А ведь знаю: нескучный он человек. Многогранный — то так отсветит, то эдак.
Достаточно было одной встречи, чтобы отметить: незаурядная личность. Интересный человек. Среди московских префектов, быть может, самый заметный. Само сочетание названия должности с фамилией поражает: французское, парижское, сухое, как циркуляр — префект и русское, деревенское, сочное, хлесткое — Брячихин.
Казалось, рассказывать о нем будет легко, но вышло не так, как думалось вначале.
Долго не мог подступиться к накопленным фактам, хотя знаком с Брячихиным около десяти лет. Но знаком — не означает знаю.
О Брячихине постоянно пишут столичные журналисты. Заметки моих коллег мне пригодились.
Особенно помогли интервью и статьи двоих моих учеников, которых и благодарю здесь за оказанную помощь. Это Сергей Викторович Парамонов и Александр Михайлович Терехов.
Мы — люди одного поколения. Оба родились и жили в одной стране, в одно время, даже под одним знаком, как политическим — красной пятиконечной звездой, так и астрологическим — Овном. Впрочем, в гороскопы оба не верим.
Что еще? Оба познали — как судьбу — войну, бедность и все, что с младых ногтей познало в нашей стране большинство тех, кому за пятьдесят.
Что из этого может следовать? Что общее, так или иначе пережитое, роднит? Пожалуй, верно.
Чем дольше его знаю, тем больше хочу его понять.
Но как открыть секрет его обаяния? Деятельность этого человека, максимально продуктивная, наполняет содержанием его собственную жизнь и благотворно сказывается на тех, кто с ним знаком.
Как мы познакомились
Жил-был парень. В армии отслужил, ютился в общежитии, из которого его гнали. Нигде помощи найти не мог.
Обычное знакомство журналиста с человеком, которому трудно живется. Увидел я, что парень скромен, честен. Знает лишь одно дело — хорошо работать. А для себя что-либо выбить, отстоять свои законные права — увы, тут он становится беспомощным. Полное право на жилье имеет, только никто этого права обеспечить ему не может.
Как в анекдоте, помните?
К юристу приходит человек и спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, имею ли я право…
— Имеете, — отвечает юрист.
— Но вы же меня даже не дослушали, — возмущается человек, — я иначе спрошу. Скажите, пожалуйста, могу ли я…
— Не можете, — отвечает, не дослушав, юрист.
Так и с этим парнем.
Я сотрудничал тогда с журналом «Огонек», вел рубрику на радиостанции «Маяк».
Попросил своих коллег помочь парню.
Мы написали письмо Г. Х. Попову, тогдашнему мэру столицы. Подписали его главный редактор «Огонька» Виталий Коротич и главный редактор журнала «Работница» Зоя Крылова. Петиция, скрепленная подписями этих известных людей, к тому же народных депутатов Верховного Совета СССР, ушла в недра аппарата Московской мэрии. А раз ушла, то и увязла. Гавриил Попов отделывался — потом, потом, мол, помню, но пока некогда, нет возможностей, надо ждать.
Когда я понял, что все глухо, решил: пойду к Брячихину. Говорили мне, хороший мужик (да и по телевидению смотрел: выступает убедительно, ему веришь, даже если и не соглашаешься) — вдруг поможет. А он только-только стал префектом.
Дозвонился, попросил о встрече и неожиданно для себя услышал: «Приезжайте».
Вхожу в кабинет. Навстречу поднимается здоровенный лобастый дядька, не обделенный физической силой.
Его первый вопрос при общении: «Ну что, какие проблемы?»
Когда говорит — чуть шепелявит, когда смеется — проскакивают дискантные нотки. Но при молчании производит — этим своим лбом, глубоко посаженными глазами, бойцовским носом и массивным подбородком — устрашающее впечатление. До первой улыбки, а улыбается и даже хохочет он охотно.
Рассказал я о гонимом парне. Брячихин недолго думая сказал: «Скорее всего поможем. Правда на его стороне. Приводите его вместе с заявлением. Подумаем».
Через четыре месяца знакомый мой получил 8-метровую комнату. Свою!
Потом женился, и жена нарожала ему троих ребятишек. Что делать? Жизнь ведь не остановишь восемью метрами! Я снова к Брячихину: так и так, ситуация критически изменилась, их уже в этой комнате — как селедок в бочке. Брячихин сам вырос в барачной комнате в многодетной тесноте (у родителей пятеро своих детей да двое приемных), он ситуацию понял и не осудил, но характерно нахмурился: «Владимир Владимирович, ну вы же представляете, как это непросто».
Но он знал закон, а закон — на стороне многодетной семьи. И согласился помочь, заручась исключительно этим обстоятельством.
Если можешь помочь — помоги. Этого правила придерживается Алексей Михеевич Брячихин во всех своих повседневных делах.
Когда мы становимся обязанными кому-то, мы бежим от дальнейших отношений. Потому что долг — как плен. От Брячихина не бегут. Просто со временем обнаруживается, что он не сделал особого исключения для тебя, он вообще такой, он так понимает свой пост и такая его жизненная позиция.
«Осчастливленных» им — сотни в год.
Хотя, конечно, не все так просто. Польза бывает разная. Почему он делает это? Есть тысячи параграфов, которые могут его легко освободить от миссии благодетеля. И звонят ему, как звоню порой я, не с грозных высот и не по неким взаимным обязательствам — ты мне, я тебе, нет же. Он представитель зрячей власти, той, которая за народонаселением видит людей.
Так мы и познакомились.
Все мы родом из детства
По высшему раскладу случай приходит не куда попало, а куда ему надо. Это истина, доказанная опытом.
Мальчик из Электростали. Родился в разгар войны, в 1942 году. Семья — самая что ни на есть крестьянская, от голода бежали в город. Копни сейчас — кто в Москве не деревенский?
Чужой город — это барак, сон вповалку (куча детей) в тесноте, страшная нужда. Из-за перенесенных в детстве болезней Леша Брячихин до четырех лет передвигался ползком. Только ради семерых детей мать пошла сортировать урановую руду на заводе. Чувство голода было постоянным. Завидовать некому — так вокруг жили все. Из голодного детства самое яркое в памяти — школьные обеды. Школа была позже, но нужда — та же. В школе кто-то бежит в буфет, а школьник Брячихин достает черный хлеб, политый подсолнечным маслом и посыпанный или солью, или, реже, сахарным песком… и нет ничего вкуснее! До сих пор утренний кофе, который варит сам, на всю семью, он пьет с черным хлебом.
С четырнадцати лет перешел на собственное довольствие. В школе доставлял немало хлопот учителям по части дисциплины. Бегал в кино. Как все, болел за наших: когда в фильме «Чемпион мира» наш борец клал на лопатки не нашего — чуть не плакал. После фильма «Трактористы» понял: техника — вот двигатель мира.
Дорога была ясна: в машиностроительный! Когда срезался — выл от обиды и, побитый судьбой, пошел на факультет гражданского строительства.
Решил серьезно заняться спортом. Стать таким, как герой фильма «Чемпион мира». Алексей тогда просто молился на мастера спорта по самбо Ванина, который снялся в этом фильме и крушил на борцовском ковре экрана наших спортивных и идеологических врагов.
Электросталь — город самбистов. Однако в секции борьбы его забраковали из-за щуплости. Но потом, с третьего захода, его все-таки приняли. А до этого таскал для спортсменов ковры. Об условиях тренировок Брячихин вспоминает с ужасом. Их группа занималась в шахматной комнате. Это был второй этаж пристройки к заводскому зданию с незакрывающимися окнами. Один случайный бросок в сторону распахнутого окна — и поминай как звали.
Неперспективный 16-летний парнишка выкладывался на полную катушку. Попал в сборную Московской области, а спустя некоторое время стал мастером спорта по самбо (тогда еще не присваивали «международный класс»). Потом он был чемпионом Союза, России и выступал долго за республиканскую сборную в полутяжелом весе. Помнит время, когда боролся за ЦСКА и даже получал там зарплату. Хоть и называлось это тогда «любительство». Но быть профессионалом во всем, за что берется, — Брячихин в этом весь.
Что такое самбо? Самооборона без оружия. Но вне площадки Брячихин не дерется. Хотя умеет. Боролся он все-таки в полутяжелом весе, стало быть, имеет убедительное телосложение — 94 килограмма. Кто видит — связываться на кулачках с таким не станет. Выйти из конфликта без потерь, не уронив собственного достоинства — вот выигрыш, считает Брячихин.
В 1976 году он бросил борьбу. Большой спорт его не привлекал: чрезмерные нагрузки не тренируют, а разрушают организм. Даже когда Брячихин профессионально занимался самбо, положенных нормативов не превышал, считая, что занятия спортом должны проходить в гармонии с возможностями человека. У профессиональных атлетов со здоровьем как раз неважно.
Брячихин вызрел и утвердился на преодолении. Он хорошо постиг сопромат жизни. У Брячихина, кроме воли к жизни, есть воля к победе. Это, несомненно, от спорта. А тяга к спорту — показатель лидерской натуры.
То, что Брячихин не курит, понятно — спортсмен, а почему не пьет — отдельная история. С первой стипендии в ТЕХникуме выдул на чердаке бутылку водки не отрываясь, на закуску был плавленый сырок. Нашли его посиневшим. Мать, Степанида Яковлевна, отхаживала мочеными яблоками. Водки с той поры в рот не берет. Но знает толк в винах. Любимое — красное испанское вино «Риоха».
О матери Брячихин вспоминает с теплом и благодарностью. Степанида Яковлевна практически одна тянула домашний воз, отец, слесарь-электрик, вернулся с войны инвалидом. Голодную ораву тяжело содержать, но помогла, видимо, деревенская семижильность родителей. И в первую очередь матери — женщины волевой и по своей женской природе более выносливой.
Брячихин написал несколько книг по городскому управлению. Одну из них посвятил матери, Степаниде Яковлевне. В послесловии к другой книге пишет: «У меня есть вечный долг перед моими уже ушедшими родителями, необходимость еще раз их вспомнить и таким образом выразить им свою сыновнюю благодарность».
В семье, где, кроме пятерых своих, было двое детдомовских ребятишек, царили, конечно, особая атмосфера и особые моральные устои. Приходилось рано вставать — и это осталось на всю жизнь: подъем в пять-шесть часов утра; много работать (Брячихин и сегодня первый трудоголик в префектуре), ухаживать за разной живностью (а это учит только добру). Приходилось есть гнилой картофель, жмых, донашивать чужие вещи и открывать самому этот непростой, жестокой мир. Гурманом Брячихин до сих пор не стал. Лакомство для него — картошка с чесноком и маслом, блины и тертая морковь. Без сахара.
Жили в суровых, почти нечеловеческих условиях. Но родители привили детям уважение к труду, к людям труда, отзывчивость на чужую боль, честность, твердость характера и веру в собственные силы. И жизнелюбие, поэтому Брячихин — жизнелюб. «И так уж получилось, — говорит он, — что до конца своих дней они считали, что у меня все получилось в жизни, гордились мной».
Он всю Жизнь учился и работал одновременно. Добивался всего сам, своим трудом. Он знает, почем фунт лиха, и пробовал на вкус горький мед побед.
Когда будущий инженер учился на строителя, на преддипломной практике заснул в ночную смену. Бригада без него уложила сорок кубов бетона, но не оставила два гнезда под балки. Гнездо — это, грубо говоря, прямоугольная дырка 40х40х60 см. Гнезда будущий инженер собственноручно вырубал с утра пораньше, сломал три зубила, но на всю жизнь научился ответственности.
Планы восьмой пятилетки Брячихин выполнял, занимаясь своим профильным делом — строительством в областном управлении мясной промышленности. Молодого заместителя начальника заметили, выдвинули на руководящую работу в подмосковном Загорске — так тогда назывался Сергиев Посад. Брячихина — «Михеича» — там и сейчас не забыли.
Как стать префектом
А затем стал Брячихин председателем исполкома в подмосковном Солнцеве. Он сумел приживить этот отрезанный от столицы ломоть к пирогу (как Солнцево административно приросло к Москве — целая эпопея). Председательствовал там Брячихин семь лет.
Когда его перевели из Солнцева в Севастопольский район, «севастопольцев» сразу предупредили: «Берегитесь, на вас надвигается ураган». Тогда действительно столкнулись две силы. Он — прямой, резкий, порой нетерпимый, они — инертные, привыкшие к спокойной, размеренной жизни «под чутким руководством». Коллектив вскоре понял, что за внешней жесткостью Брячихина скрываются другие черты: справедливость, человечность, простота, непоказная демократичность.
Не могу представить ни одного человека, который бы оспорил для всех очевидное: где Брячихин — там кипит работа. Он сам не сидит сложа руки и другим не дает. Сначала преобразил Солнцево, там его поминают только добром.
Добился фондов и мощностей для разморозки многолетнего строительства в Северном Чертанове, добился разрешения на начало эксперимента по реконструкции пятиэтажек, наладил теплоснабжение района…
Еще в советские времена, в 1991 году, он проиграл выборы на пост московского головы. Против него, естественно, велась «очернительская» кампания конкурентов («Я за это время узнал, что трижды женат, что даже лечился полтора года от алкоголизма», — поведал с юмором радиослушателям А.М.Брячихин — тогдашний первый секретарь райкома партии Севастопольского района г.Москвы). Его не включили в списки кандидатов, и он выиграл свое включение через суд (победил на выборах Г.Х.Попов, помитинговал в мэрах да и был таков). Провалом своим будущий префект был обязан и местным бабулькам. Пришла к нему депутация районных старушек и таким довольным голосом поведала, как дружно голосовала против мэра Брячихина.
— Ну и что же тут хорошего? — спросил не избранный пенсионерками первый секретарь.
— А теперь вас никуда от нас не заберут, — ответили те.
Вот такие формы в нашей непредсказуемой стране приобретает народное доверие.
О себе Брячихин говорит в третьем лице: «Возраст еще не старый, характер задиристый, горячий, свою точку зрения отстаивает, начальства не боится. Вообще нужны люди, делающие дело. Думаю, что я — делаю».
В кумиры «севастопольских» старушек Брячихин попал по рекомендации Б. Н. Ельцина.
А префектом Брячихина сделал все же Г.Х.Попов. После острых теледебатов, где Брячихин открыто говорил Гавриилу Харитоновичу о его только теоретических способностях по существу — как поднаторевший хозяйственник, видя все просчеты умного, но голословного теоретика, услышал от него: «Если меня выберут мэром, вы будете у меня префектом». И слово сдержал.
Брячихин упрям и действительно задирист. Почему он вступает в заведомо неравные схватки? Он воюет не из амбиций самоутверждения, а из практического протеста. Иногда говорят: эх, глаза бы мои все это не видели! Только другие зажмуриваются, а он засучивает рукава. Не впервой ему это. Он еще и ликвидатор чужих огрехов, часто — поневоле. И расчистка авгиевых конюшен городского хозяйства его не тяготит. «В политику, — говорит, — не лез, не лезу и не собираюсь. Руководить — тоже политика». И называет себя скучным словом «управленец».
Он точен и обязателен.
Не помню случая, чтобы я ждал у него в приемной больше полутора минут.
В этом властном с виду функционере нет кичливости. Никогда не держал персональную охрану. Не имеет личной машины, потому что сам не водит и не любит водить. (Загадочное явление для несостоявшегося машиностроителя.) Машина у него все эти годы служебная. Характерный эпизод: когда работал в Солнцеве — жил в районе Преображенки. Ежедневно на метро добирался до «Юго-Западной», где и встречала его «персональная» машина. Брячихин с той поры ничуть не изменился.
Никакой он не современный, никакой он не новомодный, он — традиционный, консервативный. Он природный вожак, лобастый мужик во власти. И толковым народом разбрасываться не просто глупо, а погибельно. Добросались уже. Поэтому Брячихин на своем месте.
«Заговори, чтобы я тебя увидел» (Сократ)
Говорит он напористо, жестко, как бы заранее снимая всякие возражения. Иногда думаешь: такой ли уж он демократ? Много берет на себя, порой обходя вышестоящих. Похоже на авторитаризм. Но в конечном счете прав оказывается он. Знающие его утверждают: ни разу никого не унизил, не оскорбил, хотя не всегда назовешь его разговор дипломатичным.
Брячихин владеет даром убеждения. Поднаторел в Севастопольском районе, когда были модны всякие дискуссии о будущем страны, а там много научных учреждений, и умных хватает, а им пальца в рот не клади. Ему помогают убежденность в своей правоте, практический подход ко всему, умение по-спортивному просчитывать ситуацию, учитывать немыслимое количество обстоятельств. (Готовя главу «Как нужно убеждать собеседника» для учебника «Учимся говорить публично», я специально ходил слушать его, записывал на магнитофон.)
О себе Брячихин говорит: «Я жесткий, но не жестокий. Манера недослушивать — это реакция на опережение. Я уже знаю, чем человек закончит. Привычку выработал спорт, борьба, там ЭТО — необходимость. Хотя понимаю, что человеку просто, быть может, хочется выговориться, вызвать сочувствие к себе, внимание к своим бедам. И как могу стараюсь сдерживаться в таких случаях».
У него нет любимчиков. Он — за здоровый моральный климат в коллективе. Потому что где любимчики, там интриги. Даже если кто-то лично ему несимпатичен, но дело свое знает и работает хорошо, — все в порядке. Был секретарем — практиковал критику снизу. Ему доставалось по первое число, вплоть до критики характера. Стало бы нижнее звено его пропесочивать, будь он не демократ по натуре!
Брячихин умеет держать слово. Он не приветствует наушничество, и все это знают. Он говорит все при всех и в глаза.
Власти нужны профессионалы
Теперь спортивно-партийная карьера в прошлом, теперь он — префект. Сегодня о Брячихине можно сказать так же, как говорили о нем товарищи в допрефектурные времена: честен, порядочен, надежен. Ради успеха дела готов сотрудничать даже со своими политическими противниками. Иным образом говоря — консолидарен. Сегодня Брячихин — глава самого престижного округа Москвы.
Он умеет договариваться с сильными людьми, зная, что в городском бюджете много не наскребешь. Вот некий банк (а банки нынче — высоковластная реальная сила) купил булочную, закрыл ее и открыл на этом месте свой филиал. Население возмутилось. Брячихин поддержал народ. В итоге банк в соседнем магазине оборудовал хлебобулочный отдел, а округу выделил миллиард рублей. Благодаря таким мелким и не очень мелким консенсусам в России, между прочим, все еще течет из кранов питьевая вода, выпекается хлеб, уничтожаются подвальные паразиты, ходят автобусы… И народ по вечерам смотрит «мыльники», а не бьет магазинные витрины и не крушит коммерческие ларьки в порыве бессильной ярости от бесконечных унижений.
Свою знаменитую префектуру он основал сам. Их, десять префектов, учили рыночным отношениям в Дании. Если учесть, что вся Дания — как одна Москва, школа приемлемая. Тем более что не все спокойно и в нашем «датском королевстве». У датчан четко определено: власти занимаются тремя группами вопросов — социальной сферой, экологией, предоставлением всем возможности законно защитить свои интересы. Больше они ни на что власть не употребляют. При нормальной экономической ситуации, считает Брячихин, любое правительство «декоративно», его функции сводятся к минимуму, во всяком случае к решению несудьбоносных вопросов. А у нас до сих пор дележка: лимитов, лицензий, квот, льгот! И все решает правительство!
Власти нужны профессионалы. Брячихин категорически против того, чтобы префектуры были соучредителями коммерческих структур. Но власть должна иметь деньги, иначе какая же она власть. Она должна хоть чем-то распоряжаться. А зарабатывать можно: в округах есть жилье, есть нежилые помещения, есть, наконец, земля. Тут важно определять уровень компетенции. Об этом Брячихин неустанно говорит, пишет в своих книгах, на этих своих соображениях и выкладках защитил и кандидатскую, и докторскую диссертации, стал доктором экономических наук, а затем и звание профессора получил заслуженно, ибо были у него аспиранты, ученики, последователи. А сначала — все своим умом, на собственном опыте, на своей шкуре. Он старается всегда докопаться до причин. У него пытливый ум. Он ответствен. Он управляет частью Москвы, а душа болит за страну.
«Партработник переходного периода»
Как он собирал префектуру? Со статусом, самим себе присвоенным, — «партработник переходного периода»; с умением работать с населением — пенсионерами, инвалидами, репрессированными, неформалами; с опытом высиживать на «электрическом» стуле «в гостях у Познера». Он любит подсчитывать и насчитал 120 сфер своей деятельности: транспорт, строительство, жилье, хлеб, озеленение, овощи на зиму, медицина, правопорядок, культура… Уверяет: мы ударились в очередную крайность — перенимать все западное, вплоть до политических структур. Но там сложившаяся система отношений, ценностей, там гражданин другой. Нам надо растить еще своего гражданина.
Не один раз он говорил об этом и в моих передачах на радиостанциях «Маяк», «Эхо Москвы», «Бумеранг». Я знал: если Алексей Михеевич обещает принять участие в передаче, то не подведет. Секунда в секунду появится в студии. Ему присуще умение прощать других, но быть требовательным к себе.
Он никогда не боялся ни общественности, ни телевидения, ни зубастой печати. У него всегда была своя позиция, которую он открыто выражал и отстаивал. Какому-нибудь общественному деятелю добиться популярности — раз плюнуть: поставил остро вопрос — во, дескать, дает! Наш! Молодец! Так их! А Брячихин свой авторитет завоевывал делами. И завоевал всерьез и надолго.
В ту осень, когда родилась префектура, Брячихин еще не знал, куда поставить стул. Весной у него была команда. Самая молодая в Москве. Многие неформалы, что варились в севастопольском котле у прогрессивного секретаря, стали его помощниками. Семнадцать супрефектов были отобраны из представителей районов и пяти политических партий. В округе развернули свой коммерческий торговый дом. Фонд финансовых ресурсов префектуры обзавелся счетом. Стала выходить еженедельная газета. Совет предпринимателей изучил предложения западного бизнеса и выделил деньги на социальные нужды округа. Закупили самые необходимые лекарства для кардиологических больных и диабетиков… Западный округ избрала местом для строительства завода фирма «Макдоналдс». Фирма «Кока-Кола» также обосновалась на московском западе и ради становления не пожалела 650 тысяч долларов для оборудования детской поликлиники. Поступило оборудование из Дании для госпиталя на полтора миллиона долларов.
Ему тошно оттого, что выдавливаются с рынка отечественные продукты, умирают наши заводы и фабрики, что на экранах и на обложках господствует американский тупо улыбающийся стандарт жвачного пошиба, что Россия живет за счет подачек, и он подозревает, что придет время, когда рука с очередной подачкой вдруг отпрянет и властный голос рыкнет: «А теперь будете делать все, как я скажу!»
Брячихин создавал остров стабильности в океане перемен. Однажды он сказал:
— Я профессионал и не играю в политику. Блефовать, задуривать народ не могу. Нигде не был даже секретарем парторганизации. Первым в райком поставили не за идеологические подвиги, а просто среди лютой зимы встало без отопления пятьсот домов, и пришлось тянуть двенадцать километров магистральных теплосетей.
За реальную независимость Брячихин и сегодня готов идти в бой. Просто его борцовский ковер переместился на красно-зеленые дорожки высоких кабинетов. Но запал лишь окреп.
Все равно без аппарата мы никуда. Но нам нужна просвещенная бюрократия. Нам нужны вельможи Шуваловы, которые бы поддерживали Ломоносовых. На территории округа Брячихина находится МГУ им. М. В. Ломоносова. Хотя это и федеральный объект, но что он без коммуникаций и прочего, что находится в ведении префекта? И питомцы «ломоносовской» колыбели, мои ученики, не один раз убеждались в том, что есть в суровой столице место, где найдешь надежную руку помощи, если жизнь припирает к стенке.
Не измени себе
Мне интересен этот человек, который ни разу не изменил себе, устоял, поднялся и окреп так, что его уже не сломить.
В Западный округ вошли четыре бывших района Москвы — Киевский, Кунцевский, Гагаринский и Солнцевский. Это почти миллион человек.
То, что в Западном округе дела обстоят благополучнее, чем в других округах Москвы, мне кажется, не подлежит сомнению. И улицы почище, и дома покрасивее, и экология получше, и торговля поотлаженнее… Даже реорганизованы такие клоаки, как рынок у Киевского вокзала, знаменитая «горбушка» и подобные им.
Ему сколько раз Лужков советовал размести эту привокзальную антисанитарную ярмарку, а он не разнес, а реорганизовал и упорядочил.
Начальник Киевского вокзала относит порядок в своем хлопотном ведомстве и на счет префекта. Опять же уточнив, что это вокзалу не стоило ни копейки.
Любит Брячихин дающих коммерсантов и умеет не резать курочек, несущих золотые яйца. Одно за другим — вот и лукошко на позолоту каких-нибудь новых куполов. Сам обрядов не знающий, плохо верующий (как-то назвал Патриарха «Ваше преподобие»), уважает веру и способствует ее возрождению, с житейской мудростью отторгая всяких кришнаитов и прочих сектантов.
Перестройка округа не за счет казны, а за счет коммерческих структур — новый подход к проблеме.
С 1992 года это единственная префектура, где ее глава имел право самостоятельно производить отводы земли, разрешать проектирование строительства, проводить самостоятельные конкурсы и аукционы и т.д. и т.п. В других префектурах это делалось только через постановление правительства Москвы. И это при том, что ни в каких командах Брячихин никогда не состоял (кроме сборной по самбо), группировок не создавал и в политических интригах не участвовал. У него всегда было свое внутреннее право — сметь. Вот он и смеет — думать и действовать так, чтоб власти в первую очередь были озабочены помощью людям. Какой помощью? Он ратует за поддержку частника, предпринимателя, поскольку провозглашены новый тип государства и новые идеология и образ жизни. Он считает: при определенных условиях богатый всегда поможет бедному. И еще одна задача — поставить на ноги государственный сектор экономики.
Он считает, что никуда нам друг от друга не деться, и республики и народы, намучившись порознь, еще потянутся друг к другу. Эта идея соборности в индивидуалисте Брячихине неискоренима.
Он скептик от жизни
Такой режим дня, как у Брячихина, выдержит не каждый. Встает чуть свет, готовит завтрак себе и кошке, в начале девятого уже на работе. А там — прием организаций, масса звонков, 100—120 писем ежедневно, бумаги, документы, челобитные, счета, циркуляры, к которым он относится со всей дотошностью, быть может, порой излишней. По вторникам — заседания московского правительства, к каждому докладу он основательно готовится, нервничает, если чего-то не успел. Просто взять и отболтаться он не умеет. В сплошном погружении в дела и цейтноте проходит день. Поэтому домой приходит поздно и, ложась, сразу засыпает. По вторникам вечером — парная с друзьями, вечер среды и первая половина субботы — волейбол, а вторая — опять на работе, добровольно и регулярно.
Женат Брячихин единожды, вот уже тридцать лет союзу, очень любит дочь Юлию. Жена, Галина Антоновна, — инженер-оптик и кандидат в мастера спорта по настольному теннису, а дочь Юлия успела себя попробовать не в одном виде спорта — начиная с шахмат и кончая хоккеем на траве. У дочери экономическое образование, и отец в выбор ее профессии не вмешивался. Как-то Брячихин признался: «Я не живу ни прошлым, ни будущим. Прошлое — удел стариков, а будущим — мне уже поздно. Остается жить настоящим».
А это работа и семья. Никогда не давил на дочь, но может выразить какое-то принципиальное несогласие с ней. «Я так говорю, — признался мне однажды А. М. Брячихин, — это твоя жизнь, ты вправе сама ее запутать».
Практика сделала его теоретиком. По этой части он близок к изданию своего небольшого собрания сочинений. В названиях фигурируют два ключевых слова — «власть» и «город». Брячихин пишет книги сам. Старается, думает, заботится об оформлении, подбирает графики, таблицы, начиняет труды статистикой, калькулирует проценты, все сводит, выводит — и ждет отклика читателей. Другой бы стал писать только для западных издательств или за твердую валюту. А он не боится пафоса, оперирует словами «отечество», «народ», «судьба страны» и апеллирует к патриотическим чувствам сограждан, корпя, по сути, над политологическим и Экономическим трактатом.
Он скептик от жизни.
Ответственная власть — непосильное бремя, тут всю боль вольно или невольно пропускаешь через сердце — ранимый механизм, хоть бы и закаленный.
Что такое хотя бы прием населения? Это три часа после рабочего дня. В приемной — стоны: «Ох, таблетки выпью», «Дожили, так-растак», «Сытый голодного не разумеет», «Не страна, а бардак. Все списывают на войны»… И начинается.
Конца этому нет: «умер», «сидел», «выгнали», «пожар», «протекает крыша», «туберкулез», «белая горячка», «сын — наркоман», «церебральный паралич», «сами мы не местные», «третий год мыкаюсь», «повешусь от этой жизни», «сволочи все, твари», «да есть ли справедливость?» Удушье почти физическое, энергетика преисподней. Это тоже работа Брячихина. Говорит со вздохом: «К нам ведь с хорошим не идут, слушать — тяжелая ноша. Я тут с настоятелем храма беседовал: у нас, говорю, одинаковая работа, только вы, отцы святые, утешаете словом Божиим, а мне со всех сторон — дай, помоги, дай, помоги! Я для них сила материальная. И как бы я ни разряжался в парилке или на волейболе — нигде душе нет отдыха. На время спасает уединение, но скоро начинаю скучать по людям. И все сначала».
В нем много противоречий
Заговорили с Брячихиным про кино: ходит ли префект в кинотеатр? «Был тут, — говорит, — в новом кинотеатре „Кодак-Киномир“. Там красиво: все мигает, грохочет, светится — современный дизайн! А если еще и все кругом с пакетиком хрустящей кукурузы!.. Кругом хрум-хрум, на полу пакетики, кукуруза не к месту, хохот, вопли… И это будет новый образ жизни? Нет, я туда не ходок. Я привык к другому, к умному кино и людям». Заговорили про Дни города: не дорогое ли это удовольствие? «А должно это быть, — говорит. — Где же еще воспитывать патриотизм, любовь к отечеству? И обязательно с прямой трансляцией по телевидению, а программу углублять и тематически, и идеологически». Выходит, Брячихин, как и все, страдает от отсутствия идеологии, благо у него есть своя, внутренняя линия жизни, ведущая его вот уже много лет выверенным курсом. Жизнь сделала его государственником. Он с этим слился.
В нем много противоречий. Отдав спорту свою молодость, теперь не любит «болеть». Футбол и хоккей не смотрит (подозреваю разом отпрянувший электорат, но радуюсь, что мы не Бразилия, иначе б префекта забойкотировали на общенациональном уровне). От последних олимпиад у него тягостное чувство. Свои позиции великая спортивная держава сдала без боя, а вернуть утраченное — это прожить еще одну эпоху. Мы с ним не проживем. Несколько лет назад он ушел из Олимпийского комитета России, так как не любит непродуктивных функций и не хочет быть «свадебным генералом». У Брячихина как у профессора несколько аспирантов, с которыми он старается заниматься неформально. Он член многих ученых советов: в Академии госслужбы Президента, в Центре экономических и социальных исследований… Кроме книг, издал еще более ста работ. Очень этим гордится.
Брячихин не любит долгих рассказов (если ты не население), не любит мнений, отличных от его, и всюду приходит руководить, даже на свадьбы детей своих знакомых. Говорит, что устает быть первым, но, кажется, никем другим уже не может быть.
Он не пользуется компьютером и, о чем я жалею, не ведет дневников. На столе его строгий порядок, упавшая на пол и не разысканная скрепка причиняет беспокойство. Если его уволят, он говорит, что откроет бюро жалоб, потому что умеет добиваться законного.
Друзей не выбирают
Друзей Брячихин никогда не выбирал, они из тех, кого подарила жизнь. Одни — со времен спортивной молодости, другие — от более поздних встреч. Среди них есть врачи, поэтому в порядке профилактики он почти не пользуется своей элитной поликлиникой, да и вообще льготами номенклатуры вызывающе пренебрегает. «Зачем моей теще ездить на рынок в служебной машине, если она живет в Ленинграде?» — шутит он.
Взволнованным я видел Брячихина только раз — на защите докторской диссертации. В его научных работах постоянна идея — нужно найти формулу, по которой можно определить: хорошо работает власть или нет? В нем — здоровый зуд неуспокоенности и недовольства. Говорит, что с Ю. М. Лужковым ему работать легко, оба — прогрессисты. За один год получил три выговора и премирован пятью окладами. Указами Президента удостоен Государственной премии России за внедрение рыночных управленческих новшеств, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени, имеет звание «Заслуженный строитель Российской Федерации».
Счастлив ли он?
Жалуется, что ничего не успевает, но многие не успевают и половины, а не жалуются. В работе он ненасытен. Не ездит обедать на час-два, как это делают многие чиновники его ранга.
Как-то при мне зашел его помощник Н. В. Старостин, говорит: «Алексей Михеевич, вы обедать-то идете?» Брячихин так отчитал помощника, будто тот звал его на убийство. Я осторожно заметил: «Не обидится?» — «А то он не понимает, что я зашиваюсь тут! — все еще возбужденно и как-то по-мальчишески дерзко ответил префект. — Сижу как проклятый, все проваливаю, мне хоть это разгрести, не сделаю — еще накопится. Я к трем должен уехать, в три тридцать — встреча, в четыре — встреча, в пять — встреча, в шесть — встреча… Я уже не вернусь сюда сегодня. А бумаги лежат с позавчерашнего дня. Это недопустимо». А насчет обиды молодого помощника успокоил: «Я тепло к нему отношусь. Он меня правильно понимает».
Готовя этот очерк, понадобилось мне уточнить некоторые детали. Договорились о встрече.
Брячихин заранее предупредил: есть только двадцать минут.
— В отпуск-то собираетесь? — спросил его.
— Да, на четыре с половиной недели. Но если буду скучать — вернусь через три.
— Чем думаете заняться?
— На огороде (так Брячихин называет свой садовый участок) буду бумагами заниматься. Слава Богу, там нет телефона.
Брячихин хоть и ездит иногда в машине с мигалкой, и понятно, что западные бизнесмены своими приглашениями на ланчи и обеды требуют от него протокола и светской игры, но в целом он мало отличается от всех нас. Садовый домик имеет обычный, на шести сотках, под Сергиевом Посадом, проводит там отпуск, ходит в тренировочных штанах, не бреется — тратит минуты на мысли и писания. Там он сосредоточивается, не прибегая для этого к медитациям над грядками. Грядки оставляет жене. Впрочем, беспрекословно выполняет ее садово-огороднические указания, если жена видит, что появилась возможность поруководить супругом. А жена Брячихина занята на службе раз в неделю, потому что контора ее тихо умирает и людей занять нечем. Дочь теперь живет отдельно, работает бухгалтером.
Зарплату Брячихин получает тысяч пять деноминированными, костюмов имеет два, родню поддерживает по мере возможности. Когда звонит брат, строго выспрашивает: «На работу устроился? А жена? А чего звонишь?» Брат говорит, что зарплату задерживают, Брячихин интересуется: «Картошка есть? А капуста? Продержись две недели, подвезу денег».
Вернулся как-то из Электростали, где навещал своих, и ругнулся: «Вот сволочи! Люди три месяца сидят без зарплаты, а директор только отпускных сто двадцать миллионов получил».
Все у него вроде бы мимоходом: еда, чтение (считанные минуты по утрам). И семь дней в неделю — работа, награда за которую — авторитет.
Счастлив ли он? Не знаю. Думаю, что одинок.
С виду этого не скажешь. Его осаждают люди, его приглашают на свои юбилеи те, кому он когда-то помог, у него есть родные и близкие, наконец, выпестованный им коллектив. Ученики. Дочь. Но ведь всего пронзительнее одиночество в толпе, городское одиночество. Крестьянскому сыну город не родина. Не бежит ли он в работу? Не лечит ли помощью другим — себя?
Добро целебно, оно так или иначе возвращается. Эту истину давно доказали древние мудрецы.
Посмотри, как человек смеется, и ты поймешь его характер
У нас, хочу верить, с Алексеем Михеевичем Брячихиным сложились доверительные отношения. Одной компанией — он, его дочь, его помощник Н. В. Старостин, А. Терехов, я и мой сын Сергей — мы ходили в цирк, бывал Брячихин у меня дома, чаевничали, общались. Брячихин много и охотно шутит, смеется, а в цирке просто безудержно хохочет, как ребенок. Его виски от глаз до ушей прорезаны улыбчивыми морщинками. Он легок на перемену настроения и потому незлобив. Он равнодушен к модным веяниям (значит, внутренне постоянен) и потому играет в старомодный волейбол вместо «крутого» большого тенниса.
Я наблюдал, как Брячихин ведет себя на заседаниях московского правительства: это всегда четкая позиция, умение отстоять свое мнение, зримо очерченная независимость и невероятная обязательность.
Если он обещал — все. Он никогда не станет обещать то, что не сможет сделать.
Его округ — объект пристального внимания, и персона префекта — одна из наиболее популярных в Москве и области. Можно бы сказать — избалован вниманием. Но Брячихин абсолютно чужд зазнайства, по натуре он не тусовщик (модное слово), ему некогда красоваться перед публикой. Но перед каждым выходом к зрителям, читателям, слушателям он готовится как к первому экзамену в жизни. Мне приятно сознавать, что, пожалуй, самые живые и талантливые очерки о Брячихине и интервью с ним написаны моими учениками А. Тереховым и С. Парамоновым. Им, быть может, в силу молодой зоркости удалось разглядеть в префекте Брячихине больше, нежели мне. Я это первенство могу только приветствовать, как и мой герой, радуясь за смену.
Риск в жизни есть всегда, но жить по накатанной кем-то колее для неординароной натуры — самоуничижение. Инстинкт самосохранения подсказывает Брячихину — быть не «с», а «над».
Мне, например, осознание того, что есть сильный человек, который дружен с тобой, помогает жить. Мне кажется, если бы наши чиновники стремились в сторону конкретного человека, а не от него, общество могло бы прийти к равновесию. Я пригласил Брячихина выступить перед моими студентами, но сперва он помог оборудовать на факультете журналистики кабинет машинописи — на месте позорного по убожеству полуподвала. Мне нравится, что Брячихин не устает учиться. У него ясный ум, хорошо прослеживаемая логика, недолгий поиск веских аргументов. Он устает от людских бед, от бесконечного нытья просителей, от многочисленных человеческих болячек, обжигается на чьей-то нечестности, нечистоплотности, не застрахован от обмана, подлогов, спекуляций и корыстолюбия ближнего круга… и не перестает хорошо относиться к людям.
Он может помочь человеку, а человек-то оказался… как бы помягче сказать… не оправдал ожиданий. И Брячихин считает: это нормальные издержки. Ошибки бывают везде. Он никогда не жалеет о затраченном труде. Он понимает: не всегда можно помочь материально, действенно, но всегда в запасе есть два-три слова утешения, чтобы снять чье-то отчаяние, раздражение, негодование. Чиновник, для которого понятия моральная поддержка, душевное соучастие не пустые слова. А люди это чувствуют, понимают — и у них не остается после встречи с префектом ощущения личной катастрофы. «Я всегда за надежду, хоть малую, я ее не позволю гасить, тем более отнимать», — проповедует Брячихин. В то же время повторяет известные строки — «никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни царь и ни герой». Может, это просто помогает не терять нравственную опору, самоуважение, потому что другие все равно идут и просят — и знают: обращаться у Брячихину имеет смысл. Он поймет и постарается помочь.
И все мы разные, к счастью
В эмоциональном запале Брячихина может и занести, но в поступках он постоянен и виден как на ладони. Он отнюдь не темный омут, хотя, быть может, и не светлая заводь.
Он разный. И надо смотреть на то, чего в нем больше. А больше в нем настоящего. Он по-настоящему, а не для проформы сидит тут для людей. Человек на своем месте вопреки нашим во всем непутевым реалиям.
Он любит лето, ландыши по весне, Италию и Подмосковье всегда.
Любит ощущать аромат царственных роз.
Последний спектакль, о котором знаю, что он смотрел его, — «Чествование». Там сильный ансамбль: Ширвиндт, Державин, Гурченко, Догилева, Алентова… Театра ему в жизни хватает. Да и театр слишком для него элитарен, ненароден. В цирке больше балагана, цирк и понятнее. Ведь речь об отдыхе.
Он не обходит стороной музеи: Третьяковка, Эрмитаж, Лувр… Бродит по залам один, в тишине, сторонясь выставок-продаж и топочуще-галдящей толпы.
По-городскому привязался к кошкам, но в душе тоскует по лошадям. Когда-то в юности рисовал, переплетал книги, ходил даже в хор (перестал из-за отсутствия хорошего костюма). Ценит то, чего достиг. Гордится давним, но не погасшим в памяти триумфом — победой на чемпионате России в 1963 году. Был ему 21 год.
Он на своем прозаическом, скучном посту живет вдохновенно. Как на подмостках. Мне кажется, если б все жили так, как Табаков, Калягин, Никулин, Брячихин, — наполненно, честно, не по долгу профессии, а по состоянию души, то мир в нас и вокруг нас преобразился бы, стал гармоничнее, чище, опрятнее во всех отношениях.
Помни тех, кто тебе помогал
Брячихин мне нравится. Питаю к нему благодарные чувства. Он заставил меня по-иному взглянуть в другую от привычной мне сторону жизни, где тоже есть самородки, где происходят настоящие баталии, драмы, трагифарсы и буффонады, где живут нормальные люди в совершенно экстремальных обстоятельствах, — таких не сможет предложить ни один самый изобретательный на безумные трюки режиссер.
Книга «Мне интересны все люди» вышла не без помощи Брячихина. Он помог найти под нее рекламу — двигатель всякого нынешнего прогресса. Просто сказал: «Приходите — поищем, соберем». Брячихин помог мне и с другой книжкой — с его влиятельной руки по оживленным московским автотрассам встали рекламные щиты «Соло на компьютере».
Получился прецедент — премьерная реклама книги. Не сигарет, не тампаксов и не водки. Книги!
Брячихин! Проще, понятнее, точнее
Мне интересен этот рослый, шумный человек с высоким лбом и проницательным взглядом глубоких лучистых глаз, с мимикой, за которой не уследишь и никогда не угадаешь, что за ней. Мне он не менее интересен, чем Шостакович, Енгибаров, Вольф Мессинг и другие.
Вот он прочел мою книгу «1001 вопрос про ЭТО» — чуть иронично, но с пониманием значимости затрат и ее резонанса. Прочел с уважением к проблеме и к работе. Он выслушал то, чем я занимаюсь по теме «Я+Я», о гомосексуализме с позиций психологии, этики, морали и права. Тема эта выделилась из предыдущей книги и сама выросла в книгу. Брячихин сказал: «Ей-богу, мне не до этого», — и засмеялся. Он пытается быть не ханжой, учится толерантности, терпимости к разным проявлениям бытия. Он на своих приемах чего только не видит. Его заинтересовала книга «Учимся говорить публично», потому что это всем надо.
Я знаю, что могу ему позвонить утром, днем, вечером, потому что он приемлет формулу «Дружба — понятие круглосуточное». Я не буду звонить ночью, потому что понимаю: должен же префект когда-то спать. Я не буду злоупотреблять его временем. Я спросил, почему он не может организовать правильно свое время. Он сказал со всей парадоксальностью: «Организовать время могу, времени на это нет».
Понимаю: работа префекта — жуткий труд и колоссальная ответственность, а бремя забот с точки зрения обывателя просто невыносимо. Но, видно, у каждой эпохи свои герои. О нем можно снимать документальное кино. Вот он — хитрый, мужиковатый, головастый, улыбчивый, импульсивный, греющий, обжигающий, пронизывающий, странный…
Уходящий в бесконечность образ, копай и копай. Бесхитростная бездна, растворенный кладезь: ау — и ничего не видно. Галактика в бренной оболочке, начиненная взрывной энергией созидания и непокоя.
В таком организме, как меняющаяся, подвижная, неповоротливая, громоздкая Москва, он, Брячихин, мне кажется, на редкость своевременный и необходимый руководитель. Мне страшно подумать, сколько на его дороге ухабов и pытвин. Мне стало бы физически плохо, узнай я о какой-то его нечистоплотности. Потому что — кому тогда верить? И где мы тогда живем? И куда нам плыть? Но у Брячихина есть принципы, которые превыше всего, он им железно следует и в их безотказном механизме защиты от пачкотни мира убедился за долгие годы управленческой работы. Он знает: нет ничего дороже спокойного сна. А это — незапятнанная совесть. Он делает дело, а дела — молчаливы и потому — золото. Его золото.
Мне интересно жить рядом с этим человеком в одном городе, в одной стране, на одной земле, в одно время; я ловлю себя на мысли, что Брячихин — один из немногих, о ком я часто думаю, иногда без привязки к какой-то свеженазревшей проблеме. Он не великий философ, но мыслитель.
Для Брячихина экскурсия по цирковому закулисью — праздник, вылазка в непонятный мир компьютерщиков — ново, занятно, «а не использовать ли в работе префектуры этот ваш нашумевший Интернет?» К Интернету вскоре, кажется, охладел. Может, на время? Или — не время?
В его сутках — 25 часов и еще немного.
— Все мы вокруг из плоти и крови, все смертны, уязвимы, бренны, — рассуждал он при мне однажды. — И наверху бессмертных нет. Важно не упиваться властью, а успеть что-то сделать; коль много дано — много спросится.
Брячихин это понимает, он цепляется за время, как одержимый, он боится не успеть, опоздать. И зачем ему все это надо?
Да я ведь и про себя не всегда знаю, зачем мне надо то или это. Просто хочу. Мне интересно. И Брячихин мне ин-те-ре-сен. Пытаюсь понять его. Но, кажется, я чего-то не понял, недорассмотрел. Человек конечен, но он же и бесконечен. Нескончаем. В человеке — негасимое здоровое начало и огонь созидания. Иные в это не верят. Мой герой поверил. Давно. И берег это в себе, и приумножал, и в людях высматривал. Его огня еще хватит на всех.
Написал я свой очерк с единственной целью: показать, что все мы друг от друга зависимы.
Да, в очерке я называл его просто — Брячихин! Так, мне казалось, будет лучше, проще, понятнее, точнее.
И я рад, что смог на сайте www.1001.vdv.ru поместить очерк об Алексее Михеевиче Брячихине. С фотографиями, с интервью, что брали у него мои ученики. Мне хочется, чтобы о Брячихине узнали многие.
А еще хочется, чтобы, когда выйдет «Соло на компьютере», чтобы одним из первых учеников стал Алексей Михеевич Брячихин. Дочь Юля помогла бы отцу освоить курс быстро. А в работе компьютер помог бы, ох как помог бы этому занятому, интересному, талантливому человеку сделать еще больше полезного и нужного для всех нас.
