Я родился уже в Москве, в 1972 году. Но лет до семи московский период в моей памяти представлен куда беднее, чем барнаульский и конотопский. Ведь все раннее детство прошло в переездах, сообразно перемещениям моего отца (он продолжал футбольную карьеру, но уже на уровне «низком», провинциальном), а позже — и семейным обстоятельствам.
Отношения моих родителей, увы, испортились слишком быстро. Я не застал в сознательном возрасте того периода любви, взаимопонимания, мелких и крупных совместных радостей, о котором так часто рассказывал отец и намного реже — мама.
Большую часть своего дошкольного детства провел не в столице, а на Украине, в Конотопе. Хотя вскоре после рождения (я должен был родиться в Москве, стать коренным москвичом: на этом настаивал отец, хотя он тогда еще играл в барнаульской команде и заканчивал барнаульский вуз — Алтайский государственный университет, юридический факультет; папа думал о своем будущем, о жизни после спорта) меня увезли в Барнаул. Но мне там сразу стало плохо: тошнота, рвота, потеря аппетита, бессонница, постоянный плач. Местные врачи сказали: не прошел акклиматизацию, — и родители, посетовав, отправили меня назад в Москву, на попечение бабы Лиды. И — Марии Семеновны.
Я и все вокруг звали Марию Семеновну бабушкой. Бабой Машей.
Так же ее звала моя бабушка Лида. Так же звал ее мой папа. И мой дядя Саша. Обоих она растила. А я оказался уже четвертым ребенком в нашей семье, которого ей довелось воспитывать.
Мария Семеновна Пяткина была сводной сестрой моей прабабушки по отцовской линии. У них был общий отец, но разные матери. Родилась она в 1905 году, в Петербурге. Перипетии революции, а потом Гражданской войны (все рухнуло, мой прадед Семен и его новая жена, теперь уже навеки безымянная, сгинули; в семейных преданиях как причина смерти упоминались тиф, штык, пуля) привели к тому, что судьба Марии Семеновны оказалось накрепко связана с судьбой моей бабушки, Лидии Иосифовны.
Кажется, прабабушка пожалела сироту, и Машенька стала жить в ее семье. Помогала по хозяйству, растить маленькую Лидочку. И досталась ей «в наследство». Сначала они жили в Конотопе, потом в Москве. Но конотопская квартира (сначала это был дом, старый, с печкой, я его совсем не помню; потом снесли, всех переселили)
Баба Лида всегда работала, уходила засветло, приходила поздно, а если выпадала ночная смена, то следующий день почти весь уходил у нее на сон. Поэтому Мария Семеновна — баба Маша — готовила, убирала, следила за детьми.
Своих у нее не было.
Всю Вторую мировую войну Мария прошла перевязочной сестрой в санитарном поезде. Познакомилась с раненым офицером. Его звали Михаил. Я видел единственную фотографию, маленькую и растрескавшуюся, напомнившую мне дореволюционные снимки: худощавый, подтянутый мужчина, с подкрученными «чапаевскими» усами, голый по пояс, со втянутым животом, смотрит в кадр весело и уверенно, слегка улыбается… Мария забеременела от него. Михаил вылечился, уехал в часть. А через несколько месяцев — погиб.
Мария Семеновна сделала аборт в том же, своем поезде. Кажется, срок был уже критический, но
Каждое лето я проводил у нее, у бабы Маши, в Конотопе. Научился читать и говорить
