В Ярославле прошёл XI Международный музыкальный фестиваль Юрия Башмета. Особый акцент в этом году маэстро сделал на музыкально-литературных композициях с участием К. Хабенского, Е. Миронова и др.
Ольга Шаблинская: Юрий Абрамович, ваши театральные коллеги-мэтры говорят: Островского и Чехова они ставят не от хорошей жизни. Мол, всё, что написано современными драматургами, — игра в поддавки со зрителем. А для вас поиск молодых композиторов — проблема?
Юрий Башмет: Нет. Я считаю, что нужно давать максимальную возможность для творчества молодых. Чтобы у них была цель, перспектива. Поэтому на наших фестивалях — бесконечные премьеры новых произведений.
Но, конечно, мы не берём абы кого. Мол, мальчик, хочешь стать композитором? Тогда давай к нам! Нет, я спрашиваю у уже именитых мастеров их мнение о талантливых молодых людях. И тогда пробуем.
— Но всегда ли удачно проходят эти пробы? Сидя в один из вечеров в зале, я тихо возмущалась: сколько можно разыгрываться, концерт когда-нибудь начнётся?! А оказалось, что это и есть музыка! А вы потом сказали поднявшемуся на сцену автору: «Так и хочется спросить, что ты имел в виду?»
— Я вам расскажу одну историю. Когда-то, будучи в Париже в качестве диссидента, Ростропович мне сказал: «Я за всем слежу, знаю, что ты исполняешь много советской музыки, это замечательно. Играй, играй! Потому что другие композиторы тоже тебя слушают, и это их стимулирует. Я тебе так скажу: из 10 произведений как минимум три очень интересных, а иногда может родиться и шедевр — вот как у тебя концерт Шнитке появился. Поэтому надо всё играть». И он совершенно прав.
Понимаете, я не то чтобы сидел и думал: «Вот стратегия моей карьеры — сочинения молодых». Ничего подобного! Просто репертуар для альта маленький, к сожалению, — я имею в виду маленький по количеству шедевров. Так-то он большой, но мало кто знает эти фамилии авторов времён Моцарта.
Поэтому я в невозвратном долгу перед Тихоном Николаевичем Хренниковым — хоть он сам для альта ничего и не сочинил, но зато был созданный Союзом композиторов фестиваль «Московская осень». В его рамках Хренников давал возможность сочинять каждому члену Союза композиторов. И это исполнялось, на фестивале обязательно звучали премьеры. Так я начал играть музыку таких авторов, как Баркаускас, Калистратов, Головин, Саша Чайковский. В конце концов появились шедевры Гии Канчели и, конечно, Альфреда Шнитке. А у Губайдулиной какой концерт! Зная про мои концерты, уже западные авторы стали писать для альта. Так что Ростропович прав — играть надо всё.
— В этом году в программе фестиваля много произведений, основанных на шедеврах мировой литературы. Особенный восторг у публики вызвала ваша авторская версия «Евгения Онегина», в которой чтение строк Пушкина чередовалось с лучшими сценами из оперы Чайковского. Такой синтез жанров может сделать оперу понятнее и популярнее?
— Конечно! Я понимаю, что знатоки оперы могут критиковать меня за саму идею такого смешения. Но мы решили немножко повыпендриваться. Ведь это интересно — по-другому взглянуть на классическое произведение. Гениальный текст Пушкина у нас читают замечательные актёры — Константин Хабенский и Ольга Литвинова.
Давайте будем честны: тот, кто впервые придёт в оперный театр и будет слушать оперу «Евгений Онегин» — даже с самыми выдающимися вокалистами, — как правило, мало поймёт текст из-за артикуляции певцов. Подразумевается, что зрители сами должны знать сюжет: кто кого любил, кто кого убил. А если нет? Поэтому существовали и существуют речитативы. Гений речитативов — наш Пётр Ильич Чайковский, у него речитативы во всех операх ничуть не уступают с точки зрения музыки ариям.
До недавнего времени я сам неточно понимал, что там в «Евгении Онегине» происходит, в отличие от моего отца.
— А при чём тут ваш папа? Он тоже был музыкантом?
— Нет, не музыкант, но оперу «Евгений Онегин» знал от первой до последней ноты. Потому что он на этом спектакле познакомился с девушкой, которая стала его женой и моей мамой. Им некуда было ходить в Ленинграде в то время, когда они учились, — дискотек не было. И они десятки раз посетили «Евгения Онегина». И оба были влюблены в это произведение.
Но это мой папа. А если вы спросите у обывателя, что там происходит в «Евгении Онегине», вы можете такое услышать, что со стула упадёте. Например, что настоящая любовь была как раз между Ленским и Ольгой, а Татьяна — так, всего лишь второстепенный персонаж.
На самом деле сплетение жанров и стилей — очень интересная вещь. Но здесь во всём должен быть вкус. Я участвовал когда-то в концерте в Карнеги-холле, где были звёзды поп-искусства — Стиви Уандер, Эрик Клэптон и др. У нас был дуэт со Стингом. Я в шутку воткнул ему в плечо свой альт — мол, давай, попробуй! Он отнекивается: «Да я никогда не играл!» Но в результате извлёк очень приличные звуки. Только потом я узнал, что он был джазовым контрабасистом, то есть умеет играть смычком на струнном инструменте.
— Юрий Абрамович, вы гастролируете по всему миру. Где сегодня строят самые лучшие концертные залы?
— Из наших самое сильное впечатление на меня произвёл зал «Зарядье». А за рубежом... Одно время я думал, что Франция в этом плане рухнула, а французы тем временем выстроили феерический по акустике зал. В Японии в любом месте хорошие залы. Даже самый плохой — это, считай, наш на пятёрку с минусом. У них в рисовом поле может стоять коробка, а всё звучит. Правда, звук немножко стеклянный — у них своё представление на этот счёт. Это как у французов инструменты звучат немножко в нос — чем-то напоминает их произношение.
Ольга Шаблинская
