7 июня в парижской Opera Bastille состоится премьера оперы Мусоргского «Борис Годунов» в постановке одного из самых востребованных театральных режиссеров — бельгийца Иво ван Хове. Это его дебют в Парижской опере. За дирижерский пульт встанет Владимир Юровский, а заглавную партию исполнит Ильдар Абдразаков. Спектакль будет транслироваться в кинотеатрах Москвы и Петербурга. Перед премьерой Иво ван Хове поговорил о постановке с Марией Сидельниковой.
— Для вас «Борис Годунов» — это народная драма или драма Бориса?
— Смотря в какой из двух версий, которые сделал Мусоргский. Во второй редакции слишком много всего, да и с точки зрения драматургии, на мой взгляд, она менее интересна. Я же выбрал именно первоначальную редакцию 1869 года, более личную, более политическую, без «польского акта», без любовной линии, сосредоточенную на Борисе. Для меня здесь два главных персонажа: Годунов и народ. Народ фрустрирован. Хочет перемен, но ничего для этого не делает, на революции не готов, а чаще и вовсе равнодушен. Люди по-настоящему счастливы только однажды — во время коронации Бориса. Потом — отчаяние и безысходность.
— В этих людях мы должны узнать себя?
— Можно и так сказать. Но я не режиссер-морализатор. Давать уроки не моя профессия. Искусство может быть политическим, но не ангажированным. В театре я ценю диалектику. На сцене я — и Борис, и Шуйский, и народ, защищаю каждого персонажа, пытаюсь его понять. Злость и раздражение действительно приметы сегодняшнего дня независимо от страны. Но люди не знают, что с этим делать. Так и в «Борисе» мы видим эту растерянность. Есть сцена сильнейшего негодования, кажется, что вот сейчас народный гнев прорвется. Но все сходит на нет.
— Насколько важен для вас литературный первоисточник?
— Для меня «Борис Годунов» — это шекспировская драма, ведь Пушкин был большим поклонником Шекспира. Да и я, кажется, поставил уже все драмы Шекспира. И параллели неизбежны. Работая над оперой, я думал о Макбете и чаще — о Цезаре. Борис задается тем же вопросом: власть через убийство — как с этим жить?
— Как вам работалось с Владимиром Юровским? Кто из вас диктовал? Кто уступал?
— Это было очень уважительное сотрудничество на равных. Находиться в постоянном контакте с музыкальным руководителем для режиссера сегодня редкость. Владимир же постоянно присутствовал в театре, на всех репетициях. Он прекрасно знает, что ставить оперу — это соединять музыку и театр, находить общий темп действия, и они должны быть равноправны.
— Из кино вы делаете театр, из театра, а теперь и из оперы — кино. Видео — главная декорация «Бориса Годунова». В чем идея?
— Видео всегда рассказывает историю. В «Борисе» вся история происходит в голове царя, и у видеоряда несколько задач. Картинка позволяет визуально создать ощущение народной массы. В других сценах мы видим пейзажи — всюду бедность, заброшенные промзоны, разрушенные дома. Все эти кадры были сделаны в России. И третий тип видео — это убийство, оно преследует Бориса, мысли о нем постоянно крутятся у него в голове. Это «видеонаваждение» в финале становится реальностью на сцене.
— С оперой вам так же комфортно работать, как с драмой?
— Да, потому что я очень люблю музыку. Я меломан со стажем. В юности наизусть знал весь репертуар La Monnaie (оперный театр в Брюсселе.— “Ъ”). Опера многим обязана именно драматическим режиссерам — Петеру Штайну, Патрису Шеро…
— …но споры о том, на пользу ли опере драматические режиссеры, не утихают.
— Опере нужен режиссер, нужен человек, который сведет воедино пение и драматургию. Иначе это не спектакль, а концерт. Поэтому вторжение и давление постановщика — явление закономерное и неизбежное. Речь не идет о том, что я, режиссер, отдаю приказ, а ты, певец, играй и пой под мою дудку. Нет, такие подчиненные отношения в прошлом. Я всегда стараюсь работать вместе с артистами.
— Много ли в вашем «Борисе Годунове» России?
— «Борис Годунов» — это история России, здесь, конечно, не поспоришь. Но я ставил оперу не про Россию, а про власть. Вам Борис, возможно, покажется Путиным, французы разглядят Макрона, американцы — Трампа. Но это непринципиально. Хочется верить, что спектакль получился универсальным
