Часть первая. «За берёзовым соком»
Стакан семечек
Время было послевоенное. Голод повсюду, разруха, неурожаи. Женщины да старики в основном в селе уцелели. Мать одна, сестер и братьев младших пять человек. Николаю девятый год пошел. Самый старший из детей был в семье. Раз как-то маму салом угостили, завернув небольшой кусочек в старую выцветшую газету. Деликатес это был и лакомство одновременно. Сестры и братья травы лебеды, гнилой муки, или картофелину прошлогоднюю в поле перепаханном найдут, налопаются так, что животы болят, а тут сало. Пухли с голоду. Колька развернул газетку, чтобы вдохнуть запах. Мама придет, разделит по кусочку. Газетенка старенькая была, с пожелтевшими от времени страницами. Надо же, купюры как настоящие! – удивился Колька, увидев на странице газетки несколько напечатанных купюр достоинством рубль, три и пять. В газете примерно десятилетней давности было объявление по обмену старых купюр. На купюре достоинством в один рубль был изображен рабочий-шахтер, одна из самых почетных профессий в 1930-е годы благодаря стахановскому движению. Вот подрасту немного, – подумал Колька, – тоже шахтером стану. Очень уж ему понравилось изображение мужественного лица шахтера на купюре. Он взял ножницы и вырезал рубль из газетки себе на память.
Мальчишки постучали в окно. Колька выходи, там пацаны, курицу в овраге доедают. Давай быстрей, а то не достанется. Где взяли? «Свиснули» у кого-то, из соседнего села. Ребята шныряли в поисках пищи везде. Колька машинально положил купюру в карман рваных штанов и вышел из дома. Пройдя по улице, завернув за угол, где небольшой «базарок» уличной торговли уже заканчивался. Увидел несколько пожилых людей, торгующих семечками. Ах! Как же хотелось есть от этой мысли было не выносимо. Невозможно было думать ни о чем, кроме как о еде, о запахе пищи. Мелкие воришки его возраста шныряли по базару, воровали, стаскивали все, что плохо лежит на прилавке, стараясь сделать это не заметно и не попасться.
Иди, иди! – крикнули Кольке, когда он остановился и посмотрел на граненый стакан семечек, стоявший в мешке из серой ткани. Жаренные? Тихо спросил Колька. Тебе то, что жаренные или нет. Что смотришь! Денег то у тебя все равно нет. Колька пошарил в кармане, вспомнив, что положил туда вырезанную купюру. Смял ее немного в руке, достал из кармана и протянул за стакан семечек. Ишь ты? Настоящие? Спросила бабуля, прищурив один глаз, рассматривая рубль, который ей протянул мальчуган. Где я возьму сдачи то тебе? Сказала бабуля. Не надо сдачи, – сказал Колька, – стакан насыпь. Бабуля насыпала стакан семечек с горкой в карман Кольки, и он быстро пошел прочь, пока не спохватились и не поймали его за обман. Думал ли он, что совершил отвратительный поступок? Ведь ничего такого он не собирался делать. Само как-то вышло. Голод, страх и выплеснутый адреналин в кровь чуть не свалил Кольку на землю. Он едва держался на ногах. Стой, малец! Крикнул представитель власти, к которому обратилась старушка и указала на паренька, свернувшего за угол. Бабуля, рассмотрев получше купюру, поняла, что ее обманули. Услышав голос и свисток милиционера, Колька обернулся и увидел, что за ним бежит мужчина. Хотел пуститься наутек, но ноги не слушались. Его быстро догнал и схватил огромной лапой за шкирку представитель местной власти. Вот такая история. Колю посадили на лошадку и повезли разбираться. В участке Николай не признался, что у него есть мать, сказал, что сирота. Боялся, чтобы из-за этого ужасного поступка, матери не причинили вред, и тогда маленькие братья с сестрами останутся одни. Переезды с одного приюта в другой Николай почти не помнил. Голодных подростков и детей помладше, опухших с голоду, собирали и отправляли по стране в школы, профтехучилища, осваивать различные профессии. Так Николай попал в Читинскую горнопромышленную школу. Работал в шахте на вагонетки. В насосной станции, откачивал воду, мыл в лотках руду. Куда пошлют на любые работы, штольни, например, по добыче свинца и других металлов. Работа была тяжелой и изнуряющей. Изможденные, полуголодные, обессиленные подростки работали в шахте по семь и более часов в день.
Так один поступок, который Николай пытался забыть и вычеркнуть из своей памяти, изменил и перекроил всю его жизнь. Он пытался так забыть тот случай своей биографии, что сам поверил, что он на этом свете один. Спустя несколько лет его разыскал родственник, двоюродный брат матери. Приехал в Читу и рассказал ему о бедной маме, о братьях и сестрах. Все думали, что ты пропал без вести или утонул, – сказал дядя. Только материнское сердце чувствовало: жив сынок. Хотел дядя увести Николая в родное село, но не вышло. Восемнадцать лет исполнилось Николаю. Призвали в армию, в Морфлот, служить на долгих пять лет.
Пролетели годы, закончилась служба. Купил Николай билет на поезд в родное село. Ехал и думал. Все переживал, что мать свою не узнает. Не помнит почти черты ее лица. Только образ всплывает в памяти смутно. Поезд сбавил ход и медленно прибывал на станцию. Николай смотрел в окно и вглядывался в лица встречающих людей. Узнает ли ее? А она его? И интуиция все-таки подсказала. Увидел и понял. Глаза материнские не забудешь никогда.
Дедушка, тебе плохо – заволновалась Таня. Нет, милая так воспоминания нахлынули детства и юности моей, – сказал дедушка. Вся моя долгая жизнь, словно миг пролетела пред глазами. Мы уже и сока березового с Таней набрали, – сказал Андрей. Выпей кружечку березового сока, сразу легче тебе станет. Знаешь, какой он полезный, – сказал Андрей и протянул полную кружку сока. Знаю, что полезный, – улыбнулся Николай Петрович. А историю свою расскажешь? Заинтересованно спросила Таня. Расскажу, ребятки только домой придем. А лучше, если вы запишите все. Говорят, на бумагу слова положишь, оно и легче станет.
Оливия Дюке
