Дожила до понедельника

Ирина Печерникова

«Первая любовь» (1968 год)

«Доживем до понедельника» еще не вышел, лежал на полке. Режиссер Ордынский пригласил меня на пробу на общих основаниях. Со Смоктуновским я не виделась, пробовалась с мальчиком. Меня утвердили. И началось: пошив костюмов, тренировки на лошадях… Снимали в Переделкино, рядом с дачей Фадеева. А у меня хорошие отношения были с Сашей Фадеевым, сыном Ангелины Степановой. Он актер. В фильме «Вертикаль» играл, школу-студию МХАТ окончил. Я бывала у них на даче. И когда сказали, где будут натурные съемки, я тут же представила, во сколько мне в Москве надо вставать, чтобы к восьми быть готовой, и попросила Сашу:

— Спроси у мамы, можно ли мне у вас на даче пожить, пока мы особняк снимаем.

Она разрешила. И я спокойненько жила в пятидесяти метрах от съемочной площадки, высыпалась, у меня было лишних два часа.

— С Ангелиной Степановой общались?

— Здоровалась, когда училась. «Милый лжец» смотрела до бесконечности, начиная с генерального прогона. Я очень Кторова любила там и ее тоже. А так нет, не общались. Я один раз дома у Саши Фадеева была и она была. Ну, так уже не зрасьте, а уже познакомились. Но как-то вскользь. Очень мило, но вскользь.

— Мне кажется, что героиня «Первой любви» наиболее близка вам из сыгранного в кино, похожа на вас?

— Скорее, если кто на кого похож, то я на нее. Она мне ближе всех и интересней всех. Вообще из тургеневских барышень

— И как бы вы ее описали?

— Для меня она не тургеневская. Я не люблю, когда человек правильный, предсказуемый, весь такой белый пушистый, чистый и красивый. То есть такие люди — это прекрасно, но играть их мне неинтересно. А в ней уйма противоречий, абсолютная непредсказуемость, страстность, храбрость, женственность, то есть очень много диаметрально противоположных моментов. Необъяснимость. Зинаида выбивается из тургеневских барышень. Еще я люблю Асю и «Вешние воды».

Уход из театра Ленинского комсомола

Вместо Эфроса в театр пришел новый главный режиссер. От ВЛКСМ. Молодой, загорелый, с белозубой улыбкой. С обещаниями. Может быть, я его после Эфроса не восприняла. Но самое главное, что он сначала не трогал эфросовские спектакли, а потом вдруг начались, как я это называю, игрища. Когда парторг будет играть Мольера, профорг — еще кого-то. Хотя на эфросовских спектаклях держался театр. Да, был еще чудный Петр Штейн, которого все обожали, но он ставил потихонечку какой-то свой спектакль, а что поставил ЭТОТ режиссер? Толком ничего.

Начались вводы. Ну, и слава богу. У них получались другие спектакли. И, на мой взгляд, к сожалению, не очень эфросовские. Мы с арменом очень дорожили нашим тандемом. Но однажды мне сообщили, что вечером я играю вместо заболевшей актрисы, с которой мы играли в очередь Арманду.

— Хорошо. А Армен в курсе?

— Нет, вы будете играть с другим Мольером. Поэтому приезжайте, пожалуйста, к пяти часам, чтобы вы с ним как-то пообщались.

Значит, решили разбить нашу пару. Поэтому актриса так срочно «заболела», так как утром мы с ней виделись в театре. Ну и что делать? Отказываться нельзя. И вот моя первая в жизни интрига. Очень дорого она мне обошлась. Я не знала, как изображать какую-нибудь болезнь. Позвонила своей сокурснице, работавшей медсестрой до студии МХАТ, и спросила:

— Танюша, что делать, меня подставили, мне нельзя играть без Армена, я не дам подставить спектакль.

— Ир, ну, радикулит ты не изобразишь. О, аппендицит. Говори, что болит живот. Градусник натереть сможешь?

— А как?

— О простыню.

— Понятно.

— Нажимают — не пищишь, отпускают — задыхаешься от боли.

Я вызвала «скорую», и меня привезли в 1-ю Градскую. Аппендицит не вырезали, но оставили на исследование. В результате я пробыла там примерно 20 дней. Ужас!

Но в нашу связку с Арменом больше не вмешивались. И это здорово. Во-первых, мы сохранили НАШ спектакль, а во-вторых, играть с ним — это подарок судьбы. Если сегодня у меня другие глаза — другой Армен. Не было одинаковых спектаклей. Такие партнеры — большая редкость.

А первый раз я решила уйти из театра почти сразу после того, как сняли Эфроса. Так получилось, что встретила кого-то из Маяковки. Там еще не было Гончарова, руководила коллегия. И мне предложили роли в двух спектаклях. Один «Антигона и другие» — его делал словацкий режиссер. А второй, кажется, «И упала звезда», я должна была играть с Самойловым, с дядей Женей. Он — художник, а я его молодая муза. Румынская пьеса. Но я не успела даже пообщаться с режиссером. Ходила на репетиции «Антигоны», съездила с ними в Питер на гастроли, потому что и там репетиции не прекращались. И должна была вводиться на Офелию в Охлопковском «Гамлете». Но об этом узнал главный режиссер моего театра. Вернее, я сама ему сказала. Пришла и заявила, что хочу уйти. Вскоре поступил приказ министра культуры Фурцевой, по которому я как молодой специалист обязана отработать два года. О чем тут же сообщили в Маяковку.

И отработав еще год, я опять пришла к главному режиссеру и сказала, что хочу уйти.

— И куда же теперь?

— Никуда. Тогда у меня было предложение, сейчас нет, но я все равно хочу от вас уйти.

Он стал рассказывать, какие у него планы. Уже Коля Караченцов пришел в театр, но для меня-то там ничего не изменилось. И я заявила:

— Теперь я имею право уйти, я отработала два года.

— Никуда ты не уйдешь, ты нужна здесь и будешь здесь.

Наверное, я требовалась ему ради имени на афише, потому что у меня уже был «Каменный гость», уже писали о «Доживем до понедельника», хотя фильм еще лежал на полке. И тогда я произнесла, по-моему, первое в жизни хамство:

— А если я вам скажу, что вы говно человек и говно режиссер, вы все равно меня будете держать?

Его перекосило, и он прошипел:

— Нет, девочка, но я тебе обещаю, что ни в одном столичном и ни в одном приличном театре ты работать не будешь. За мной ЦК комсомола.

— Заявление сейчас?

— Когда угодно.

Я оставила заявление и очень красиво дошла до двери. А за дверью в четыре ручья, потому что поняла, что этот человек сделает так, как он пообещал. Вот на это его хватит!