Машинка требовалась постоянно, всегда была под рукой. Но в доме остались и вещи-реликвии, о которых вспоминали редко, всего раз в году. Елочные игрушки.
Елка в нашей коммунальной квартире была под потолок. Помню, мама отправлялась на поиски зеленой красавицы, а мы с бабушками, сгорая от нетерпения, ставили лестницу-стремянку, вытаскивали деревянный крест, вату. Елка расправляла ветки, стянутые веревкой, снег оттаивал, и по комнате полз неповторимый запах свежей хвои. Бабушка бросалась к маме растирать обмороженные пальцы. Потом приходил дворник отпиливать макушку
- Опять купила большую!
- В последний раз, – обещала мама. На следующий год все повторялось.
Конечно, такая елка не могла остаться достоянием одной семьи. Все дети Дегтярного переулка и его окрестностей приходили к нам. Без всякого приглашения. Единственное условие – каждый должен принести что-нибудь на елку и сам повесить. Не обязательно игрушку. Пусть это будет мандарин, пряник, конфетка.
На ветках столпотворение. Дерево вот-вот рухнет под тяжестью сверкающей красоты, а маме все мало
- И здесь еще есть место. И здесь…
Игрушечный Дед Мороз в ярко-красном гофрированном бумажном кафтане с деревянной палкой в руке весил около семи килограммов. Каждый малыш старался пожать ему руку, потрогать, погладить. Вот он и состарился раньше других игрушек. Кафтан во многих местах дал трещины, стали сыпаться опилки. Отнесла его в антикварный магазин. Схватили! Уже потом узнала: кафтан красного цвета – одежда редчайшая. Обычно он был белый или синий. До сих пор жалею, что отдала.
Но, конечно, главное – настоящий Дед Мороз. Огромного роста, в малиновом халате, в шапке, украшенной блестками и ватой. Я знала, что это Сергей Иванович Преображенский, мамин знакомый. К сожалению, знала! Почему-то в детстве меня лишили ожидания чуда, веры в сказочного персонажа. Но с другой стороны, я была счастлива, что причастна к таинству переодевания-перевоплощения, когда за закрытой дверью, в коридоре, помогала Сергею Ивановичу приклеивать усы и бороду. Потом я надевала белые туфельки и перчатки, завязывала белый бант, брала белую сумочку, а Сергей Иванович – мешок и большую палку,
- Начали! – говорила мама и распахивала тяжелую двустворчатую дверь. – Встречайте, Дед Мороз и Снегурочка!
Тут-то начиналось нечто невообразимое. Мы носились вокруг елки, прыгали, что-то жевали, что-то ломали.
- Как хорошо, что есть такой праздник! – радовалась я.
- Как хорошо, что такой праздник вернулся, – уточняли мама и бабушка.
- Он что, уходил? Ему здесь было плохо? Его прогнали? Прогнали… А было ему здесь хорошо, очень хорошо.
Праздник Рождества и новогодней елки появился в России в конце 1699 года, по Указу Петра I. В тот год жители, как обычно, собирались отмечать 1 сентября 7208 года «от сотворения мира». Но на Красной площади глашатаи объявили: отныне и навсегда 1 сентября считается днем будничным. А после 31 декабря 7208 года настанет Новый год – 1 января 1700 года христианской веры, как принято в европейских странах. При этом Петр повелел «и в дому своем, по большим и проезжим знатным улицам… перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей – сосновых, еловых, можжевеловых».
31 декабря, около полуночи, Петр сам открыл празднества.
Факелом поджег ракету, которая осыпала всех искрами, пеплом и копотью. В церквах Замоскворечья ударили в колокола. В Кремле начали палить пушки. Грянула музыка военных оркестров. От ворот, украшенных ветками сосен, елей, можжевельника, сильно пахло хвоей. Царь повелел гулять всю неделю. Он же вменил в обязанность в знак веселья 1 января поздравлять друг друга с праздником.
В Санкт-Петербурге первая общественная елка была установле-
на на Екатерингофском вокзале, в Москве – в зале Благородного Собрания. Потом елка пришла и в дом моих бабушек-девочек. Повезло: их детство совпало с елочно-игрушечным изобилием. Игрушки привозили из Германии, купить их можно было практически во всех лавках, возможно, и в мануфактурной лавке прадеда. Постепенно стали появляться и отечественные, питерского завода елочных украшений – ватные, картонные, проволочные, стеклянные. И марципановые, Торгового дома Абрикосовых.
В предпраздничные дни в магазинах Абрикосовых столпотворение. Игрушки красоты необыкновенной: зять Алексея Ивановича был художником. С восторгом рассматривали дети зайца в капусте, гномиков, домик с трубой на крыше. «А ты попробуй!» – предлагали родители. Как это – попробовать?! Домик из картона, паровозик из жести. «Попробуй!» И тут-то выяснялось, что игрушки из шоколада!
Конечно, век таких елочных украшений короток: уже на следующий день ветки были голенькими. Что ж, приходилось снова идти к Абрикосовым, заказывать новые игрушки. Их тоже хватало не надолго. А у Абрикосовых новая идея – продавать не просто марципановые игрушки, а елку, полностью украшенную ими!
Не растут на елке шарики и флаги,
Не растут конфеты в золотой бумаге…
Росли конфеты! И в золотой бумаге, и в серебряной! Во всяком случае, на тех елках, которые стали предлагать Абрикосовы малышам, пришедшим с родителями. Говорили: «Видишь, на этой елочке выросли зайцы, а на той – конфеты. Выбирай любую!»
Однажды, рассказывала бабушка, им в дом принесли елку, где из марципанов был сделан и ствол, и ветки. Пришлось потом покупать не только новые игрушки, но и само дерево: съели без остатка!
Вешали на ветки и поздравительные открытки. Считается, что первая в мире рождественская открытка хранится в Британском музее, в Лондоне. Создание ее приписывают герцогу Орлеанскому, который за какие-то грехи был посажен в тюрьму; там и сочинял любовные послания жене.
В Россию поздравительные открытки пришли тоже из Германии, как и елка. Сначала в них преобладали мухоморы, подковы, поросята. Собственные рождественские открытки появились в конце ХIХ века. Их выпустило издательство общины Св. Евгении, известное как издательство Красного Креста. Маленькая серия, всего десять вариантов. В оформлении участвовали Илья Репин и Елизавета Бем. Тут уж эстетика своя, русская: заснеженные просторы, румяные дети, симпатичные медвежата. Пробный тираж – около 600 экземпляров. Очень скоро увеличили до 10 тысяч, потом до 50 тысяч.
После революции елку прогнали. Правда, первое время отношение к ней оставалось лояльным. Но в 1926–1927 гг. началась антирелигиозная кампания. А раз так – долой старые праздники! Рождество и елку стали называть «прихотью буржуазии», клеймили в руководящих документах, в газетах: «Гуляет по белу свету несуразная рождественская сказка, состряпанная в угоду паразитам услужливыми лапами мракобесов на горе и унижение угнетенных и обездоленных тружеников, издевательство и надругательство над ними»; «Надеть ярмо рабочему на шею, ударить революцию крестом по голове – вот подлый классовый смысл Рождественской легенды».
Что ж, лес рубят – щепки летят. Полетели от зеленой красавицы
щепки и ветки. Впрочем, властьимущим было все-таки жалко расставаться с новогодними праздниками – у всех дети, внуки… А потому в 1926 году на партконференции, расправившейся с Рождеством, было решено заменить его на… комсомольское. Выпустили маленькую брошюрку, 18 страничек, тираж 300 экземпляров. Так и называется: «Комсомольское Рождество».
Изощрялись поэты. В 1928 году на страницах «Правды» выступил Д. Бедный:
Под Рождество Христово, в обед Старорежимный елочный дед
С длинной-предлинной такой бородой,
Вылитый сказочный Дед Мороз
С елкой под мышкой саночки вез. Санки с ребенком годочков пяти Советского тут ничего не найти.
А вот строчки, опубликованные в «Комсомольской правде». Тут уж автор крови жаждет:
Елки сухая розга Маячит в глазища нам. По шапке Деда Мороза! Ангела – по зубам!
«По зубам» дали и елочным игрушкам. Был закрыт завод в СанктПетербурге, перестал поступать импортный товар. И началось в домах подпольно-кустарное производство. Однажды Агния Львовна Барто принесла в наш дом какой-то журнальчик, в редакции которого она
была членом редколлегии. На последней страничке печатались советы «Сделай сам!» Игрушки из яичной скорлупы, из слюды, пробок, спичечных коробков, из бумаги… Для снежинок брали проволочный каркасик, опускали его в соляной раствор, на несколько часов. Потом высушивали. Кристаллики соли так хорошо блестели! Вместо шариков вешали разрисованные электрические лампочки или наклеивали на них разноцветную бумагу. Ну а если фантазии не хватало или не было сырья, делали из картона маленькие ящички, типа почтовых. Туда клали подарок и вешали на елку.
Конечно, игрушки эти были некрасивые, не яркие, ломались быстро. Думала, они никому и не нужны. Как бы не так! Оказалось, елочные игрушки периода запрета – самые ценные, самые дорогие. В общем не родись красивой!
Неожиданно все изменилось. 30 декабря 1935 года в «Правде» выступил с обращением Павел Постышев, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП/б/: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим ребятам елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. Почему у нас школы, детские клубы, ясли, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе, как «левые», загибщики ославили это детское развлечение, как буржуазную затею… Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец».
Закружилась-завертелась карусель, каждый день… И, наконец, правительственный декрет «О правилах проведения новогодних праздников в детских садах». Наркомпрос даже пособие выпустил в 1937 году: «Елка в детском саду» – инструкция, сколько игрушек вешать на елку, в какой последовательности.
Где же взять эти игрушки? Оживилась промышленность. В Ленинграде появились артели «Культигрушка» и «Промигрушка», фабрика игрушек. В Москве – артель «Решетниковский стеклодув», заводы
«Москабель», стеклянных елочных украшений и оптических изделий на Измайловском шоссе. Калининское производственное объединение художественных произведений и игрушек управления местной промышленности, завод «Самоделка» на станции Ступино, фабрики Завидовская, Осташковская…
Игрушки ватные, картонные, проволочные, из фольги и бумаги, гирлянды, хлопушки, флажки, стрелы… Роспись по стеклу – шары на прищепках и металлических петельках, круглые и с вдавленными боками. Советская тематика – звезды, самолеты, дирижабли; сельскохозяйственная; сказочные персонажи… Девочки-пионерки с красным галстуком, полярник с флагом. А фигурок вождей мало; кажется, их выпускали всего один год.
Вернулись и открытки. Конечно, на первой же – изображение Спасской башни, снежинки на ней. Потом военная тематика:
Дед Мороз на Новый год Грозный делает обход,
Чтобы всей фашистской своре Навсегда исчезнуть вскоре.
Это на открытке 1944 года: Дед Мороз с автоматом дает пинка Гитлеру.
После войны новогодняя открытка почему-то вновь исчезла, снова появилась лишь в 1954 году. Дед Мороз едет на лошадях, запряженных в тройку, летит на самолете, спускается на чудо-ракете. Иногда в виде какого-нибудь сказочного персонажа, иногда в образе Олимпийского Мишки.
Несколько лет назад я показала наши игрушки американке Ким Балашак, живущей в Москве. Удивительно, первую и, пожалуй, единственную коллекцию елочных игрушек, российских и советских, более двух тысяч, собрала американка! В течение пяти лет начиная с 1998 года она искала елочные игрушки.
Первый экспонат, гирлянду 1950-х годов, купила в Измайловена Вернисаже. Решила выставить коллекцию в музее декоративного и прикладного искусства. Но открытие выставки откладывалось.
- Мне обязательно надо было найти Кота в сапогах, – рассказывает Ким. – В каком-то зарубежном журнале я прочитала о нем. Шляпа в руках… Написано, что сделан он в вашей стране.
В общем заболела она этим котом. В поисках участвовал Сергей Романов, известный коллекционер кукол. Нашел! Купила за бешеные деньги. И вот с гордостью подводит меня к столику, где под стеклянным колпаком, у самого входа в музей, словно приветствуя входящих, – тот самый кот.
- У нас дома такой же!
Ким не верит. Что ж, принесла я ей коробку семейных игрушек. Тут и Кот в сапогах, и ученый доктор Гусь, и три поросенка, и избушка на курьих ножках… Ахнула американка:
- Таких у меня нет!
А уж бумажный пакетик, полуистлевший, вообще не могла выпустить из рук. На пакетике надпись: «Декоративные блестки по особому заказу Союзкультторга». Изготовил их электрозавод имени Куйбышева. С трудом можно прочитать слова: «алмазно-серебристый вес…»
- Осторожно, Ким, сыпется!
Каждый год, в конце декабря, я вытаскиваю с антресолей большую коробку. В ней елочные украшения. Состарились вместе с хозяевами. Некоторые давно умерли – разбились. Но несколько десятков все еще полны сил. Есть среди них даже долгожители. Каждый год говорю себе: «Огромной елки в доме уже не будет. Никогда. Зачем же их хранить? Оставлю несколько, самых любимых, самых красивых».
Нет, не могу расстаться!
И все же однажды я пополнила коллекцию Ким Балашак. Она благодарила.