Трагические события в Казани еще раз подтвердили старую как мир истину: одной из причин подростковой агрессии и аутоагрессии, выражающейся в детских суицидах, является полное одиночество ребенка в семье.
К сожалению, ситуация эта сегодня достаточно распространенная. Родителям, с утра до ночи занятым поисками средств к существованию, зачастую не до ребенка. Единственное, что они считают необходимым сделать, приходя поздно вечером домой, — это проконтролировать выполнение домашних заданий. На этом свои родительские функции они считают исчерпанными.
Испытывая острый дефицит общения с самыми близкими людьми, ребенок уходит в виртуальный мир, в соцсети. Но это не спасает, обида на ближних нарастает вместе со стремлением любой ценой обратить на себя внимание. В ход идут любые способы, вплоть до демонстративной попытки уйти из жизни. К несчастью, достаточно часто эти «демонстрации» оборачиваются подлинной трагедией.
Увы, ничто не ново под луной. Отсутствие прочных душевных связей в семье — проблема древняя и, по-видимому, полностью неискоренимая. Передо мной подборка древнегреческих писем, датированных III в. до н.э. — III в. н.э., обнаруженных в разные годы при раскопках. Вот сын-школьник пишет отцу, упрекая его в недостаточном внимании к его обучению.
«Господину моему отцу Ариону. Фонид шлет привет. Во-первых, я молюсь за тебя всякий день и прошу домашних богов, у которых я сейчас в гостях, чтобы застать тебя в полном здравии, и всех наших. Вот уже пятое письмо тебе пишу, а ты мне, кроме одного раза, не написал ни строчки даже о твоем здоровье и не приехал ко мне. Пообещал мне: «Еду», а не приехал, чтобы хоть узнать, занимается мной учитель или нет. А он чуть не каждый день спрашивает про тебя: «Еще не едет?», а я в ответ одно: «Нет». Так что постарайся скорее приехать, чтобы он меня учил так, как он может. Если бы ты приехал вместе со мной, меня бы давно выучили. А как соберешься, припомни, о чем я тебе часто писал. В общем, приезжай к нам побыстрее, пока не отбыл в Верхний Египет. Кланяюсь всем поименно и тем, кто нас любит, поклон и моим учителям. До свидания, господин мой отец, и будь счастлив вместе с моими братьями, и чтобы не коснулся их дурной глаз, как я о том молюсь долгие годы.
P.S. Не забудьте там про моих голубей».
Трогательное письмо, не правда ли? А кроме того, пишет его наблюдательный ребенок. Он чувствует что-то не то в отношении к себе учителя, который полностью не выкладывается при его обучении. В чем причина такого явного небрежения педагога своими обязанностями? Ответ на этот вопрос получаем в другом письме, написанном уже родителем, у которого обучается дочь. Вероятно, он тоже в длительной командировке, но, в отличие от отца мальчика, он больше заинтересован в обучении дочери, понимая неизбежность подношений (говоря современным языком, взяток) учителям. Цитирую его послание домочадцам выборочно.
«Голубков и птичек, которых я не ем, отошли учителю Ираиды. <...> А все, что я не доел, когда был у тебя в гостях, отправь учителю моей дочери: пусть занимается с ней усердно».
С грустью приходится констатировать, что положение учителя и до нашей эры было незавидным. Как тут не вспомнить культовый фильм Э.Рязанова «Вокзал на двоих», в котором героиня объясняет разницу между остатками и объедками.
Равно как и сегодня, матери Древнего мира проявляли большую душевную чуткость по отношению к ребенку, нежели отцы. Что мы и видим из третьего письма матери к сыну.
«Не стесняйся писать и о том, не нужно ли тебе чего отсюда. Я расстроилась, узнав от дочери твоего учителя Диогена, что он уехал вниз по Нилу. Ведь я и не волновалась о нем, зная, что он, сколько хватит сил, будет о тебе печься. Я даже решилась написать ему, чтобы разузнать о твоем здоровье и спросить, что ты читаешь. И он ответил, что шестую песнь, и много рассказывал о твоем рабе-педагоге. Ну так вот, сынок, теперь вам с педагогом надобно позаботиться, как подобрать подходящего учителя...»
Настоящая мать вникает во все, что касается сына: в состояние его здоровья, в то, что читает ее ребенок. Но здесь требуется существенное уточнение. В Древнем мире учитель и педагог — это две разные фигуры с различными, как мы сказали бы сегодня, функциональными обязанностями. Педагог в Древнем мире (буквально с древнегреческого «ведущий ребенка») — это раб, заботам которого в афинских семействах поручались мальчики с семилетнего возраста. В обязанности педагога входила охрана воспитанника от физических и нравственных опасностей, а до поступления мальчика в школу и элементарное обучение грамоте. Получается, что педагог — первый домашний учитель, готовящий ребенка к школе. А после поступления в гимназию он ежедневно водит мальчика в школу, несет его письменные принадлежности и музыкальные инструменты. Дома он обучает его хорошим манерам — ничего не брать самому за столом, не класть ногу на ногу, громко не смеяться, при появлении старших вставать. При малейшем непослушании педагог брал розгу. Получается, что педагог, в отличие от учителя, выполнял обязанности классного руководителя. Между рабами-педагогами в античности попадались и весьма известные люди. Среди них Эпиктет — философ-стоик. Вот почему заботливая мама поручает именно педагогу подобрать нового, более добросовестного учителя для своего сына. Педагог в такой семье — подобие семейного врача: семейный педагог, который сызмальства изучил способности, склонности и особенности ребенка.
Тем не менее не будем возводить в абсолют исключительно материнскую заботу, принижая отцовское попечение о ребенке. В современном мире гендерные роли меняются с поразительной быстротой. В чем мне было дано убедиться относительно недавно. Это был тот редкий случай, когда родитель пришел в кабинет директора не решать сложные проблемы, а поблагодарить школу за воспитание дочери. Она заняла призовое место на престижной международной олимпиаде. На благодарность я, как положено, отвесил встречный комплимент, восхитившись ролью отца, который один, без жены, смог воспитать прекрасную дочь.
Их отношения действительно вызывали белую зависть. Отец и дочь были, что называется, не разлей вода. Их связывали не только родственные отношения, но настоящая дружба и общность интересов. Не было такого вернисажа или театральной премьеры в Москве, где бы они ни оказывались первыми. Отец неизменно встречал дочь, которая часто задерживалась на репетициях театральной студии. Красивая, ухоженная девушка одевалась дорого, со вкусом. Летом они обычно путешествовали вместе, объездив полмира. Не каждая мать в состоянии так заботиться о ребенке, а тут отец-одиночка. Вероятно, я где-то перегнул в оценках героического отцовства своего посетителя. В ответ он улыбнулся и поведал мне свою историю.
«С женщинами мне, знаете ли, не везло. Первые два брака рассыпались один за другим. Довольно скоро я понял, что дело не в бывших женах, а во мне. Не наделен я, видимо, талантом мужской любви. При ежедневном общении с женщинами слишком многое в них начинало раздражать. О ребенке мечтал всегда, но, как известно, в одиночку эту мечту не осуществить. Стремясь реализовать свое желание, я выбрал женщину, женился, добросовестно прожил с ней три года. Она родила мне дочь, после чего мы развелись». — «И что, — прервал я своего визави, — женщина спокойно оставила вам ребенка?» — «Я же знал, кого выбирал. Кроме того, моя бывшая жена успешна в бизнесе, владеет несколькими фирмами и платит нам с дочкой весьма приличные алименты. Я ведь и это должен был предусмотреть: девушку надо прилично одевать и показывать ей мир. А на мою зарплату скромного доцента это было бы нереально».
Какой же вывод следует из всего сказанного? Возможно, некоторым читателям он покажется слишком простым и даже примитивным. Единственный способ не потерять ребенка — его любить, всегда быть на его стороне.
И еще одно. В нашем взбудораженном социуме разгорелась дискуссия: разрешать ли одиноким мужчинам, мечтающим о ребенке, прибегать к суррогатному материнству? Делайте выводы.
Евгений Ямбург
