Увидят ли фильм на Украине?
Юлия Шигарева, «АиФ»: — Английская газета «Гардиан» недавно опубликовала статью «Крым» — блокбастер, который мир не увидит. Алексей Викторович, объясните, что в вашем фильме такого, что миру его не покажут?
Алексей Пиманов: — Ну, про мир пусть они помолчат. (Смеётся.) Небольшая Европа и стоящая за океаном Америка — далеко не весь мир. И, когда брюссельская элита заявляет об изоляции России, над этим можно только посмеяться. Совсем недавно Путин посетил экономический форум на Дальнем Востоке. Рядом с ним сидели премьер-министр Японии и президент Южной Кореи, которые предлагали дружить и мосты наводить — в прямом смысле этого слова. Изоляция налицо! (Смеётся.) Поэтому я считаю, что англосаксонский мир, считающий себя центром вселенной, явно недооценивает степень влияния ряда других центров мировой политики.
Теперь относительно того, увидит ли мир фильм «Крым». Знаете, есть фильмы, которые надо снимать с абсолютной верой в то, что ты делаешь. Мне захотелось рассказать о чувствах людей, попавших в водоворот больших исторических перемен. Уверен, что если ты сделаешь хорошую историю о человеческих отношениях, то мир её поймёт.
— Но ведь любой режиссёр хочет, чтобы его фильм посмотрели.
— Думаю, что на Украине это кино всё равно увидят — в Интернете. И мне перед этими зрителями будет не стыдно, потому что и их позиция, их критическое отношение к нам — всё это в фильме есть. Однако мы своей картиной хотели сказать прежде всего то, что надо любить друг друга, а не воевать.
Сейчас мир словно сошёл с ума... Мне очень часто, когда разговор заходит на политические темы, задают вопрос: а будет война? Мы живём с этим неосознанным страхом. Я считаю, что наше кино — это шаг в сторону от войны. Потому что наш фильм — антивоенный. И я в ответе за то, о чём говорю. Нашей задачей было рассказать про то, как в Крыму не дали убивать. Военный конфликт на этой территории мог обернуться, по подсчётам циничных политиков, в 40-50 тысяч трупов. Там должно было произойти то, что сегодня происходит в Донецке, где гибнут ни в чём не повинные люди. Они ведь просто хотели жить, влюбляться, детишек воспитывать. А какие-то дяди захотели научить их по-другому мыслить, по-другому разговаривать. Будете, мол, новых героев воспевать, а своих стариков — предавать. Старики, оказывается, неправильную войну выиграли...
А в Крыму сейчас люди живут, фрукты едят, влюбляются, женятся. И всё потому, что в какой-то момент было принято волевое историческое решение: не дать убивать! И мужикам, которые это решение приняли, я думаю, ещё памятник поставят. Ведь главная задача любой армии — не напасть, а не дать убить. Наша армия всегда защищала, а не нападала. Все большие войны мы вели на своей земле. Знаете, как говорят: русские не начинают мировые войны — они их заканчивают. И в фильме «Крым» рассказывается о том, как русские и украинские офицеры сказали друг другу: стрелять не имеем права.
— Такие слова действительно были сказаны?
— У нас есть эпизод, который произошёл в реальности: в хвост самолёту с нашими десантниками, который собирался сесть в Бельбеке, зашёл украинский Су. Лётчику дали команду стрелять на поражение. А он отказался это делать.
— Сейчас война перешла, по-моему, в иное русло. Украина развязала целую битву против русского языка. Что плохого им сделал язык, на котором говорит половина жителей страны?
— Как что?! Идёт большая геополитическая борьба, в которой язык, книги, фильмы становятся инструментами разжигания ненависти друг к другу. Вспомните: о чём был первый закон, который приняла Верховная рада после переворота? О русском языке! У них других проблем не было, кроме языка, что первый закон приняли не о ЖКХ, не о пенсиях, не о финансировании образования, а о статусе русского языка? Зачем это делалось? Затем, что для человека самое страшное — запретить говорить на родном языке. И, когда ты это делаешь, ты рискуешь получить в ответ огромную волну протеста. И они его получили — вначале в Крыму, потом в Донецке.
— В одном из интервью вы сказали, что нам нужна правда не только о «крымской весне» — в реабилитации нуждаются разные периоды нашей истории. Какие?
— Все! От Ивана Грозного и князя Владимира до Петра I и современности. О нас на Западе постоянно страшилки рассказывают. Информационная война против нас идёт 600 лет — с тех самых пор, как мы сказали, что мы большие и как-нибудь сами на своей территории разберёмся. Почитайте, что писали наполеоновские газеты перед тем, как вторгнуться в Россию.
— Что мы исчадие всех зол?
— Конечно! Они считали нас дикарями. А после 1812 г. они писали, что мы не умеем войну благородно вести. (Иронично.) Они, понимаете, пришли на нашу территорию, «цивилизованно» разорили наши храмы и сёла, а мы их по башке граблями! И что мы за люди?! Разве так можно?! (Смеётся.) А теперь вспомните, что сделал Александр I, когда русская армия вошла в Париж. Он настоял на том, чтобы европейцы создали будущий прообраз Совета Европы: давайте вместе жить, общую культуру развивать, чтобы не было войн. Так был подписан договор о создании Священного Союза. Прошло 20 лет — началась Крымская война. Что сделали европейцы? Они не бросились нам помогать. Они ждали момента, чтобы ударить нам в спину. И ударили.
Из-за чего эта нелюбовь к нам? Потому что мы слишком большие. Потому что природа у нас богатая: и недра, и 80% пресной воды — всё у нас. Мол, это несправедливо, ненормально. А я бы ответил: это несправедливо, что у Англии столько островов! (Смеётся.) Вон у Швейцарии земли поменьше. У Албании земли тоже не хватает. Так давайте поделим!
— Вопрос к вам как к главе медиахолдинга «Красная Звезда». Либерально настроенные круги в последнее время говорят: мол, сколько можно бряцать оружием? Тут парад, там парад... Надо более мирный имидж себе создавать. На ваш взгляд, какой имидж лучше — с мускулами или с пузиком, белым и пушистым?
— Лучше всего находить золотую середину. Существует закон маятника. В советские годы маятник находился в крайне левом положении. Красная армия была «всех сильней». В 90-е гг. маятник качнулся в противоположную сторону. Мы с сумой и ущербной улыбкой пошли по миру: «Вот вам схема прослушки американского посольства! Давайте дружить!» С таким посылом мы ходили по миру 10 лет! И что же, нам сильно помогли? Денег дали? Дали только кредиты МВФ, которые пришлось отдавать, харкая кровью. Они прекрасно понимали — сами мы не сдадимся. Значит, страну нашу надо развалить, обескровив её экономику.
Поэтому необходимо было армию возрождать — в разумных пределах. И мы за счёт технологий сейчас создали такую умную, обученную армию, с которой мало кто хочет иметь дело. Ну и слава богу!
— Возвращаясь к фильму. Вы пытались просчитать, как в России зритель его примет? К сожалению, в последнее время на отечественные картины снова стали идти с осторожностью.
— Я сейчас должен оправдываться за весь отечественный кинематограф? (Улыбается.)
— Нет. Но какие-то ожидания у вас есть?
— Думаю, реакция будет хорошая, ведь это кино не похоже ни на что. В нашем фильме есть душа. Мы постарались сделать, с одной стороны, экшен, но несущая сюжетная конструкция у нас — любовь и фантастические эмоции людей. В том, что люди будут плакать в конце, я уверен. Хорошими слезами плакать. И я очень надеюсь, что многие после просмотра позвонят на Украину своим друзьям: слушай, да бог с ней, с политикой, давай, как прежде, будем созваниваться! И если таких наберётся хотя бы человек сто, значит, я не зря делал этот фильм.
Мне бы хотелось, чтобы мы все поняли одну простую вещь: нельзя предавать и нельзя забывать, нельзя рвать со своими корнями. Невозможно идти дальше, когда у тебя отнимают огромный пласт твоей жизни. Когда так происходит, ты уже не на двух ногах стоишь, а лишь на одной балансируешь.
