Был советский районный продмаг — и вот в начале
На первый взгляд жизнь там кипела: подъезжал-отъезжал «каблучок», подвозя товары со склада, шныряли взад-вперёд грузчики, звонили телефоны, что-то любезное бубнили продавцы-консультанты.
Но вот что я вскоре заметила: в этой деловой буче всё ощутительнее был привкус какой-то невнятной скуки. Во всей деловой суете было что-то нежизненное, не бодрое, искусственное что-то — вроде тех многочисленных тряпичных цветов, что были в изобилии расставлены повсюду в соответствии со вкусом жены владельца бизнеса. Шла эта скука с самого верха — от хозяев. Это я почувствовала сразу. Им было скучно. Они вроде и пытались затевать что-то новое, но всё это как-то понарошку, не всерьёз.
Бизнес скукоживался, угасал на глазах.
Деградация бизнеса — это всегда затягивающая воронка. Мало покупателей — мало денег; мало денег — мало товара; мало товара — ещё меньше покупателей; ещё меньше покупателей — ещё меньше денег ...
Ну и дальше по кругу, только на всё более и более низком уровне. Попав в эту воронку, выбраться трудно, хотя и не безнадёжно. Вливание денег (если удастся где-то перехватить) не поможет: попав в воронку, деньги уйдут бесследно. Помочь могут свежая идея и личная энергетика хозяина.
Впрочем, всё это я поняла позднее, а тогда с изумлением наблюдала: бизнес умирает, а хозяевам вроде наплевать. Или скрывают? Да вроде нет. Один отдел закрылся, другой, сдавать помещения в субаренду оказалось выгоднее, чем самим работать: хоть нет прямых убытков.
Начальники ездили на работу всё реже; хозяин, сказывали, завёл бурный роман, директор увлёкся фотографией. «Как же так можно? — думала я мыслями своего покойного папы — советского директора завода. — Завалить работу! Не думать о коллективе! Ведь закройся магазин — человек пятьдесят останутся без работы».
Оказалось — можно, и даже очень. У хозяев, супругов лет сорока пяти, бывших интеллигентов из НИИ, на тот момент уже всё было. То есть квартиры две штуки — на Фрунзенской набережной и возле МГУ на Ленинских горах, обе с евроремонтом и непременной в духе времени перепланировкой. Машины — свежие, глянцевые! Дачки в экологически чистом западном направлении. Плюс коттеджи за границей: на всякий пожарный случай, да и престижно опять же... Ничего сверх этого их постсоветская фантазия им подсказать не могла.
Ну и чего ради гоношиться? Вот они и не гоношились. В магазине едва теплилась жизнь...
Десять лет пролетело с той давней поры, и вот год назад я оказалась в том самом районе.
В перерыве ради ностальгического интереса заглянула в то историческое по личным меркам место. Там помещался магазин «Ветеран» — товары первой необходимости для пенсионеров и инвалидов. Не иначе осталось от ушедших на покой предпринимателей какое-то утомлённо-пенсионерское информационное поле — вот и притянуло оно магазин «Ветеран». Удивительные символы порой произрастают сами собой среди жизненного бурьяна.
От первенца российского капитализма не осталось и следа. Он сгинул навечно.
ОНИ В ОТСУТСТВИИ ЛЮБВИ И ДОЛГА
Зачем предприниматель предпринимает?
Самый простой и очевидный ответ: чтобы заработать деньги. Ну, хорошо, ответ принимается: многие люди пошли в бизнес именно для этой очевидной и прозаической цели. Тогда следующий вопрос, вернее, два вопроса: зачем деньги? И сколько денег? Очевидный ответ: чтобы, наконец, пожить по-человечески. Под этим подразумевается довольно широкий диапазон возможностей: от «не смотреть на ценники в супермаркете» до средиземноморской виллы.
В любом случае, каковы бы ни были бытовые идеалы и притязания данного конкретного человека, при успешном ведении бизнеса они достигаются лет за пять.
А что дальше?
Если цель деятельности — личное благосостояние, то она достигнута. А раз она достигнута, деятельность можно и нужно прекратить. Куда ехать, раз вы уже в пункте назначения?
Очень многие и прекращают.
Когда-то я с изумлением наблюдала бизнесы, которые рушатся при отстранённом попустительстве их хозяев: можно ещё бороться, а он сидит сложа руки, а потом испытывает даже некое тайное облегчение. Теперь понимаю: ему ничего не нужно, он достиг своего потолка, у него, житейски говоря, и так всё есть.
Редко кто признаётся, что ему неохота работать, что цели за пределами личного мирка у него нет. Люди вообще редко признаются в своих истинных побуждениях и мотивах, а всегда находят им приличное и даже престижное толкование: государство не поддерживает малый бизнес, чиновники замучили проверками, налоги ужасны, да и вообще время бизнеса прошло...
Разумеется, заставить предпринимателя предпринимать — нельзя, это дело личное и добровольное. Сегодня даже и просто работать-то заставить не моги: сейчас тебе фашизм с тоталитаризмом пришьют. Но предпринимательская, как и всякая творческая, деятельность действительно возможна только по личному внутреннему побуждению. Нет его — и ничего не будет.
А ведь государство, общество, экономика, порядок вещей заинтересованы в том, чтобы предприниматель продолжал предпринимать. Если мы считаем, что народное хозяйство у нас будет развиваться силами частников-предпринимателей, то необходимо, чтобы их запала хватало не на три—пять лет.
Более того. Бегуны на короткие дистанции так-сяк возможны в торговле, в общепите, в финансовых спекуляциях. В финансовых спекуляциях особенно. Впрочем, и там они не успевают набраться настоящего профессионализма — именно поэтому наши бизнесмены всех профессий имеют налёт какой-то вечной импровизации и дилетантизма. Но всё-таки в этих сферах такие персонажи могут иметь успех. А вот если мы замахиваемся на развитие промышленности — тут требуется совсем иные человеческие типы.
Промышленная деятельность — это неизмеримо труднее и сложнее и, главное, длительнее, чем иные виды предпринимательства. Затеяв промышленное предприятие, ты на годы и годы приковываешь себя к этой галере без возможности соскочить: деньги-то вложены. Очевидно: производство надо любить, но одной любви мало. Любовь — чувство прихотливое, непредсказуемое и неконтролируемое, вспорхнёт цветными крылышками, да и улетит.
Тогда что? Тогда в дело включается такая серо-занудливая вещь, как долг. Религиозный долг. Религиозный — в смысле спущенный свыше, не рассуждающий. Ты обязан довести дело до конца, до успеха. Успех, учила протестантская религия, признак того, что ты спасёшься, что Бог тебя любит. Неуспех — соответственно признак обратного.
Винер Зомбарт рассказывает, как англичане XVII века рыдали от ужаса, слушая рассказы проповедников об адских муках тех, кто не спасётся. Вот чем исходно питались западноевропейское трудолюбие и трудовая дисциплина. Как-то не принято внятно и определённо об этом говорить, но факт остаётся фактом: индустрию создали члены протестантских сект. Даже не капитализм вообще, а именно индустрию, промышленное производство — самое трудное, что есть в предпринимательстве. Именно эта вера держала их в своих ежовых рукавицах десятилетиями. Хочешь не хочешь, прикольно тебе или не прикольно, а делай. Широко известны истории о капиталистах, которые держали впроголодь свои семьи, а деньги вкладывали в дело. Что их к этому побуждало? Вот это самое и побуждало — религиозная вера.
БЕДНАЯ КАПИТАЛИСТКА ИЗ ГОРОДА ЗОЛИНГЕНА
И, что интересно, некая подсознательная генетическая память об этом живёт до сих пор, хотя люди, возможно, её не осознают. Просто им кажется: раз начал — надо продолжать, нельзя сдаваться и прочие банальности. А в основе — религиозная вера.
Есть такой город в Германии — Золинген. Золингенская сталь, золингенские ножи — кто об этом не знает. Там есть мельница, колесо которой крутит местная речушка. Построена она ещё, кажется, в XVII веке, но не для помола зерна, а для заточки ножей. Так она и сегодня точит ножи. По городу лежат с незапамятных времён точильные камни: можно подойти и поточить. Такой вот город.
Cпециальные ножички для особых кулинарных работ, сделанные из знаменитой золингенской стали, придумывает и выпускает небольшое семейное предприятие: родители и взрослая дочь. Основал его дедушка в 1946 г.
Всё вроде благостно: уютный городок, дома, покрытые черепицей, семейный бизнес, традиционный промысел. Однако, приглядевшись, понимаешь: ситуация у них — аховая. Мелкие фабричонки, которых в Золингене немало, испытывают огромные трудности. Практичная немецкая хозяйка платить за марку «Золинген», в сущности, за понты, особо не расположена, а выйти на зарубежный рынок — непросто, да и там ещё неизвестно, что продашь. Они, конечно, участвуют в выставках, но всё это деньги, деньги, деньги. Притом ты их платишь сейчас, а отобьёшь ли — это вилами на воде писано.
Душа и мотор компании сегодня — молодая женщина Кристина. Она выдумывает маркетинговые ходы, произвела недавно ребрендинг. Крутится с утра до вечера. В позапрошлом году на очередной выставке была на руках с новорождённым ребёнком. Без всякой няньки. Пришёл потенциальный клиент — отдала ребёнка отцу, поговорила и опять взяла, напряжённо следя, чтоб не орал и не портил имиджа компании.
Поговорили «о женском». У Кристины, оказывается, есть мечта — устроить ребёнка в муниципальный детский сад. Вы не ослышались: именно так — в муниципальный! Детский! Сад! Оказывается, в западных землях ФРГ остро не хватает детских садов: молодые матери только недавно начали массовым порядком работать, а до того — предпочитали сидеть с детьми. «Вот в бывшей ГДР, — завистливо-мечтательно произносит Кристина, — там все женщины работали, вот и садов достаточно».
Верно сказано: лучше всего человека характеризуют его мечты. Вот и Кристинина мечта открыла мне существо дела: заработки владельцев небольшого бизнеса очень скромны и почасту проблематичны. Во всяком случае, они не превышают заработки квалифицированного специалиста-служащего.
«Ну и на фиг сдался такой бизнес?» — рассудил бы наш человек. Кристина имеет образование, знает несколько языков, среди которых китайский, неужто не устроилась бы на хорошую работу? Да прикрыть эту бездоходную лавку и забыть как страшный сон! Наши бы давно прикрыли, предварительно поныв, что государство не поддерживает народные промыслы, малый бизнес и всё такое прочее.
А эти — бьются. Зачем? Я попыталась осторожно выяснить, но не была понята. Как зачем? Положено так. Дедушка начал, мы продолжаем, ещё не все средства исчерпаны, вот я ещё тут придумала...
Когда человек что-то делает, не рассуждая, а просто потому, что так положено, — это этика, основанная на вере. Та самая протестантская этика. Впрочем, любая этика основана на вере — в геенну огненную или в «торжество коммунизма на всём земном шаре», но всегда на вере.
У нас, к сожалению, этого нет. Когда-то Сергей Булгаков (тот самый, которого выслали на «философском пароходе») в книге «Два града» представил дело так, что русские старообрядцы сыграли в становлении русского предпринимательства ту самую роль, которую сыграли протестанты в становлении западноевропейского капитализма. Он даже состоял в переписке с самим Максом Вебером на соответствующие темы. Вроде бы основания для такой аналогии были: большинство крупных русских предпринимательских династий были старообрядцами. Старообрядцы не пили спиртного (одно это способно выдвинуть русского человека на самые завидные позиции!), вели трудовой и воздержанный образ жизни, были скромны и богобоязненны. К тому же они находились во враждебном окружении, им были недоступны многие занятия, к которым были допущены адепты основной религии. Вот и пришлось им развивать коммерческие и предпринимательские таланты. Началось с торговли, а потом перешли к промышленности...
Трудиться и достигать успеха, и наживать деньги, и вкладывать их в новые проекты, и делать это не для чего-то, а потому, что Бог велит, — вот смысл протестантской этики. Наши шведские поставщики, рослые потомки викингов, которое десятилетие разрабатывают новые модели протирочных салфеток и расширяют круг своих клиентов — потребителей этих салфеточек. И никаких признаков скуки и утомления. Но для того, чтобы так мыслить и так чувствовать, требуется долг, именно религиозный долг.
«Я НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН!»
Сегодня говорить о долге — предприятие провальное. Покрутят пальцем у виска: «Ты что это, тётка, совсем что ли тронулась на старости лет: какой долг? Я никому ничего не должен!» Ну, в крайности промолчат тактично. Понятие долга — самое немодное из понятий. Долг — это совок, сталинизм, почти концлагерь.
Сейчас учат: я никому не обязан и не должен. Долг — устарелая категория. Современный метросексуал, передовой яппи никому ничего не должен: он делает нечто до тех пор, пока ему прикольно, пока есть драйв, и прекращает в ту самую минуту, когда эта тяга исчерпывается и драйв исчезает.
Я — пуп земли, я — центр мироздания, я — единственный и неповторимый — вот лозунг дня. Сегодня так воспитывают детей передовые родители.
В результате, как только человек насыщается, — он бросает всё. Бывает, что бросает и ещё раньше, но уж когда насытится, бросает гарантированно.
Знаю молодых людей, приехавших из провинции десять лет назад на завоевание столицы.
Была у них мечта — купить квартиру в Москве. Поначалу была большая активность, буквально рыли носом землю. Ровно до тех пор, пока квартира — большая и престижная — не была куплена. Сейчас они фактически прекратили работу. То есть делают необходимый минимум ну и плюс что-то прикольное — рекламные картинки, например.
Бизнес понемногу скукоживается, а им и горюшка мало — на жизнь-то хватает. При этом они всему находят приличное объяснение: кризис, рост конкуренции на нашем рынке, происки врагов.
Физически ощущаю скуку, которую они, бедолаги, испытывают, слушая мою деловую нудьгу. Они просто живут — наваристый, затейливый быт, отдых, воспитание детей. В общем, жизнь удалась. Только вот бизнес скользит вниз.
А ЧТО ТРЕБУЕТСЯ?
Нам требуется новая идеология, объединяющая всех в единое предприятие. В корпорацию «Россия». Все, каждый на своём месте, обязаны работать, и работать постоянно и добросовестно. Все трудоспособные граждане работать обязаны всегда, независимо ни от чего. Предприниматель — на своём месте, работник — на своём. Взращённый марксизмом антагонизм работника и хозяина разрушителен для национальной жизни и национального успеха. Разумеется, речь идёт о настоящих, а не липовых, назначенных властями предпринимателях.
Предпринимательский доход — это плата за риск и гонорар за идею. Предпринимательское сообщество — это наиболее сильные, шустрые, способные. В том числе и работоспособные. А кому много дано — с того много и спросится. В любом случае вот так взять да и бросить своё предприятие нельзя, недопустимо, грех.
Собственность — это не привилегия, а долг. Кстати, эту мысль высказывал славянофил Хомяков. Он считал, что его положение помещика и землевладельца — это не привилегия, а задание. Бог поставил его управляющим этим имуществом, и он должен управлять хорошо, в этом его религиозный долг.
Конечно, ничего радикально нового тут нет. Это идея корпоративного государства. Когда-то Ленин говорил, что мы должны превратить всю страну в единую фабрику, и это очень плодотворная идея. Да, верно, выражение «корпоративное государство», и не только выражение, но и сама идея была центральной в «доктрине фашизма» Муссолини. Ну и что же? В конце концов все политические идеи всех времён и народов восходят к трудам Платона и Аристотеля. Так что бояться и стесняться нечего.
Мне кажется, наш народ внутренне готов принять такую идеологию — идеологию общности, солидарности и единого дружного труда — каждый на своём месте. Разработка этой идеологии стоит в порядке дня, и мне думается, что это дело ближайшего будущего.
Татьяна ВОЕВОДИНА
