Фестиваль документального театра имени Дмитрия Брусникина, Brusfest, проходящий при поддержке Фонда президентских грантов, показал московскую версию спектакля «Город. Разговоры». В связи с изменившимися несколько дней назад правилами спектакль состоялся в Zoom. Рассказывает Алла Шендерова.
«Город. Разговоры» — проект питерского фонда Alma Mater, без чьей поддержки не было бы, например, спектакля «Исследование ужаса», хедлайнера недавней «Золотой маски», отмеченного спецпризом жюри.
«Исследование ужаса» выпускалось еще в рамках проекта «Квартира» — в бывшей питерской коммуналке, куда режиссера Бориса Павловича сотоварищи пустили на некоторое время. До этого там вышла «Квартира. Разговоры», в которой участвовали и профессиональные актеры, и люди с расстройством аутистического спектра.
Больше года назад квартиру отобрали. И команда вышла в город. Худрук Борис Павлович вместе с драматургом проекта Элиной Петровой считают «Город. Разговоры» «горизонтальным» проектом, а себя — консультантами, режиссера же просят не указывать. По их словам, они просто делятся своей идеей с кураторами, потом вместе находят горожан — людей без опыта выступлений, но с желанием рассказать свою историю.
Премьера состоялась 3 ноября 2019 года в Санкт-Петербурге, затем проект шел в Копенгагене, Владивостоке и Екатеринбурге. И вот теперь — в Москве, в партнерстве с фестивалем Брусникина.
Тема у всех разговоров одна — «Как я выжил». Рассказчики и помогающие им кураторы обязательно местные. Обычно историй бывает десять (в Москве из-за пандемии вышло семь), у каждой — свои слушатели и свое место. То есть вы, скажем, оказываетесь в оранжерейном корпусе в Царицыно, в галерее «Беляево», Библиотеке иностранной литературы или в общеобразовательной школе. Слушаете одну историю, общаетесь с рассказчиком, но знаете, что есть и другие, которых вы точно не услышите. И это зрительское ощущение неполноты для создателей принципиально.
«Порочная практика выслушивать несколько сторон запускает энди-уорхолловский принцип: давайте выставим что-нибудь много раз, и за счет репетативности оно станет художественно осмысленным. У этого принципа есть обратная сторона: как только чего-то становится много, оно будто бы деноминируется»,— объясняет Павлович на портале Brusfest.
Новые санитарные правила лишь усилили эту неполноту ощущений: соблюсти требуемую 25-процентную рассадку в условиях галереи или школьного класса не так просто. Поэтому зрителей приглашали не в сами места, где находились рассказчики, а куда-нибудь неподалеку, откуда наблюдать за говорящими можно было в Zoom.
Вместо великолепной оранжереи мне досталось обычное кафе у входа в Царицынский парк, так что первые минуты я, конечно, боролась с разочарованием. Но потом полугодовая привычка к онлайну взяла свое. А может, сказалось то, что кульминация истории девушки по имени Вика происходила в Таиланде, а рассказывала она ее, сидя на фоне цветущих оранжерейных пальм. В общем, я вспоминала о том, что мы общаемся не вживую, только когда подвисала связь.
Парикмахер Вика пережила несчастливую любовь и токсичные отношения, окончившиеся такой сильной болью, какая заставила девушку пожелать себе боли физической. И организм стал выполнять запрос: у Вики началось редкое аутоиммунное заболевание, сначала диагностированное как рассеянный склероз. В этой сегодняшней, довольно сухо рассказанной истории, если вдуматься, было кое-что от сказки о принце, спасшем принцессу из лап дракона: нынешний муж Вики, явившийся вслед за токсичным кавалером, не испугался ее недуга, а сперва увез на обследование в Германию, а потом — в Таиланд. Многодневные медитации помогли вспомнить момент, когда девушка попросила собственный организм о болезни. И болезнь ушла. Другое дело, что и здесь ей досаждало нечто, что оказалось собственным сознанием, без конца продуцирующим новые сюжеты. Впрочем, не будем рассказывать все, ведь, как настаивает Павлович, неуслышанная история — часть процесса.
Еще одна его часть — возможность пообщаться с рассказчиком и задать ему любые вопросы после. Московская онлайн-версия подразумевала и то, что из кафе можно было легко добежать до оранжереи и, таким образом, уже «после занавеса», увидеться с Викой вживую.
Все это можно было бы назвать бесхитростным и наивным — особенно если сравнить с изысканной, сложносочиненной «Историей ужаса», основанной на разговорах поэтов-обэриутов,— но пандемия расставила свои акценты. И теперь необработанная история, рассказанная человеком, который не стремится вами манипулировать, потому что не умеет, да и просто возможность услышать того, кто живет с нами в одном городе, становится важнее, чем когда-либо прежде. Это и называется социальным театром.
Алла Шендерова
