзкопакостный…

Теперь я понимаю, почему никто интервью у Хиля не заверяет… Но странное дело — не обиделся, просто считаю, что у каждого — свои «тараканы»….

А коллега, 40-летний, увидев мою распечатку беседы с Хилем, удивился: «Ты все так тщательно расшифровываешь?» Я ответы всегда пересказываю. И тут настал черед удивляться мне…

… Вчера с Зиной Лобановой ходил на закрытый показ фильма Германа «Хрусталев, машину!» Герман настоял на своем — «новых русских» и чиновников в зале не было. Только — интеллигенция. Герман был в рубашечке и простеньких брючках, по-домашнему. Попросил всех не уходить, как это сделали зрители в Канне, а «потерпеть 1 час 20 минут» и следить за судьбой главного действующего персонажа. Еще сказал, что наконец-то удалось напечатать русские копии, благодаря человеку, который деньги дал. Имя этого человека не назвал. Вот бы найти этого «нового русского»! Мы о нем написали, но в двух словах… А сам он скрывается…

Фильм потрясающий. Тебе дали «пищу» на тарелочке, ты ее жуешь, а потом глотаешь. Лучше смотреть вдвоем, чтобы потом помочь понять друг другу. Мы с Зиной второй день обсуждаем. И это с условием того, что я в первые «час двадцать минут», как и предрекал Герман, ничего не понял… Классно работает камера. Она снимает из неожиданных мест и все время двигается. За ней интересно следить.

Единственное — очень натурально передана сцена изнасилования Генерала зеками. Я отвернулся — уж слишком подробно….

… Я бы рад не торопиться. Но жизнь такая динамичная, такая интересная, что не успеваешь себе сказать: «Стоп, парень! Выезжай на природу! Просто насладись тишиной леса!» Разве в отпуске — у папы, и мамы…

29 августа 1999

В свое время я спорил с бабушкой, но потом видел через два года, что она была права, и принимал ее сторону полностью… Поэтому все усилия Шаха (так, шутя, мы его звали на абитуре) по написанию мне писем не пройдут даром. Он — преподаватель Московского университета, журфака МГУ. Его профессия — поучать. К тому же мне интересно.

29 августа 1999

Я стараюсь делать качественно то, что зависит от меня. Про Собчака писать не стал, когда к власти пришел Владимир Сунгоркин, хотя за это я мог запросто вылететь из «КП». По крайней мере, все так говорят. (При Симонове Вощанов очень критиковал Собчака, а когда пришел Сунгоркин — все поменялось.) Я посчитал это проституцией. О чем и сказал. Все тогда удивились. Мальчик, 20 лет, а уже вякает. Зато потом все вдруг зауважали.

Я не продажный. Я не хочу врать своим читателям даже про «Стиморол» и унитазы. Мне имя дороже. И спать я хочу спокойно. Я сделаю рекламу бесплатно, если увижу, что отличный товар. А за деньги — увольте. Все зависит от человека. Есть продажные журналисты. А есть честные. Как и в любой другой профессии…

… А Сунгоркина я уважаю. Все-таки не уволил. А наоборот — предложил поехать в командировку в Америку.

30 августа 1999

Редколлегия похвалила мое интервью с Эдуардом Хилем. Как сказала «свежая голова», в тексте много ранее неизвестных деталей.

31 августа 1999

Утро началось со звонков. Оно всегда так начинается. Потом занимался не понятно чем: звонил, согласовывал, договаривался, обрабатывал электронную почту, решал чужие проблемы. Ничего интересного.

… А вечером убила трагедия в Москве. Опять слезы, опять горе. Я молился, чтобы все выжили. Сразу стал звонить в Москву — друзьям и знакомым… Но их та-а-а-ак много!..

Помню трагедию на «Сенной», когда рухнул козырек у входа на станцию. Мы носились два дня по больницам. А потом поехали в морг. Хоронили семерых.

Жуткий запах. Я впервые был в морге. Я хочу, чтобы меня кремировали, а не тушили в гробу… И чтобы сразу, быстро…

… В редакции сказали, что если буду делать операцию на глаза, то, возможно, ее оплатят. В этом месяце я опубликовал 5 тысяч строк! Это рекорд за все время моей работы в «Комсомолке»!

31 августа 1999

Сегодня звонил Хилю, сказал, что вышло интервью, что его хвалили на редколлегии. Пообещал газету завести. Жена Хиля просто была в восторге. Мы с ней обменялись любезностями…

Как здорово быть милым и добрым! И отзывчивым!

1131


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95