В прокат вышел фильм Клода Лелуша «12 мелодий любви» (Chacun sa vie, 2017). Михаил Трофименков испытал постыдное удовольствие от многофигурного анекдота, рассказанного 80-летним мэтром.
В историю кино Лелуш вошел, выведя в «Мужчине и женщине» (1966) формулу шестидесятнического гламура. Хотя определить стиль эпохи — само по себе колоссальное свершение, в наличии хорошего вкуса Лелуша и тогда никто не смел подозревать. В наши дни любить режиссера, снявшего полсотни фильмов,— занятие неприличное. Все равно что любить «розовые» дамские романы или рок-н-ролл по-французски. Кстати, именно в «Мелодиях» сыграл свою последнюю роль Джонни Холлидей — престарелый идол и почти пародийное воплощение именно этой версии рока. Точнее говоря, свои последние роли: самого себя и своего безобидного двойника, которого настоящий Джонни упек в тюрьму за кражу имиджа.
По большому счету история двух Джонни — а это лишь одна из линий многофигурного (как всегда у Лелуша на протяжении последних 35 лет) фильма — не более чем анекдот. Но Лелуш с самого начала представил зрителям свое экранное альтер эго. Жовиальный главврач больницы городка Бон выглядит как первостатейный кандидат в психушку. Доктор раскатывает по больничным коридорам на скейте и проповедует целительную силу хорошего настроения. Каковое обеспечивает пациентам, подсовывая им под видом лечебных предписаний карточки с анекдотами. И первый же над ними хохочет, какой бы длины ни отросла борода у байки, скажем, о пожилой паре на сеансе зоофильского порно или хождении Христа по водам.
Так и Лелуш: вдруг засаживает в середину фильма анекдот о нарушителе правил движения, вынужденном среди пустынных бургундских полей расплачиваться натурой с поймавшими его патрульными. Простенький анекдот, скабрезный, к основному действию отношения в общем-то не имеющий, но никакого отторжения не вызывающий. Уж слишком заразительно рассказывает его Лелуш, не просто сохранивший, что бывает крайне редко, в своем возрасте режиссерскую хватку, но снявший едва ли не самый свой убедительный за многие годы фильм.
Да, он любит, чтобы на экране крутились ярмарочные карусели и журчали приятные и необязательные мелодии: фоном действия проходит уличный фестиваль джаза. Любит экранных проституток, у которых не поймешь, что больше — размер груди или размер сердца. Ему хочется, чтобы, как сказал бы Иосиф Бродский, каждая женщина могла рассчитывать на мужчину. Ну, или на другую женщину. Если в фильм вдруг затесался североафриканец с джихадистской бородищей, он непременно окажется милейшим парнем-актером, лишь притворяющимся варваром. Лелуш вообще любит светское общество. Большинство героев «Мелодий» — юристы: судьи, адвокаты и прокуроры. Ну а судебное поприще — неиссякаемый источник анекдотов, которые Лелуш нанизывает один на другой.
Свою эстетическую программу он сформулировал еще в названии фильма «Жизнь, любовь, смерть» (1968) и верен ей. Да, смерть лишь мельком отбрасывает свою тень на действие «Мелодий», а экранная жизнь имеет к реальной весьма опосредованное отношение. Так ведь Лелуш никогда и никому не обещал, что расскажет, допустим, душераздирающую драму из быта иммигрантских пригородов или снимет «актуальный» фильм о трагедии наркомании или безработицы. Напротив, на фоне социальной чернухи и как бы арт-кино, ставших мейнстримом, он кажется почти мятежником. Отстаивающим свое право ничего не проповедовать, никого не обличать и не выводить из своих анекдотов никакой морали. В самом деле, ну что за мораль кроется в истории спившегося и лишившегося мантии адвоката, загремевшего на скамью подсудимых. Перегоняя в Брюссель автомобиль, набитый, о чем он не догадывался, кокаином, мэтр перебрал по дороге и сбил несколько человек. Что, Лелуш наставляет нас: не пейте за рулем, если перевозите наркотики? Да нет, просто и вкусно рассказывает байку, ухитряясь не впасть в грех самолюбования.
Другой, пусть и маргинальный, но живой классик — Поль Веккиали — как-то изложил мне свою теорию упадка французского кино. По его версии, оно впало в ничтожество с того момента, как в погоне за правдоподобием режиссеры стали заставлять актеров говорить «как в жизни», то есть максимально невнятно. А за невнятностью дикции последовала невнятность сюжетосложения. Так вот: и Лелуш, и его актеры говорят максимально внятно. А что именно они говорят — совершенно неважно.
