За почти пятьдесят лет в кино он снял пятьдесят картин. Работал с Никитой Михалковым, Сергеем Соловьевым, Андреем Смирновым («Белорусский вокзал»), Георгием Данелия, Сергеем Бодровым («Кавказский пленник»)
Ему всегда хватало решимости и силы выполнять то, что почитал за лучшее.
А почитал он за лучшее снимать кино, готовить еду, сидеть с друзьями за столом, травить байки, веселиться, материться и жизнь воспринимать просто как «случание себя в мире».
Мы обедали с Сергеем Бодровым-старшим в ресторане Дома кино. Подошла официантка, дала Бодрову телефонную трубку: «Вас — Павел Тимофеевич…».
Вся ударная сила благолепия и почтительности пришлись на два последних слова. Не проговорила — пропела. Нежно-нежно. Тонко-тонко. «
Когда выходили из ресторана, на лестнице встретили Лебешева. Он примчался
Это было ровно семь лет назад. Февраль
«У Никиты и Адабашьяна была концертная программа по поводу меня. Они вдвоем выступали. Но это надо, чтобы Адабашьян показывал. Помню только, что я рождался обязательно запеленатый и обязательно с папиросой во рту и сразу говорил: «Нянька! Дай прикурить!» Номер назывался «Как Паша рождался».
Концертного номера, как Павел Тимофеевич Лебешев умер, у Никиты Сергеевича Михалкова и Александра Артемьевича Адабашьяна, конечно, нет.
Не смешно. Очень не смешно. Совсем не смешно.
А как его, не смеясь, вспоминать? Павел Лебешев и
Он был «играющее дитя». Постоянное веселое расположение духа. И — абсолютная способность привлекать на себя удачу и счастье.
Писать о нем так же трудно, как трудно ухватить живую и естественную свободу. Это был простой, элегантный, отчетливый, ясный и неизъяснимый человек. В котором все понятно и не понятно ничего. Своего рода тайна при полном свете.
Да, именно так: Павел Тимофеевич Лебешев — это ясность и неизъяснимость.
В 1996 году в «Новой газете» вышли три мои большие публикации под общим заголовком «Жизнь Замечательного Лебешева». Помню, когда я на какую-нибудь кинематографическую тусовку приносила ему газеты, он как ребенок бегал от одного деятеля кино к другому и, радостно тыча в заголовок, кричал: «Смотри, смотри, ЖЗЛ — это я, ЖЗЛ — это я…».
А к интервью готовился. И рассказывал о себе серьезно и обстоятельно. Александр Адабашьян поначалу просто не поверил, что Лебешев при мне никогда не матерился. «Не может быть! — восклицал Александр Артемьевич. — Когда мои дочки были еще совсем маленькие и он хотел сделать им
Павел Тимофеевич Лебешев считал себя бакинцем. Родился в Москве. Но в эвакуации оказался в Баку, и в детсад там ходил, и в школу.
Дедушка Павла Тимофеевича Лебешева по отцовской линии был управляющим Нобеля. Дружил со Львом Толстым. Дедушка был энциклопедически образован, очень прогрессивен, современен. Первым в Баку начал играть в футбол.
Байка про то, как Павлик дедушку убил
Дедушка и маленький Павлик играли. И Павлик ударил дедушку палкой по голове.
Через
Но лебешевские друзья обожали эту историю. И при случае (и без случая) любили говорить: ну что с Павлика взять — он в детстве дедушку убил…
Отец — Тимофей Павлович Лебешев — был известным кинооператором. Снимал «Девушку с характером», «Мичмана Панина», «Щит и меч», «Тишину». Мама — режиссером научно-популярного кино.
В кино, однако, Лебешев, несмотря на свою кинематографическую семью, не собирался. Любил математику. И хотел заниматься только ею.
Но в конце девятого класса приятель увлекся фотографией и Пашу втянул.
В пятьдесят седьмом году окончил школу и поступал очно во ВГИК. Не поступил. Заочно во ВГИК подался уже через четыре года, в шестьдесят первом. И проучился там ровно десять лет.
Теория Лебешеву не давалась. Снимал кино блистательно. А объяснить, как это делает, — не мог. Сказал
На «Мосфильм» Лебешев пришел в августе пятьдесят седьмого.
«Актеры, режиссеры, шоферы, осветители — все друг друга знали, здоровались, дружили… Зарплату получали мизерную. Я — всего семь рублей. Но был абсолютно счастлив! В объединения Михаила Ильича Ромма или Юлия Райзмана приходили на весь день — независимо от того, снимали кино или нет. Сидели, пили чай, разговаривали… Три Андрея — Кончаловский, Тарковский, Смирнов, Лариса Шепитько, Элем Климов, Генка Шпаликов, Алов с Наумовым… Читали сценарии, обсуждали, ругались…»
В марте девяносто шестого это Лебешев рассказывал. И помню, как, помолчав, добавил грустно: «Сейчас этого нет и в помине. На студию ходить неохота. И сюда, в Дом кино, — тоже».
Байка про Павла Лебешева и Полину Виардо
Адабашьян называл Лебешева «врагом печатного слова» и уверял, что Павел Тимофеевич не прочитал в жизни ни одной книжки.
Тем временем в годы застоя Сергей Соловьев долго-долго мечтал снять фильм о романе Тургенева с Полиной Виардо. Но «добро» не давали. И вот однажды Соловьев зашел в очередной начальнический кабинет и, получив категорическое «нет», понуро вышел к друзьям, ожидавшим его в коридоре. «Все! Окончательный и бесповоротный отказ», — сказал Соловьев. «Что ж теперь делать? — воскликнул
О Лебешеве говорили: всю жизнь он проводит либо в кино, либо в ресторане Дома кино.
«Мы выросли в этом ресторане: я, Сережа Соловьев, Генка Шпаликов… Иногда приходили и говорили официанткам жалобно: „
Друзья смеялись: «Лебешев в этом ресторане штук одиннадцать „Волг“ оставил!».
На знаменитом V Съезде кинематографистов Лебешева избрали членом правления. И спросили: «За что отвечать будете, Павел Тимофеевич?» «За ресторан, конечно», — ответил Лебешев.
И вот приходит он — уже начальником! — в ресторан, а официантки «морды воротят». Он: «Чё это вы?». Они: «Ты ж теперь проверять нас будешь!». Он — возмущенно: «А чё мне вас проверять? Я, что ли, и так не знаю, где вы воруете?».
В обиду ресторан Лебешев не давал. Деньги под него выбивал, продукты, за качеством лично следил. Мог принести на кухню три своих гуся, и сам их готовил (мастер-класс), а повара только тихо внимали.
Потом кинематографическая власть поменялась, и Павла Тимофеевича от руководства рестораном отлучили. А когда Сергей Соловьев стал российским секретарем, он сказал Лебешеву: «Ты займись рестораном, а то там жрать стало совсем невозможно…».
Лебешев говорил: «Я кино снимаю, когда отрываюсь от стола».
«Бывает так: человек собирает марки. И это — его жизнь. Хотя он, может быть, физик. Но собирает марки. И марки для него — больше физики».
Лебешев на минутку задумывается и продолжает: «А у меня профессия оказалась хобби. А настоящая жизнь — сидеть с друзьями за столом, готовить еду, делать
Готовить Павел Тимофеевич научился, когда заболела мама. Она болела долго и тяжело — с сердцем было плохо. А Паша прибегал на переменках домой (школа была рядом), готовил, кормил маму.
А потом начались киноэкспедиции. Столовская еда не вдохновляла. И Лебешев стал брать с собой «кухню». Так образовался знаменитый лебешевский чемодан. В нем было главное: плита на двух конфорках с духовкой. А еще — тарелки, вилки, ножи, кастрюли, сковородки, кипятильники разной величины. Все это Лебешев неизменно таскал за собой и готовил на всю съемочную группу.
Байка про то, как Лебешев выбирал натуру
Лебешев выбирает места для съемок на натуре. «Павел Тимофеевич, здесь будем?» — спрашивает, например, Никита Михалков. Лебешев, озирая окрестности, говорит твердое «нет». — «Здесь?» — Долго высматривает. И опять: «Нет!» И вот наконец долгожданное «да». Все ликуют. Но что художнику экрана помогло сделать выбор? То, что всего в ста метрах от этой натуры — шашлычная.
Тогда же, в девяносто шестом, я получила от Павла Тимофеевича Лебешева урок дружбы.
К тому времени Никита Михалков, Александр Адабашьян и Павел Лебешев не работали вместе уже тринадцать лет. Они сняли «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Несколько дней из жизни Обломова», «Пять вечеров», «Родня» и «Без свидетелей». Семь больших картин, десять лет дружбы (жизни рядом). Сценарии писали вместе. Все, с начала до конца, делали вместе.
Нет, не ссорились. Просто Михалков перестал звонить. А Лебешев ждал звонка. («Года три-четыре ждал».)
Очень серьезно и очень сдержанно:
«Конечно, разрыв наш был для меня душевной раной. Сначала кажется: наверное, ненадолго… Это как у мужчины и женщины. Думаешь, ну разлука случайная, сейчас так, так, так, — и все пройдет, все заново начнется. На самом деле ничего заново не начинается… Иногда ловлю себя на мысли: как это я мог думать, что все склеится, опять получится, случится, — и переживал! Жизнь идет, и теперь мне кажется, что если бы был просто перерыв
Он долго еще говорил о Никите. Высоко, благородно и очень
Потом они встретились на «Сибирском цирюльнике». По слухам, Михалков — хотя картину начинал другой,
Один маленький мальчик вот как рассказал мне про дуэль Пушкина и Дантеса.
«Пушкин стрелял в Дантеса и попал в пуговицу. Потому что у Дантеса вместо сердца была пуговица.
Дантес стрелял в Пушкина и попал в сердце. Потому что у Пушкина везде было сердце«.
Павел Тимофеевич Лебешев умер от инфаркта. Раньше точнее говорили: разорвалось сердце.
Сердце разорвалось потому, что было.
Было сердце, а не пуговица.
Зоя ЕРОШОК
