Алексей Гуськов считает, что потерял на жизненном пути нечто важное, а теперь пытается обрести его как актер и продюсер, через фильмы. Артист уверен, что на съемках всегда найдется тот, чье самолюбие будет уязвлено, а медийные скандалы идут картинам только на пользу. Об этом народный артист России рассказал «Известиям» накануне выхода в прокат картины «Элефант», в которой сыграл главную роль.
— В фильме вы играете необычного персонажа. Писатель Валентин Шубин — злой или всё же добрый?
— Мы именно так и начинаем эту историю: у добрых сказок про слона Мишку был очень злобный автор. Фильм о том, как мы стесняемся своего душевного тепла. Происходит это, наверное, потому, что время сейчас быстрое, агрессивное, от него хочется защититься.
Наша картина о сознательном уединении. Не путать его с одиночеством, когда человек никому не нужен. Уединение — когда ты нужен, но прячешься. Но это путь в никуда. Если мы снова оборачиваемся к жизни, она начинает улыбаться в ответ. Как? Присутствием рядом близких людей, вниманием знакомых, да просто тем, что внучка вдруг протянет тебе руку, как это и произошло с моим героем.
— То есть вы сняли психотерапевтическое кино?
— Можно и так сказать. Картина подскажет, как выбраться из ситуации, куда мы сами себя загоняем. Я часто сравниваю такое состояние с биполярным расстройством. Люди прыгают из эйфории в депрессию — и обратно. А жизнь настоящая находится посередине — это элементарные бытовые радости, понимание, что ты жив-здоров, что вокруг тебя всё как-то ладно… Наша история об этом.
— Это, по-моему, ваша любимая тема в последнее время?
— Да. Вероятно, я сам что-то когда-то потерял, а теперь пытаюсь обрести через фильмы. Играю роли, продюсирую.
— Постпродакшен «Элефанта» был сопряжен со скандалом. Из-за разногласий с продюсерами, среди которых были вы, режиссер Алексей Красовский снял свое имя из титров.
— Это обычная внутрицеховая история. Не припомню проекта, когда абсолютно все чувствовали бы себя комфортно и ничье самолюбие не было уязвлено. Кино — вообще собрание самолюбий и эго.
То, что увидят зрители в кинотеатрах, — продюсерская версия, с которой Алексей в итоге согласился. Помимо этого с ним сотрудничает наш прокатчик: у него есть возможность выкладывать на своем канале в YouTube купированные сцены. То есть консенсус найден. На сегодняшний день у нас с Алексеем нормальные взаимоуважительные отношения.
— Скандал вокруг фильма — правильный пиар?
— Поверьте, создать скандал не было нашей задачей. Скажем так: наши цеховые истории всегда интересны публике. СМИ их тиражируют, и всё это разбухает в колоссальный мыльный пузырь. Только для нас кино — не развлечение, а ежедневный труд. Нет ни одного актера, сценариста, режиссёра, продюсера, который изначально хочет сделать свою работу плохо.
— Но далеко не всегда получается. Мешает вкусовщина?
— Мешает разное видение того, каким должен быть фильм. Но в любом случае российский кинематограф устроен так, что за успех проекта отвечает продюсер. Он берет кредиты, закладывает квартиры, рискует собственными деньгами. И в конечном счете в наибольшей степени зависим от того, сколько зрителей придут посмотреть кино. А если у картины еще и большой бюджет, то права на ошибку нет: идешь, как по минному полю.
Сейчас время медийных скандалов. Могу сделать Алексею Красовскому искренний комплимент: он владеет механикой хайпа и умеет привлекать внимание аудитории к своим проектам. Это ему в плюс: сегодня любой автор должен уметь провоцировать, создавать шум. За год в мире выходит 5 тыс. фильмов. В условиях столь высокой конкуренции надо уметь выделяться любыми доступными способами.
— Конфликта между режиссером и продюсером можно избежать?
— Если его не хотеть, то да, конечно. Но избежать, если он возник, невозможно, как и невозможно договориться обо всем в начале пути. Чем жестче и правдивее мы будем в отстаивании своей точки зрения, тем качественней окажется продукт.
— Актерам часто трудно избавиться от шлейфа предыдущих ролей. Зрители хотят вновь и вновь видеть подобие полюбившихся им героев. Вы тоже заложник этой ситуации?
— В известной мере — да. Зрители любят старые фильмы, они напоминают им о молодости, о чем-то хорошем в их собственной жизни. Женщины, например, с удовольствием вспоминают картины, в которых я когда-то играл романтические роли. Но абсолютно точно знаю: актер может быть интересен только тем, что делает сейчас, а автор должен проговаривать сегодняшнее время. И если бы мне предложили тот старый материал сегодня, я вряд ли бы за него взялся.
Если вернуться к фильму «Элефант», то между мной и моим героем-писателем есть большая общность. Он не хочет ничего слышать о своих старых книгах, не желает говорить об их персонажах: «Они умерли, я не могу их оживить. Я другой». То же самое чувствую я, если речь заходит о моих работах 20-летней давности. Тем более что это тревожный момент для артиста. Когда вспоминают то, что случилось два года назад, это даже приятно, десять лет назад — стоит призадуматься, а уж двадцать… Хочется человека потрясти и спросить: «Что же ты ничего другого не видел?»
— Над чем вы работаете в кино сейчас?
— В этом году выйдет «Союз спасения» — о декабристах. Я играю генерала Алексея Щербатова, под началом которого служили Пестель и Муравьев-Апостол. В другой картине, «Серебряные коньки», я играю вымышленного персонажа, фактически хозяина Санкт-Петербурга накануне 1900 года. Тоже очень интересный человек в форме, да еще с такими усами, что с ума сойти можно (смеется). Думаю, моя повзрослевшая аудитория полюбит эти фильмы.
У меня ведь огромное количество работ, которые я очень люблю, но, к сожалению, с 2009 года моя жизнь разделилась на то, что я делал в Европе, — это картины «Концерт», «Четыре дня в мае», «Исповедь», «Святой и человек», — и в России. Там роли разноплановые, а здесь я продолжал бегать с пистолетом и создавать привычные клишированные истории.
— Кстати, почему после успеха в Европе вы не попытались построить там карьеру?
— Никогда не заблуждался на тот счет, что русскому возможно построить там хоть какую-то карьеру. Ты интересен, не когда стоишь в очереди за ролями на Западе, а когда известен и успешен у себя. Если на родине у тебя всё в порядке, тогда и за границей к тебе относятся, как к состоявшемуся человеку. А когда там встанешь в общую очередь, тебя быстренько затопчут.
Другой момент: за границей нас, как правило, снимают в ролях русских или персонажей со славянскими корнями. Выбор небольшой. Плюс у людей другая ментальность. Каждая нация строит свой дом, снимает свое кино для себя. Поэтому и существует индийский «Болливуд» — второй, если не первый в мире кинорынок по производству контента для собственной аудитории. Мировой блокбастер «Гладиатор», например, там вышел тремя или четырьмя принтами, а потом они и вовсе сняли свою версию: она пела с точечкой на лбу, а он плясал с мечами. Это их кино.
В 2000-х годах, когда российское телевидение стало производить собственный контент, из отечественной программы наконец-то ушли мексиканские и бразильские сериалы, которые страна смотрела запоем. Сейчас спроси у молодежи на улице, кто такая Наталия Орейро? Вряд ли кто-то вспомнит…
— Вам больше не предлагают сниматься за границей?
— Ну почему же? У меня есть агенты в Италии и Франции, они постоянно что-то присылают. В этом году сыграл в итальянском полном метре — это спин-офф их знаменитого сериала «Гоморра» про неаполитанскую мафию. В декабре будет большая европейская премьера.
А то, что в моей европейской карьере наступил перерыв, — это видимость. Просто фильмы, в которых я работал там, не заходят в Россию.
— В театре будут премьеры с вашим участием?
— Мне бы хотелось попасть в спектакль «Война и мир», о постановке объявил на сборе труппы Римас Туминас (худрук театра Вахтангова. — «Известия»), и она во мне откликается. А как уж там случится, не знаю. У нас много планов в театре и очень востребованный во всем мире непростой худрук…
— Кем вы себя видите в этой постановке?
— Сложно ответить. Мне уже всё-таки 61 год, а герои в романе достаточно молоды и чувства у них молодые. В свое время я ушел из очень успешного спектакля «Трамвай «Желание», потому что подошел к 50 годам и было неловко существовать в любовном треугольнике молодых. Страсти у меня были уже более осознанные, да и тестостерона поменьше, чем в 30-летнем герое (смеется).
— Но страсти всё же остались?
— Ну конечно! «Бремя страстей человеческих», наверное, до конца дней не отпустит…
Наталья Васильева
