Дожила до понедельника

Дом в деревне

— А другой избы не было, когда вы дом искали, чтобы не столько возиться с ним?

— Если бы я купила нормальный дом, это была бы не я. Но зато все равно, сколько езжу, нет такого, чтобы три-четыре дома на холме. Где-то в лесах есть, на поляночках, а, как я хотела, на таком пространстве, нет.

— Не страшно там?

— Там никого, дороги нет, два километра надо по лесу добираться. Автобус ходит до цивильной деревни, где магазин. А у нас тихое место. Но все мои друзья, кто там побывал, даже когда дом еще разваленный был, первая реакция: ой, как странно, красиво, тихо, страшно, неустроенно. А на второй день никто уезжать не хочет. Как у индейцев — место силы. Волшебный холм. Москва сразу уезжает куда-то, все проблемы становятся маленькими… Там есть проблемы конкретные: вода в тазу замерзла, картошку надо собирать. Очень здоровые проблемы. Я думала, что, может, это самообман, бегство от того, чего я не понимаю или не принимаю , что пугает… Нет, такое ощущение, что в деревне я живу. А в Москве, хотя вокруг столько происходит, я существую.

— Вы воду на своем участке нашли?

— Я с рамочкой поискала, книжку специально купила, но холм высоченный, и хотя рядом с моим домом была барская усадьба, а значит, и колодец, никто не помнит точного места, от большой деревни осталось четыре дома. У нас под холмом речка очень хорошая, хариус водится, а он только в чистой воде, просто тяжело тащить воду снизу. Из мужчин там один Николай, сын соседки. Но летом его мало бывает: очень много дачников, он кому-то поможет, а потом шашлыки, выпивка.

— А кто вам помогал восстанавливать дом?

— Тогда это называлось лимон. Десять лимонов, два лимона… И пришли ко мне рабочие, очень пьяные. Местные, из цивильной деревни. Я испугалась. И мне нашли Сергея из Рязани с трудной судьбой. Он оказался без прописки, без дома, с женой какие-то сложности. Но своими руками построил дачу в деревне за Рязанью. А моя деревня — Калинино. И одна подруга мне его присоветовала. Он одержимый трудоголик, но одному нельзя поднять дом, это годы нужны, а мне-то надо было скорее. Полдома пришлось ломать, потому что он был гнилой, я от восторга: какой чудный холм! — не заметила, что дом поехал, наклон уже градусов тридцать. Пришлось ставить на фундамент, покупать лес, в общем, строить заново. Потом у мастера начались какие-то затяжки, хотя он работал днем и ночью, потом он из половой доски — пятидесятки, которая должна была лежать на мансарде, вдруг нарезал реечки и заделал ими фасад. Красиво, замечательно. Слава богу, я его вовремя приостановила. А когда надо было доски класть, оказалось, что их нет. Потом его, к сожалению ударило бревном, пришлось селезенку оперировать… Ну, и мы расстались. Но уже появился Саша. Он договорился с теми мужиками, которые пьяные «с лимоном», и за одно лето они все сделали. А так я два года вела стройку.

— Печку кто клал?

— Тот же Сергей. Он фантазер. А я умудрилась купить ему в подарок книгу «Печи и камины». И он навертел мне печь: с этой стороны камин, там — плита, здесь — печка в плиту, а вот тут — маленький лежак. Какие-то три заслонки: на камин, на зимнее отопление, на летнее. И все эти задвижки прочно вросли в кирпич, и у меня сейчас работает только летнее отопление, одна плита. Задвижки надо ломом выковыривать. Но мастера не могу найти, по последним сведениям он где-то монастырь восстанавливает. Да и времени пока нет. Идут посадки. Вот когда уже все посадим, освоим, тогда начнем разбираться с печкой. А пока купили «Булерьян» — маленькую, железную, по принципу буржуйки.

— А что было первым посажено на участке?

— Сирень. Я решила сделать живую изгородь между своим домом и домом Леши Локтева. У соседки много сирени росло, но выкопать ее нельзя, надо сначала разрубить корень с мой кулак и только тогда взять росток. Я два дня рубила. Рубила и таскала. А Саша меня потерял, он на рыбалку ходил.

— У вас есть книги по садоводству?

— Если эта полка над папиной кроватью упадет, а на ней только книги и журналы по садоводству и огородничеству, — вот это будет быстрая смерть.

— Вы под ней спите?

— Иногда, когда очень холодно. Это я в виде примера, сколько у нас такой литературы. Но я выхватываю конкретно: сегодня сажаю лилии. Нахожу про лилии, вечером читаю, а с утра по заложенной страничке исполняю. А в прошлом году я всем задавала вопрос: угадайте с трех раз, сколько луковичных (а это ирисы, тюльпаны, нарциссы, анемоны и еще какие-то синенькие… крокусы), сколько луковичных я посадила? Мне отвечали: «Ну, пятьдесят!» Вторая попытка: «Семьдесят! Сто?!» Я говорила: «Семьсот». Зато весной там такое было! А это два дня как болванчик вверх-вниз. Я же грамотно должна сажать. Как написано: ямку, какую нужно, подсыпать или песочка, или торфа…

— А огород?

— Я сразу посадила, чтоб не бегать никуда, не просить, лук, чеснок, маленькие грядочки зеленушки, кабачки, огурцы, морковку, свеклу, редиску. Простое все. Картошку у соседки можно взять. Я не люблю огород.

— Но урожай собираете?

— Ем. Я не сажаю, чтобы в Москву привозить.

— А почему не любите огород?

— Потому что его все время полоть надо! Я люблю декоративные кусты, это мое. Деревья декоративные. Цветы.

— Баню тоже Сергей строил?

— Нет. Это уже те мужики плюс Николай. Баня хорошая, большая, правда, пока прогреется, надо час-полтора ждать. Я все для друзей делала, а оказалось, что мне нравится быть там одной. С двухтысячного года. Тем более, там все связано с папой, с Сашей. Но как-то переборола. Работой, работой, работой. Первые три года только в лес ходила, по нашим местам. А потом появились новые друзья, после телефильма «Ирина Печерникова: Неоконченный роман». Один из них передал мне цветок в горшке, а потом позвонил и сказал: «Меня зовут Олег, и я хочу подарить вам деревья». Я перепугалась, думаю: какой-нибудь крутой, раз деревья. Я то представила большие деревья, приедет с экскаватором, думаю, нет, никаких обязательств. И сказала: «Не надо мне деревьев, я вам очень благодарна за ваши слова, за цветок, приходите, мы попьем кофе».

— А он цветок как передал?

— Мальчик принес мне домой из магазина. Нормальный человек оказался, в научно-исследовательском институте рядом с моей сестрой работает, никакой не крутой, и деревья он мне купил маленькие. Потом газонокосилку подарил. Она у меня налетела на булыжник и сломалась — дети в гостях были, в козла играли и сдвинули камни, которыми обложены туи. А в это время у меня как раз юбилей, приехала журналистка из газеты, ну, я впроброс и сказала, что мечтала о газоне, люблю английские фильмы, где виноградом оплетенный дом и газоны, да вот, косилка сломалась. Это напечатали. И когда я уже попала в телевизионный проект «Формула красоты», они решили снять меня в деревне. И во время съемки в дом заглядывает режиссер Карина: «Ирина Викторовна, к вам гость». Я подумала, что опять пьяный пастух пришел. Нет, стоит незнакомый человек: «Здравствуйте, я Александр. Нас несколько семей, мы вас очень любим, прочитали в газете и решили вам подарить газонокосилку». Сунул мне пакеты: «Вот вам, пожалуйста, мои координаты и диск, вы послушайте, я пишу песни, но это потом, ради бога простите». И исчез. А уже после «Формулы красоты» я послушала диск, и мы созвонились. У него чудная жена Наташа, сейчас таких жен не делают, и двое близнецов — Шура и Юра. Это чума. Когда дом Леши Локтева стали продавать, мы с соседкой сговорились, чтобы кто-то был свой, и договорились с Лешиными родными, теперь там живут Саша с Наташей. А потом Олег и Николай починили старую газонокосилку. Так что у меня их две. И вообще я женщина, которой мужчины дарят вместо цветов газонокосилки.

— Почти автомобили. А как вам пришло в голову сделать альпийскую горку?

— Это тоже мои новые друзья — он юрист, и Светлана, у которой все спонтанно, они очень хотели для меня сделать что-то, а я не могу заниматься приемом гостей, потому что на каждый день у меня список из тридцати трех пунктов. И они решили сами, что-то таскали, какие-то пни волокли, и сделали нечто огромное, страшное. Но от всего сердца. В результате я все время с ужасом смотрела на эту кучу, и никакой мысли не рождалось. А в этом году я в полусне увидела горку. Показала ее линию моему помощнику, бывшему пастуху Валерке. Он пни выкорчевывал, лишнюю землю в кучку сложили, я прокопала так, чтоб были торф, песок, земля, торф, песок, земля. Посадила мох, рододендроны и хвойнички. Горка получилась трехступенчатая. Обложила все большими камнями, я их долгие годы собирала, стаскивая на участок. Получилось красиво. К сожалению, у меня погибли три любимых растения: красный клен японский — не перезимовал, они в нашем климате не растут, клен фламинго не выдержал. И ива кудрявая, вся странная, кривая, мы ее Иришкой называли. Зато дерево гинго перезимовало. Лиственница на штамбе очень смешная, высокая палка и оттуда спускаются пушистые лианки. Около бани у меня хвойничек, потому что Олег подарил две сосны, горную и черную. Он не знал, что они могут гореть, когда солнце яркое и снег. И они немного обгорели. Иголки стали коричнево-желтые, хотя были укрыты белым материалом. Еще туи растут. А перед баней участок, где сплошные хвойники и рододендроны. Я не понимала Нину, чего она с этими рододендронами носится, ну, листики плотные, жирные, красивые, а потом увидела, как они цветут. Бледно-сиреневый шар в тычинках, огромный, легкий, воздушный, листиков не видно, просто шар. И увидела на рынке «Садовод» цветущую азалию, большую, лет семи, такой красоты, а у нас они маленькие, но тоже стали цвести. В общем, уже подростки, не дети.

— А в продуктовый магазин вы пешком добираетесь?

— Я уезжаю на все лето, и мы покупаем крупу, макароны, подсолнечное масло, сухие хлебцы, сахарный песок, соусы всякие, майонез. Две сумки с продуктами. И в морозилку что-нибудь — для Кеши мясо или какую-нибудь еду для разнообразия. Если Коля едет на велосипеде в магазин, я ж могу ерунду какую-нибудь не тяжелую попросить. А в следующей деревне можно покупать молоко, сметану, творог. Зелень ем, морковку, огурцы малосольные делаю. И лимонный сок у меня всегда есть в пластмассовых бутылочках. Концентрат. Я добавляю во все — люблю кислое.

— Завели бы лошадь.

— Это Леша мечтал о лошади.

Алексей Локтев

— А я рассказывала, как он поселился рядом со мной?

— Нет. Вы не рассказывали и как познакомились.

Леша — это писатель-сибиряк в фильме «Я шагаю по Москве». Я ходила к Нине Поповой на спектакли и заходила за кулисы, а он в этих спектаклях участвовал, то есть мы были на «вы» и «здравствуйте». Уже в 90-е годы он приглашал меня на свои моноспектакли — к годовщине гибели Талькова, по Есенину, Рубцову. И когда я искала дом, в это время позвонил Леша и сказал:

— Можно я заеду, хочу кое-что предложить.

Он сделал инсценировку о Достоевском и его жене Анне Сниткиной. Сначала хотел про трех жен, я прочитала книгу, а потом говорит:

— Знаешь, мне из всего самое дорогое — это она, которая вытерпела все, была и опорой, и другом, и соратником, и любимой, и очень тяжелую жизнь прожила. Мне интересней про нее.

Мне-то как раз про другое было интересней. Ну, ладно, я согласилась. И он ко мне приезжал с очередной написанной сценой, читал, мы разбирали. А я в то время искала дом, потому что папа упал, ему сказали «шейка бедра», то есть фактически приговор вынесли, и я попросила приехать мою подругу, профессионального массажиста, ей богом дадены руки, она все точки чувствует. Она сказала:

— Виктор Федорович, у вас нет перелома шейки бедра, у вас рядом. Может быть, трещинка, может быть, мощный ушиб, но шейка бедра нормальная.

— Не верю, это тебя Ира попросила.

— Нет, я в профессии не имею права врать. Это ж диагноз.

И дальше как всегда случайность — она делает ему массаж и нащупывает что-то давнишнее, о чем он даже маме не говорил, то есть этого ни одни человек не знал.

— Так значит, у тебя руки чувствуют и про бедро?

Он поверил. И стал перестраиваться. Тут как раз и дом появился. Мы с Лешей поехали смотреть. Плутали-плутали, по каким-то болотам шли, взобрались на холм и оба онемели: такой красоты не бывает. С тех пор у всех, кто ко мне приезжал, в первый момент онемение, а потом никто не хочет уезжать. Все спрашивают: тут рядышком ничего нет? Но рядышком не то, это только на холме.

Короче, зимой я оформила дом, а весной надо было уже репетировать, Леша нервничал, и я пригласила его в деревню: заодно хоть чуть-чуть вычистим дом, чтобы я могла папу привезти. Но так случилось, что он на меня закричал, и я сказала:

— Леша, я не буду играть.

Дикая обида с его стороны. И в момент этого кошмара к нам пришли две женщины из следующей деревушки и говорят:

— Мы сестры, у нас еще брат есть, нас трое, не хотите за три лимона купить наш домик, мы тут родились.

А я все время думала, что рядом какая-то хозяйственная постройка, сильно заросшая сиренью и деревьями, даже близко не подходила, а Леша, оказывается, ходил и смотрел. Вот, три лимона. А у меня деньги в то время были. Это лето 95-го. Смотрю, Лешка побледнел, вскочил, куда-то пошел. Я тоже встала, думаю: надо соображать. Мы же с ним не разговариваем, так обиделся, уже собирался уезжать. И мы с разных сторон встретились на задах дома, наткнулись друг на друга, лицом к лицу. А я знала, что у него мечта — иметь дом в деревне. Я говорю:

— Леша, езжай в Москву, звони моей сестре, у нее мои деньги, бери их, приезжай и оформляй.

У меня уже был знакомый нотариус в Ростове. Я туда ездила пять раз, а Леша за два дня оформил. И у него появился дом. Мы помирились. Но в спектакле сыграла Шурочка Ровенских. Замечательно сыграла. Это ее роль, а совершенно не моя. Моя как раз была плохая его жена, роковая. Мне она была интересней. Но спектакль получился очень сильный. Они играли в Пушкинском, потом на малой сцене Маяковского. У Лешки были большие планы. Он очень любил деревню и очень любил там писать, работать. Но вот так случилось…

— Что случилось?

— Он погиб. На кинофестивале в Благовещенске в 2006 году.

— Автокатастрофа?

— Да. Я в деревне услышала по радио о его гибели. Все, кто с ним ехал в машине, остались живы. Только он погиб.