1643-й год, ПАРИЖ
Площадь перед Лувром.
На площади толпятся парижане. Слышен стук колес множества карет.
1-й парижанин. Ох, не к добру это – столько карет.
2-й парижанин. Король умирает, парижане.
Молодая парижанка. Жили, как кошка с собакой. А теперь королева возьмет свое!
3-й парижанин. Не дадут ей править. Драка будет за престол.
Парижанин-старик. Когда большие господа дерутся, на обед у меня вместо курицы одна мамалыга.
3-й парижанин. Солью нужно запасаться, парижане.
1-й парижанин. Бочками для баррикад.
2-й парижанин. Куда катится абсолютная монархия?!
2-й парижанин. Уже докатилась – ни года без войн.
Пожилая парижанка. Несчастная Франция! Господь от нее отвернулся.
1643-й год, ПАРИЖ, ЛУВР
Именитые особы стоят кучками, снуют лакеи, прохаживаются придворные.
Мари де Шеврёз (подняв вуаль и прикладывая к глазам носовой платочек). Говорят, он очень плох, наш повелитель. Как он будет там, в райских кущах, без своей любимой королевской охоты? Мне так нравились его марципаны. Правда, после угощений мне так подтягивали корсет, что я не могла дышать, но зато как было вкусно! Никчемное существо, он был охотником, садовником, кулинаром, брадобреем, и кем еще он только ни был, но только не королем.
Реплика в толпе. Смотрите, кто здесь!
Реплика в толпе. Герцогиня де Шеврёз! Кто ее пустил? Какая дерзость!
Реплика в толпе. Льет крокодилову слезу.
Реплика в толпе. Она умеет плакать по заказу.
Реплика в толпе. Ее носовой платок пропитан глицерином.
Мимо идет вереница священников.
Голос. Неужели соборование?
Другие голоса (звучат эхом) Соборование. Соборование. Соборование.
Мари де Шеврёз. Какая трагикомедия! Прирожденный лентяй умирает в рабочем кабинете! Однако нужно приниматься за дело, господа. Где Месье? Где другие принцы крови? Пора бы им выбраться из кустов. Хотят получить власть на золотом блюдечке? Так не бывает. Придется испачкать пальчики, потом отмоем.
Принц Конти. Я здесь. Мы не должны это терпеть. Что ни регентша, то итальянец в кресле кардинала.
Гастон - Месье. Однако Мазарини не трус. Его не страшит пример Кончини. Ришелье был прав: сердце у Мазарини смелее его ума.
Принц Конди. Господа, ну не убивать же его, как Кончини. Это так банально.
Мари де Шеврёз. Ну, зачем так сразу? Можно испробовать другое средство. Королеве сорок два. В этом возрасте… Вдруг не устоит перед каким-нибудь молодым красавцем. (смеется)
Гастон - Месье. Но кто пожертвует собой?
Мари де Шеврёз (смеется). У меня есть претендент на эту роль? Но я его не назову. Здесь столько ушей. Прошу ко мне во дворец, господа.
Герцогиня и принцы уходят.
1643-й год, Приемная короля
Здесь королева Анна, кардинал Мазарини, брат короля Гастон (Месье), принцы крови Конде и Конти, глава парламента и несколько священников. Все молчат, нервно посматривая на дверь. Мазарини почтительно увлекает Анну в сторону.
Мазарини. Вы готовы, государыня?
Анна. Пожалуй, я сделаю это после соборования. Мне нужно собраться с духом..
Мазарини. Вам лучше сделать это немедленно, пока соборование еще не началось.
Анна (после некоторого размышления). Но моя гордость, монсеньер.
Мазарини. Мадам, поставьте вашу гордость на колени.
Анна проходит в королевский кабинет.
Королевский кабинет
Людовик возлежит на широкой лавке. Все стены увешены разнообразным оружием и чучелами птиц и животных.
Людовик ХIII. Кто вас пустил?
Анна. Я ваша супруга, Лу, и хочу быть с вами.
Людовик ХIII. Не сокращайте мне п-последние минуты. Как вы п-посмели разрешить мадам Шеврёз вернуться?
Анна. О чем вы, Лу? Я не видела мадам уже лет двадцать.
Людовик ХIII. Мне только донесли. Она здесь, в Лувре. Как это вызывающе и нагло! Она в связи с нечистой силой, не иначе.
Анна. Если она здесь, то это еще раз доказывает, что она продолжает компрометировать меня.
Людовик ХIII. Не верю ни одной женщине, а вам вдвойне, втройне! Зачем вы здесь? Говорите и уступите место святым отцам. Они ждут.
Анна. Хочу просить у вас прощения, ваше величество.
Людовик ХIII. Дерзали выйти замуж за моего брата, а меня упечь в монастырь. Разве этому есть прощение? Как вы смеете еще на что-то надеяться?
Анна. Вы можете меня ненавидеть, государь…
Людовик ХIII. Я вас п-презираю.
Анна падает на колени и пытается взять руку короля. Король отдергивает руку.
Анна. Вы можете меня презирать и ненавидеть, но ваш старший сын… наследник ваш… Он должен вас любить и почитать. Дети должны знать о родителях только лучшее. Я вам обещаю. Будет именно так. Независимо от того, простите вы меня или нет.
Людовик ХIII. Вы меня п-путаете, мадам. Если вы ни в чем не виноваты, зачем вам мое п-прощение? А если вам на самом деле не нужно моей милости, то чего же вы хотите?
Анна. Я прошу вас не считать меня врагом - ни вашим, ни Франции. Я не враг, Лу. Мать будущего короля не может быть врагом его отца и его королевства, своего отечества.
Людовик ХIII. Как вы завернули! А слог какой знакомый. Вы не могли сами п-придумать этот маневр. Кто вам подсказал?
Анна. Я поделилась своей болью с кардиналом. После мадам Шеврёз у меня нет подруг, мне не с кем больше поделиться.
Людовик ХIII. Ха! Зато нашли п-подружку в п-пурпурной сутане и кардинальской шапке. Уйдите с глаз! Меня от вас воротит.
Анна. Опять пустые подозрения, государь.
Людовик ХIII. Какие подозрения? Не делайте из меня дурака хотя бы сейчас. Я давно знаю о ваших отношениях. П-просто он мне нужен, этот прохиндей. Мазарини – это деньги. А Франция п-после Ришелье самая бедная страна в Европе. Вам уже сорок два года, мадам, у вас уже отрастает второй подбородок, а вы так и не научились разбираться, чего от вас хотят мужчины. Вы думаете, вас любил Бэкингем? Он всего лишь тешил свое жеребячье самолюбие. Любимых женщин не ставят в столь ужасное п-положение, даже под накалом страсти. Бэкингем – бывший конюший своего короля, и этим все сказано. Он п-получил титулы, но так и не п-поднялся в своем духовном развитии выше конюха. А еще вас любил проходимец Ришелье. Но опять-таки п-понятно, с какой целью. П-представляю свою участь, если бы он стал отцом вашего ребенка, наследника престола.
Анна. О чем вы, государь?! Это было невозможно, я презирала Ришелье. Вам ли не знать, чья кровь во мне, и кто он.
Людовик ХIII (продолжает, как бы не слыша). И вот теперь вы решили, что вас п-полюбил Мазарини. Святая простота! Этот п-прожженный иезуит любит только власть, п-поскольку власть обогащает. Конечно, он твердит, что любит государство. Хитрец, он знает, что п-приверженность к этой любви укрепляет власть, а значит, п-приносит еще больше денег. В его голове только власть. Добиться власти, вцепиться во власть, держать власть до п-последнего вздоха – в его душе нет места ничему другому. Мне страшно оставлять королевство в ваших руках. Вы отдадите его руки вашего любовника, мадам. И п-посему…
Анна. О, государь!!
Входит камердинер короля.
Камердинер. Ваше величество, преподобные отцы заждались.
Анна. Еще два слова, государь.
Людовик ХIII. Нет, Анна, с меня довольно.
Анна. Ради всего святого. Ради сына нашего.
Людовик ХIII. Нет, сударыня, я не п-позволю вам прокрасться в мою душу. Я изложу вам свою волю завтра.
Анна (склоняясь к руке короля). О, государь!
Выходит из приемной. К ней тут же устремляется Мазарини.
Анна. Он меня растоптал.
Мазарини. Отчасти это хорошо.
Анна. Что вы такое говорите?
Мазарини. Прежде чем испустить дух, он выпустил пар.
Анна. Он пригрозил выразить завтра свою последнюю волю.
Мазарини. Давно пора.
Анна. Как вы циничны.
Мазарини. Я просто с вами откровенен. Чего нам-то хитрить?
Анна. Все пропало. Похоже, он задумал лишить меня регентства.
Мазарини. Ну-ну, посмотрим. Вам нужно выспаться.
Анна. Мне не до сна, пока Шеврёз в Париже.
Мазарини. Мне только донесли, с кем она уехала. Зреет заговор, мадам. Его запах разлит в сыром воздухе обветшалого Лувра.
Анна. Чего ж вы так спокойны? Мы устоим? Разве не нужно предпринять какие-то меры?
Мазарини. Нет, пусть все идет так, как идет. Бедный король, всю жизнь он страшился адовых мук за свои грехи, чем и пользовался Ришелье. Пусть молитвы соборования укрепят его дух и не позволят ему совершить последний грех. Аминь.
Анна. Грех? Какой же?
Мазарини. Король не хочет видеть и признать, что вы достойны править Францией. Он также не понимает, что ваше правление будет успешным для Франции. Разве это не грех? Да услышит Господь мои слова, аминь.
Анна. Я так устала. Я не сплю ночами. Мне слышатся шорохи и грезятся черные тени над моим изголовьем.
Мазарини. Поезжайте в свой замок, мадам. Пусть королю донесут, что вы не в обществе герцогини де Шеврёз, а там, где вам и приличествует быть в такое время - с вашими детьми.
С почтительным поклоном Мазарини отходит от королевы.
Апрель 1643-го года, ЛУВР
Кабинет короля Людовика ХIII
Анна Австрийская и высшие вельможи.
Людовик ХIII (с трудом выговаривая слова). Господа, прошу выслушать мою последнюю волю. Высочайше повелеваю. До достижения моим сыном, п-пятилетним Людовиком ХIV, совершеннолетия, то есть четырнадцати лет, королевством будет уп-правлять регентский совет. И ни в коем случае не королева единолично! Королева может входить в этот совет, но только с п-правом одного голоса. А все решения должны п-приниматься исключительно большинством голосов.
Анна готова возразить королю, но Мазарини останавливает ее взглядом и предостерегающим жестом.
Людовик ХIII. Изложенное мной есть моя п-последняя твердая воля, которую всем вам надлежит исполнять неукоснительно. Любое отступление будет расценено, как государственный п-переворот. Если у кого-то сейчас чешется язык, чтобы возразить мне, п-почешите лучше шею – п-перед тем, как ее п-почешет гильотина.
Анна. О, государь!
Людовик ХIII. В эти минуты я обязан думать только о Франции.
Мазарини. Ваше решение, государь, исполнено того же величия, что и ваше правление. Никто не может заменить вас в единоличном правлении, кроме вашего наследника. И наш общий долг – помочь вашему сыну подготовиться к служению Франции.
Людовик ХIII. Вы, кардинал, моей волей, крестный отец моего сына. Вот и займитесь этим.
Мазарини. Какое неслыханное доверие! Будет исполнено, государь.
Людовик ХIII. А теперь п-покиньте меня. Мне нужно молиться.
Анна и Мазарини выходят из кабинета.
Анна. Что делать, монсеньер?
Мазарини. Ласково беседовать с Месье и принцами. По отдельности с каждым.
Анна. О чем?
Мазарини (сквозь зубы). О том, что вы затрудняетесь понять, что теперь хуже: государственный переворот, от которого предостерег король, или гражданская война, которая неизбежна при ослаблении власти в результате такого странного регентства. Мы что, даже денежные вопросы будем решать голосованием? Это безумие! Но еще важнее не что вы будете говорить с принцами, а как – с каким выражением. Видите ли, ваше величество, ничем человек так не проявляет волю к власти, как своей способностью убрать с дороги конкурентов. Вы хотели в свое время убить мужа? Хотели. Хотели убить Ришелье? Хотели. Вы готовы сегодня покончить со своими противниками?
Анна. Я поняла вас, Жюль. Я возьму нужный тон. Я заставлю их трепетать. (после паузы). Кажется, я теперь понимаю, почему король был так высокомерен. Он был очень одинок. Высокомерие – от одиночества. Теперь мне жаль его. Он плохо обращался со мной не потому что был плохим человеком, а потому, что ему самому было плохо. Одиночество – это болезнь монархов. Как мне не хотелось бы этим заболеть. Помогите мне, Жюль.
Мазарини. Боже, как вы прекрасны в такие минуты!
1643-й год, ПАРИЖ
Зал почета, похоронный одр
Сцена разделена. На большей ее части – похоронный зал почета. Стены и пол которого декорированы фиолетовым бархатом, шелковой тканью и восточными коврами. Вдоль стен - скамьи, на которых сидят и молятся придворные. В центре зала - почетное ложе с балдахином, украшенное дорогими тканями, на который водружен манекен короля в натуральную величину, облаченный в королевскую мантию. К манекену прикреплена вылепленная из воска голова короля с волосами и бородкой. В открытые веки вставлены стеклянные глаза. Ощущение, что это лицо живого короля.
На меньшей части сцены – комната Мазарини. Здесь Мазарини и Эльпидио.
Покои Мазарини
Эльпидио. Как рано он умер, Людовик ХIII… в 42 года. И всего через год после смерти Ришелье. Вы не находите, монсеньер? Ну, понятно, был слаб здоровьем. Но чтобы умереть… Ведь не было у него смертельного недуга! После соборования ему стало намного лучше и он прожил еще три недели. Все считали, что он выздоровел. И вдруг… Это ли не странно? (Мазарини молчит) Хорошо, я спрошу иначе: кому была выгодна смерть короля?
Мазарини. Брось, Эльпидио. Это переходит все границы. Знаешь, что сказал перед смертью сам покойный? «Тяжка моей душе моя жизнь». Это самое убедительное объяснение его же устами. (в зал) Ну, посудите сами. При нем, восьмилетнем, убили отца его, Генриха IV. А потом он в 16 лет убил, хоть и не своими руками, отчима своего, кардинала Кончини. А мать сослал, отдалил от себя на всю оставшуюся жизнь. Мстил за жестокое к себе отношение. Потом не спас от эшафота любимца своего Сен-Мара, обвиненного в покушении на кардинала Ришелье. Всю жизнь боялся божьего суда. Этот страх его и источил.
Эльпидио. Ну да, аккурат через год после кончины Ришелье…
Мазарини. Не заставляй меня говорить, кому это было выгодно.
1643-й год, ЛУВР, зал почета
В зал почета входят еще молодые Анна и Мазарини, встречаемые любопытными и недоброжелательными взглядами.
Анна. Господа, я хочу слышать биение ваших сердец… Сохраняйте спокойствие. Я должна сделать заявление, которое едва ли вам понравится. Господа, у меня за спиной призрак усопшего мужа моего. И это меня вдохновляет. Вы помните, как он однажды казнил заговорщика? Гильотина сломалась, но король не отменил приговор. Он повелел добить заговорщика молотом. Мне не доставляет никакого удовольствия вспоминать подобные вещи. Но я хочу, чтобы вы поняли – последние решения короля умирают вместе с ним. Вы хорошо расслышали? Итак, вношу на ваше рассмотрение… следующее решение регентского совета. Совет считает, что регентом должно быть исключительно конкретное лицо. Всякое другое положение будет только вредить устойчивости власти. У нас все-таки, видит бог, абсолютная монархия. И не нам, смертным, менять общественное устройство. И это будет не государственный переворот, чего так боялся король, а предотвращение гражданской войны, которой не хотите ни вы, ни тем более я.
Гробовая тишина. Каждый из присутствующих принцев и вельмож осознает, какие последствия грозят ему лично, если он выскажется против.
Гастон-Месье. Это заявление настоящей правительницы.
Принц Конде. Можете на меня рассчитывать всецело, государыня.
Принц Конти. Был и остаюсь преданным вашему величеству.
Анна (вполголоса - Мазарини). О, дева пресвятая! Что это? Они безропотно склоняют головы.
Мазарини. А я вам что говорил? Стоит вам показать свою способность уничтожить их, как они пойдут на попятную. Но прошу вас учесть – это не капитуляция, а только временное отступление. Они придут в себя и обязательно придумают какую-нибудь большую пакость. Только теперь они будут бить по мне, чтобы вы остались одна против их всех. Могу предположить, что они вынудят меня бежать из Парижа. И возможно не один раз.
Анна. И вы будете всякий раз возвращаться? У вас хватит духу?
Мазарини. Без меня они уничтожат вас.
Анна. Это самое страстное объяснение, какое мне приходилось слышать. Ладно, если это будет, то не завтра. А что мне делать сейчас? Как я понимаю, нужно развивать успех.
Мазарини. Если вы решите править без кардинала, я приму такое решение.
Анна. Ну это уж слишком, Жюль, и вы туда же.
Мазарини. Я серьезно. Власть красит или безобразит человека. Я так люблю видеть, как вы руководите. В такие минуты вы особенно прекрасны, моя королева.
Анна. О, Жюль, вы можете кого угодно сразить вашими комплиментами, только не меня. Чья-то искренность – это последнее, во что я способна верить.
Мазарини. Я докажу.
Анна (почти шаловливо). Только ценой жизни, иначе не поверю.
1643-й год, ДВОРЕЦ ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ
Покои королевы Анны
Анна одна, слышны детские голоса.
Анна. Ну, где же он? Неужели опять дуется в карты? Боже, почему женщина обязательно должна чего-то ждать, даже если она королева? Хотя, кажется, я возвожу на него напраслину. В карты он дуется по ночам. Хочет выиграть соседний особняк Шеври, чтобы быть поближе ко мне. Как это романтично! Но ведь это большой риск. Он ведь может и проиграть взятые в долг деньги. Однажды, правда, это было давно, когда он еще учился в иезуитском университете, он проиграл в карты свои шелковые штаны. История умалчивает, в чем же он возвращался домой.
Слышны шаги. Входит служанка.
Служанка. Герцогиня Мари де Шеврёз, ваше величество.
Анна (взрывается). Как ты посмела пустить ее за порог? Я ж предупреждала.
Служанка. Герцогиня плакала.
Анна. Пусть войдёт.
Служанка скрывается за дверью. Входит герцогиня. Делает глубокий реверанс.
Анна. Ну, что у вас?
Мари де Шеврёз. Моя королева, умоляю вспомнить. Мы были так близки. Мы были подругами.
Анна. Вы были фрейлиной, а не подругой. Подруг у королевы быть не может, как у короля друзей. А если все же есть, то это не совсем королева. Возможно, такой я и была в юности и ранней молодости.
Мари де Шеврёз. Да-да, конечно, я была всего лишь фрейлиной, простите, я оговорилась.
Анна. Какая просьба? Хотите вернуться во Францию? Это невозможно, пока я не смогу убедиться в вашей лояльности!
Мари де Шеврёз. Как вы изменились! Как он вас изменил, этот итальянец! Что ж, вы сделали правильную ставку. Вас ждет несомненная удача. Я счастлива за вас.
Анна. Ах-ах! Сколько яда в каждом слове. Прощайте, герцогиня. И не являйтесь впредь ко двору. Или я велю арестовать вас.
Мари де Шеврёз. За что так сурово, ваше величество?
Делает угрожающее движение к Анне. Из-за портьер мгновенно вырастают несколько стражей. Герцогиня отступает и скрывается за дверью.
У выхода из покоев королевы Мари де Шеврёз сталкивается с Мазарини.
Мазарини. Герцогиня»!
Мари де Шеврёз. Как вы меня знаете? Мы не были представлены.
Мазарини достает из кармана камзола сложенный вчетверо листок бумаги. Показывает листок герцогине. На листке нарисовано ее лицо. Мари де Шеврёз приходит в крайнее удивление.
Мари де Шеврёз. Какая честь! Эту шляпку я носила в Брюсселе. Значит, это там срисовали? То есть вы предполагали, что я приеду? Как вы предусмотрительны. И как многое умеют ваши люди.
Мазарини. Пожалуй. Только они никого не убивают.
Мари де Шеврёз. Значит, я могу спать спокойно?
Мазарини. А вот этого я вам не обещаю, пока вы мутите воду, мадам.
Мари де Шеврёз. Что за тон? Как вы смеете?
Мазарини. Сан кардинала, мадам, равен сану принца, а вы всего лишь герцогиня.
Мари де Шеврёз (передразнивает). Всего лишь…Что вам надо от меня?
Мазарини. Лояльности своей бывшей госпоже, которую вы не раз толкали в грех, в измену трону, в заговоры.
Мари де Шеврёз. А что взамен?
Мазарини. Мое покровительство, мадам.
Мари де Шеврёз. Что я слышу?!
Мазарини. Я воздаю вам должное, как женщине.
Мари де Шеврёз. О, даже так? Если об этом узнает королева?
Мазарини. А мы ей не скажем.
Мари де Шеврёз. Не боитесь потерять свое могущество? Королева может отказать вам в постели, где это могущество как раз и возросло.
Мазарини. Чего не сделаешь ради государства. Франции нужно спокойствие, мадам. Всегда буду рад иметь дело с вами, вторая дама королевства.
Мазарини откланивается и идет дальше.
Мари де Шеврёз (вслед ему). Сущий оборотень. Он умнее всех мужчин, каких я знала. Мне у него не выиграть. Но когда не можешь выиграть, старайся что-то выгадать, это уже немало.
Покои королевы Анны
Входит Мазарини. Видит стражей и встревоженную королеву Анну. Что-то говорит стражам по-итальянски, они выходят.
Мазарини. Чего хотела эта интриганка?
Анна. Того же, что и все - близости к престолу. У вас утомленный вид. Вы не спали ночь?
Мазарини. Я выиграл в пикет! Выиграл соседство с вами. Теперь нас разделяет только парк.
Анна. Но парк большой. Опасность может грозить за каждым деревом.
Мазарини. Пустяки. Я что-нибудь придумаю.
Анна. Кажется, пора бы мне что-то придумать.
Королева делает легкий шаг навстречу кардиналу, как бы приглашая его к объятию. Мазарини с готовностью подходит и пылко обнимает ее.
Анна. Как мне надоело прятаться. Задуйте свечи.
Мазарини гасит свечи. Зритель теперь может слышать только голоса влюбленных.
Голос Анны. Интересно, как это бывает у простолюдинов.
Голос Мазарини. Наверно, грубо.
Голос Анны. Хочу грубо. О-о! О-о! Вы все умеете?! У вас это было с простолюдинками?
Голос Мазарини. О, дорогая!
Голос Анны. Сознайтесь уж. Я знаю, вы не ветреник.
Голос Мазарини. Когда мне? Столько дел!
Слышатся звуки жарких поцелуев и учащенное дыхание. Наконец, страсть утолена.
Мазарини. Позвольте мне помочь.
Голос Анны. Да, вот здесь застежка. О, только не так резко! Как же я противоречива! То – грубо, то - не так резко.
Голос Мазарини. Вы чудо небес, дорогая. Со времен Адама никто не испытывал такой страсти к вам, как я.
Голос Анна. Прекратите! Это уж слишком.
Голос Мазарини. Вот так будет всегда.
Голос Анны. Что так?
Голос Мазарини. Вы будете сомневаться.
Голос Анны. Не больше, чем вы. Но наш союз, хочу верить, все же прочен. Мы оба нужны друг другу смертельно. Поодиночке нас сотрут в порошок. Зажгите свечи.
Голос Мазарини. Еще поцелуй.
Вспыхивает спичка. Анна поправляет прическу, Мазарини – свой камзол. Слышатся приближающиеся детские голоса.
Анна (со смехом). Мы чуть не попались. Ах, эти маленькие короли и принцы. Они, как маленькие звери, такие милые, так любят играть. Но что с ними происходит, когда они становятся взрослыми.
Мазарини. Я передам наследнику всего себя.
Анна. Он уже влюблен во все итальянское. Но ваши представления о власти… это важнее. Если есть учение Макиавелли, то почему не быть катехизису Мазарини?
Мазарини. Важна не столько теория, сколько личный пример. А мой личный пример зависит от того, как дальше поведут себя наши враги. Чувствую, они еще попортят нам немало крови.
Анна. Ах, мы неисправимы. Ну, сколько можно о делах, в такие-то минуты?! У нас сегодня чуть больше времени. Давно хочу тебя спросить. Только не ври, пожалуйста. О чем ты думаешь, когда пытаешься разглядеть мое тело?
Мазарини. Женское тело – это линии и пропорции. И этим все сказано.
Анна. Понимаю, каково тебе, когда на мне столько батиста. А знаешь, что самое невыносимое в наших отношениях? Что меня просто убивает? Ну, покажи свой дар разгадывать людей.
Мазарини. Скажи мне, в какое время дня это тебя убивает, и я отгадаю.
Анна. Ты страшный человек. Конечно, поздно вечером.
Мазарини. Когда ты в своей постели… Но я могу признаться в том же самом. Я погибаю без тебя. Мне кажется, что ты не одна.
Анна. А мне кажется, что ты не один. Но иногда мне хочется… Наверно, мне надо было родиться простушкой. Мне хочется придти к тебе на свидание и получить от тебя букетик полевых цветов, а потом упасть с тобой в стог сена. Как я глупа, однако.
Мазарини. Ты божественна!
Анна. Скоро будет все иначе. Я уже решила. У тебя будет возможность рассмотреть меня с головы до ног без батиста. И мы будем играть с тобой до утра. А потом ты будешь засыпать на своих противных переговорах.
1643-й год, ПАРИЖ, ЛУВР.
Зал заседаний Регентского совета.
Анна. Господа, высочайше повелеваю. Главой Королевского совета быть его святейшеству кардиналу Мазарини. В регентском совете быть только мне и кардиналу. Его святейшеству также быть первым министром. (после паузы) Господа, Франция по-прежнему в кольце. Это неприемлемо и этому не бывать. Мы должны вернуть прежние границы. Этой цели будет служить мой кабинет. Пусть все те, кто не попал в этот кабинет, не чувствуют себя обделенными. Всем найдется дело, господа. И всем будет воздано по делам их. Через восемь лет мы должны передать наследнику престола совсем другую страну, господа, с которой будет считаться вся Европа.
Дружное рукоплескание.
Анна. И еще. Работа регентского совета требует постоянных консультаций между мной и первым министром. И посему его преосвященство займет соседние с моими апартаменты. Понимаю, это вызовет нежелательные разговоры и неприятные домыслы, но главное – успешная работа, не так ли, господа?
Гораздо более дружное рукоплескание.
1661-й год, Покои Мазарини
Эльпидио. Ай да укротительница королева Анна!
Мазарини. О, да. Я даже не ожидал такого результата. Что ж, политика – дело, насколько человеческое, настолько и животное. У кого страшнее рык и тверже воля, тот и парализует.
Эльпидио. Мускулы не обязательны?
Мазарини. А с чего ты взял, что у королевы не было мускулов? Мускулы в политике – это деньги. А денежки у двора уже завелись. Мы уже могли содержать сто сорок тысяч наемников. И вся оппозиция на эти денежки облизывалась. Но золото и серебро нам было нужно не для развратных принцев, а для войны за возврат наших территорий.
Эльпидио. Оппозиция еще не знала, что не получит ни ливра?
Мазарини. Как не догадаться? Принц Конде подставил королеве красавца - маркиза де Жерзе. Тот признался ей в любви сначала наедине. Она его высмеяла и прогнала прочь. Тогда он признался публично. Они хотели сделать королеву сговорчивей, чтобы она согласилась заменить меня каким-нибудь олухом. Жалкие канальи! Я тут же отвечал ударом на удар.
Эльпидио. Каким же образом?
Мазарини. А очень даже просто. Запускал слухи через своих людей, если это можно назвать слухами. Парижане узнавали от моих людей то, что было на самом деле. Но всякий блуд двора – всегда слух.
Эльпидио. Как рискованно. Чернь склонна больше подозревать и винить тех, кто выше.
Мазарини. Но принцы чаще ездят по улицам и площадям Парижа. Их забрасывали камнями. Им больше доставалось.
Эльпидио. Ой ли? Одних памфлетов против вас и королевы выходило в месяц около четырехсот!! Вы их читали? Их называли мазаринидами.
Мазарини. А как же! Ммм, дай бог памяти. Ах, вот: «Каждый раз, когда Мазарини пускает в ход свою пипку, он потрясает основы государства». Заметьте, какой стиль. Все мазариниды выходили из-под пера вельможной знати. Чернь не пишет памфлеты. Чернь ждет момента пограбить лавки, винные погреба и дворцы.
Эльпидио. Добрались и до вас однажды.
Мазарини. Что делать, власть – игра. Можно что-то выиграть, а что-то и проиграть.
Эльпидио. Ваше преосвященство! Как можно выиграть 39 миллионов ливров? Именно в такую сумму оценивается сегодня ваше состояние. В два раза больше, чем у Ришелье. А еще 9 миллионов наличными. Если перевести в золото и серебро, это почти пять тонн.
Мазарини. Уже заглянули в мой кошелек!
Эльпидио. Монсеньер, но вы сами составили опись. 470 картин, полотен великих мастеров, включая Тициана, Рафаэля и да Винчи, 63 статуи и 24 бюста не менее великих мастеров. А сколько церквей галерей, колледжей, библиотек, особняков, дворцов, построенных по эскизам лучших римских архитекторов…
Мазарини. Ну, хватит. Как видишь, я ничего не спрятал, не зарыл. Детей у меня нет. Племянники и племянницы свое уже получили. Все, что ты перечислил, останется Франции.
Эльпидио. Но монсеньер! Не выиграли же вы все это в карты…
Мазарини. Ты требуешь отчета?
Эльпидио. Причем тут я? Потомки вас засудят.
Мазарини. Ну, хорошо. На самом деле все просто. Я знаю, меня будут подозревать, что я приехал во Францию ради золотого тельца. Но я ведь был всего лишь дипломатом. На этом поприще не сколотить больших денег. Здесь, во Франции, я впервые узнал дикие вещи. Члены парламента вполне законно покупают себе места. Чиновники точно так, в рамках закона, покупают, завещают и продают свои должности. Ничего подобного в Риме и в помине нет.
Эльпидио. Тогда не понятно, чего ради чего вы так стремились в Париж? Папа вас не отпускал – вы сбежали из Рима! Страсть к королеве Анне при этом отрицаете…
Мазарини. Мне трудно объяснить. Наверно, так я и останусь в памяти потомков – алчным интриганом. Один Христос поймет меня. Вся надежда на него.
Эльпидио. На его прощенье?
Мазарини. На то, что не оставит меня без работы. Хоть в аду, хоть в раю. Я всегда был готов работать даже бесплатно, а сейчас тем более готов.
Эльпидио. Но когда на вас надели пурпурную мантию кардинала, вы воскликнули: «Теперь я богат!»
Мазарини. И ты веришь, что у меня могли вырваться такие слова?
Эльпидио. Действительно, как странно. Значит, враки?
Мазарини. Подай-ка мне вина и не забудь себя.
Стук в дверь. Входит Бернуини.
Бернуини. Ее величество, господин.
Мазарини (показывая глазами на Эльпидио). Проводи.
Эльпидио выходит из покоев. Анна входит порывисто и нервно.
Мазарини. Что-то случилось, душа моя?
Анна. Вы поступили невероятно благородно, и в то же время… не знаю даже, как сказать. Нельзя, дорогой, так разрывать людей на части. Плохо, когда человек должен делать такой выбор, даже если этот человек – король.
Мазарини. Ах, Анна, я забыл, что нахожусь под подозрением… Что бы ни сделал… Прав был Ришелье, когда сказал мне, что человек, достойно послуживший своей стране сродни преступнику, приговоренному к смерти. С той лишь только разницей, что преступника карают за грехи, а его за добрые дела. Все последние 18 лет я считал и до сих пор считаю сына вашего своим сыном. Почему я не могу завещать ему такую сумму, тем более, что у меня нет своих детей? Какой здесь может крыться подвох?
Анна. Ах, Жюль, мы верим в вашу искренность.
Мазарини. Так в чем же дело? Берите эти деньги и превращайте Париж в подобие Рима. В вашем распоряжении десятки лучших итальянских художников и архитекторов. Увеличьте армию вдвое и расколошматьте всех врагов. А Эльпидио это отобразит. И я буду счастлив видеть это сверху. Или вас одолевает гордыня?
Анна. Что есть, то есть.
Мазарини. Ну, уж выбирайте.
Анна. Лу уже выбрал. Он не примет ваш дар. При всей любви к вам. И первого министра не назначит после вас. Он будет править сам.
Мазарини. Что ж, нашим мальчиком можно только гордиться.
Анна. Я и горжусь. Наше дитя… Он перенял все ваши вкусы. Даже особый вкус к власти.
Мазарини. Ну вот, у меня уже ничего не болит. Ваши слова – как бальзам.
Анна наливает в таз из кувшина воду и начинает обмывать ноги Мазарини.
Мазарини. О, Анна, это дело слуг.
Анна. Я все умею. Меня всему учили в детстве. А помнишь, как какой-то гранд загорелся у камина, и никто из близких не отодвинул его от огня, звали слуг… Или это анекдот? До чего же чопорный наш век! А помнишь, как наш Лу въезжал в Париж в день своего восшествия на престол? Четырнадцатилетний мальчик на белом коне. Конь то вставал на дыбы, то становился на колени. Этот символ ты придумал. Я – король, но я и ваш слуга.
Голос Людовика ХIV. Но государство – это я.
В комнату входит 23-летний король с гитарой в руках.
Людовик ХIV. А помните мои концерты? А кто приохотил меня к гитаре? Вы, отец.
Мазарини. Сын мой, вы разрываете мне сердце.
Людовик играет на гитаре. Играет хорошо, в испанском стиле. Мазарини плачет.
Анна. (Мазарини). А помнишь, ты возил Лу в военные лагеря, чтобы он понюхал там пороха? (после паузы) Ты хотел, чтобы он не был мотом - нашего Лу трудно было по одежде отличить от мальчиков-пажей. Проводить тебя в последний путь приедут все члены королевской семьи, даже те, кто живет за границей. Оратории и эпитафии заказаны лучшим поэтам и музыкантам. Ты должен знать, как велика наша признательность и любовь к тебе. (после паузы) Хочу, чтобы ты знал: я уйду в монастырь Ван де Грас немедленно, как только…
Мазарини. Вы правы, мадам, не стоит даже невольно пытаться затмить сияние нашего мальчика. Что касается моего скромного дара… Вы вольны отказаться, государь. Но и я волен настоять на своем. Признаюсь вам, как на духу – не хочу уступить моему предшественнику, великому Ришелье, который оставил трону 600 тысяч ливров. Хотя… вы понимаете, это всего лишь шутка. На самом деле я хочу, чтобы мои сбережения послужили величию Франции. Мой интендант и доверенное лицо Жан-Батист Кольбер передаст вам 15 миллионов ливров позже. Ваш трон, сын мой, станет самым богатым в Европе. А если вы назначите господина Кольбера вашим финансистом, у вас хватит денег, чтобы создать самую сильную армию в Европе.
Людовик откладывает гитару, становится на колени у постели Мазарини и плачет. Или только изображает плач.
Мазарини (продолжает). Ваше величество, мне не хотелось бы, чтобы меня оплакивали. Пожар в моей галерее был устроен небесами. Я достиг всего, что мог. Я исчерпал себя. Мне пора. (с легкой иронией) Теперь вся надежда на Христа. Боюсь, я там заскучаю без работы. Возможно, господь поручит мне переговоры с дьяволом. Я постараюсь справиться.
Король и королева откланиваются и выходят из покоев Мазарини.
Анна. Сын мой, вы езжайте, а я останусь ненадолго. Мне нужно еще кое-что согласовать с твоим отцом.
Людовик. Как вам будет угодно, матушка.
Король уходит, Анна остается. Она хочет вернуться в покои кардинала. Но ее опережает Эльпидио, не видя ее. Бернуини встает на пути биографа. Анна дает камердинеру знак попустить Эльпидио и слушает его разговор с Мазарини.
1661-й год, Покои Мазарини
Эльпидио. Ваше преосвященство, вы еще не поведали, как удалось вам справиться с заговором высокородных во главе с Мари де Шеврёз. Судя по рассказам, эта ваша интрига была филигранна.
Мазарини. Не преувеличивай, Эльпидио.
Эльпидио. А вы не преуменьшайте, монсеньер. Давайте по порядку.
Мазарини. Я допустил ошибку, когда начал заигрывать с герцогиней де Шеврёз. Она усмотрела в этом слабость. Второй моей ошибкой была амнистия тем, кого преследовал усопший король. Помилованные захотели большего - моей головы. В прямом смысле слова.
Эльпидио. Ваше преосвященство, вы дали для этого серьезный повод - урезали высшей знати содержание и сократили штат слуг.
Мазарини. Ах, да. Надо признать, после этого высокородные прижали нас всерьез. И эта канитель продлилась почти четыре года. Королеве, наследнику и мне пришлось даже бежать из Парижа. Тут помог мой верный служака Шарль д’Артаньян. Его имя войдет в историю на равных с королями. Потом мы вернулись, но мне пришлось снова покинуть Париж. Королеву и наследника высокородные не выпустили вместе со мной. Потом, когда заговор был раздавлен, королева-мать и юный король встречали меня у ворот Парижа. Это был невероятно волнительный момент.
Эльпидио. Говорят, в борьбе с высокородными вы использовали методы, достойные учебника для интриганов высшей пробы.
Мазарини. Пожалуй, тут не буду скромничать. Сначала я избавился от герцога Бофора, которому было поручено меня убить. Я не отнял у Бофора жизнь и усадил его в тюрьму, где ему было так же хорошо, как у входа в рай. Я свел принца Конти с одной из моих племянниц. Принц не устоял перед ее чарами, женился на ней, стал моим родственником и таким маневром был выведен из игры. Самым крепким орешком оказался 28-летний принц Конде, считавшийся лучшим полководцем Франции. Но, по моей оценке, посильнее его был более зрелый маршал Тюрень. Мне каким-то чудом удалось разбить Тюреня силами швейцарцев, а потом натравить его на Конде. Тюрень победил. (со смехом) Таким образом, я стал считаться воякой похлеще этих двоих, с моим-то чином капитана папской гвардии. Самым простым делом было выбить почву из-под ног Месье. Брат короля имел слабость одалживаться у меня, чтобы покрыть свои карточные долги. Я пригрозил, что откажу ему в поддержке, и он скис. Ну, вот и все, пожалуй.
Эльпидио. Вы забыли о вдохновительнице заговора герцогине де Шеврёз.
Мазарини. Все бунтовщики были вознаграждены за то, что пошли на мировую, кроме этой особы. Она сбежала из Франции, будто чуяла за собой гораздо большую вину, чем простое подстрекательство к заговору. У меня создалось впечатление, что она была агентом папы, но это будет невозможно доказать даже спустя века. Нет для Святого престола большей тайны, чем его агентура по всему свету.
Эльпидио. Вы рассуждаете, как еретик.
Мазарини. Неважно, что алтари Иисуса Христа полны мерзости, лишь бы церкви были полны народа.
Эльпидио. О, мой бог, я этого не слышал. Но – читал. Почему вы не уточняете, что это слова Паскаля?
Мазарини. Потому что полностью их разделяю. И заодно, как видишь, проверил, осели ли эти слова в твоей памяти. Это тоже кое о чем говорит.
Эльпидио (в замешательстве). А теперь… давайте подведем кое-какие итоги вашей правления. Сколько раз вы бежали из столицы?
Мазарини. Три. Из них два раза был уверен, что придется уносить ноги снова. Если удастся уцелеть.
Эльпидио. Сколько одержали личных военных побед?
Мазарини. Две войны. Три провинции были возвращены во Францию.
Эльпидио. Сколько побед одержано дипломатией, вы, конечно, не считали…
Мазарини пожимает плечами.
Эльпидио. Но вспоминать вас будут только, как алчного интригана.
Мазарини. С чего ты взял? Я не алчный. Я просто не любил мелких выгод. А впрочем, да. Будут вспоминать именно так. Когда люди кого-то марают, они сами себе лучше кажутся. К тому же ведь я чужестранец, пробравшийся к кормилу власти, а стало быть - прохвост. Ну, что ж, пусть будет так. Теперь уже – плевать!
Эльпидио. Вы признаете только свой суд, монсеньер?
Мазарини. Ну, почему же, вовсе нет. Мне даже интересно, что ты захочешь вытащить из меня еще. Уж не признание ли, что я отрицаю бога? А что… Неплохо бы объявить меня посмертно еретиком. Думаю, новому папе это бы понравилось. Или ты не заведешь меня так далеко, благородный Эльпидио?
Эльпидио. Ну что вы, монсеньер, как только вы могли подумать… Однако же продолжим. Вы завещали Людовику ХIV так называемые правила Мазарини. Откройте их для истории.
Мазарини. Я уже немало их открыл тебе.
Эльпидио. Да, вы сказали о своей первой беседе с Ришелье: «Я ему отдался». Это можно считать правилом?
Мазарини. Безусловно.
Эльпидио. Вы хотели, чтобы он полюбил вас больше, чем королеву Анну? Нет, не так. Вы хотели, чтобы он стал нуждаться в вас больше, чем в ней? Чтобы он, даже сведя вас с ней, не ревновал ни вас, ни ее, так?
Мазарини. Так, только желание это возникло у меня не сразу. То была восхитительная игра, в которой каждый игрок понимал мотивы и методы соперника.
Эльпидио. И совсем деликатный вопрос. В какой момент вы поняли, что королева испытывает к вам … ну, вы понимаете, что я хочу сказать…
Мазарини. Сначала она слегка кокетничала, а потом перестала. Вот когда перестала и сняла доспехи… в фигуральном смысле… Любовь – это всегда немножечко война. Всегда кто-то завоевывает другого. В нашем случае была обоюдная победа.
Анна (в зал). Подтверждаю. Но зачем он разоткровенничался?! Ах, Жюль, ну ты у меня сейчас получишь!
Мазарини (словно слыша голос Анны). Но я скрыл то, что под большим секретом поведала мне твоя фрейлина мадемуазель де Отфор, которой ты сказала: «Я люблю его пылко, но чувства мои не затронуты, это мой разум пленился возвышенной красотой его ума».
Анна. Чего уж теперь скрывать. Началось с этого. Ты знал, чем меня взять, тонкий интриган.
Эльпидио. Вернемся к методам.
Мазарини. Хорошо, запиши метод Ришелье. Прежде чем взять меня на службу, кардинал поделился, что перед каждым докладом королю прощается с жизнью. И что страшиться следует не только королевского коварства, но и жестокой черни. Рассказывал, как чернь выкопала тело убитого и уже захороненного Кончини, разрубила его на куски и зажарила на костре. Значение этого метода Ришелье просто. Получая высокий пост, человек должен ясно представлять, как жестоко он поплатится за свои злоупотребления властью.
Эльпидио. Ваше главное правило, как дипломата?
Мазарини. Если целью войны является мир, то во время войны не должна прекращать переговоры о мире.
Эльпидио. Молва упорно приписывает вам тайное венчание с королевой Анной…
Мазарини. Я еще в юности сторонился карьеры священнослужителя. Точно знал, что это мне когда-то очень помешает. Меня посвящали в разные саны, но я никогда не давал обета безбрачия. Наверное, у меня дар проскопии. Предвидения.
Эльпидио. То есть ничто не препятствовало?
Мазарини. Препятствовало. По закону церкви, я не мог жениться на матери своего крестника. Ну, хватит, Эльпидио. Тебе пора назвать свою фамилию. Только не ври мне, иначе тебя ждет самый страшный каземат Бастилии.
Эльпидио. Я в самом деле Эльпидио. А фамилия Бенедетти, монсеньер.
Мазарини. Правильно, Бенедетти. Не соврал. Все сходится. Тебя опознали мои люди, епископ Бенедетти. Ты справился с заданием папы, но я тебя уличил.
Эльпидио. Сжальтесь, монсеньер!
Мазарини. Э, да ты наложил в штаны, бравый епископ! Или дурачишься? Ты дурачишься, каналья. Ты знаешь, что я своих не трону. Но я ваш теперь только отчасти. Я давно уже Жан Мазарен.
Эльпидио. Ваше преосвященство, я в самом деле напишу вашу биографию. Я вами просто очарован.
Мазарини (с сарказмом). Ну, да, ты мне отдался. Проваливай, мне не до тебя сейчас. Я чувствую, как остывают ноги, руки…
Эльпидио выходит. Появляется Анна. Мазарини растерян.
Мазарини. Как? Вы здесь? Вы все слышали?
Анна. Ты не сказал главного и самого понятного, Жюль. К любовной связи наш народ относится снисходительно. А вот брак очень опустил бы нас в глазах французов. (после паузы) Дорогой мой Жюль… Мой слуга, мой господин… Однажды ты написал мне, что для тебя разлука со мной хуже смерти. Только теперь я чувствую, что означают эти слова. Именно такой будет для меня разлука с тобой. Счастье, говорят, не тогда, когда о чем-то просишь бога, а когда благодаришь его. Вот и я благодарю, благодарю, благодарю…
ЗАНАВЕС
