Продолжаем публиковать книгу Симона Львовича Соловейчика. Отклики приходят. Отличные отклики. Их, к сожалению, мало. Но даже если сегодня "Последняя книга" Симона Львовича может помочь одному человеку в Интернете, мы правильно поступили, что начали ее публикацию. В.Ш. |
Повсюду цитируют:
"Душа обязана трудиться..." Однако что же это значит? Не говорят.
Я взглянул окрест себя, и душа моя страданиями человечества уязвлена стала..." Эта знаменитая радищевская фраза наводит на некоторые, как мне кажется, важные мысли.
Вся русская литература, за малыми исключениями, - это взгляд окрест себя. Все, что мы слышим по радио и с экранов телевидения, читаем в газетах, - все взгляд окрест себя. Отвернуться от страданий человечества невозможно. И кто же ты будешь, если перестанешь замечать их?
Но есть ведь и другой взгляд - внутрь себя. Я взглянул внутрь себя, и душа моя собственными страданиями уязвлена стала... Взглянул в себя, всмотрелся - и пожалел себя? Проникся жалостью?
Другой взгляд. Внутрь себя! Умеем ли мы слышать себя? Умеем ли понимать себя? Как научиться правильно себя оценивать? Об этом я подумал, читая предыдущий абзац. И о жалости, которая необходима. Ее нужно проявлять к другим. Понимать. В годы моей юности была пьеса "Девятый А". Олег Табаков играл в ней. Одна из его первых ролей. Героине плохо. Он подходит к ней. Хочет пожалеть. А она ему говорит: "Не нужно меня жалеть. Мне жалость не нужна. Жалость унижает человека". Такая была идеология в то время. И мы верили. Это стало расхожей фразой - жалость унижает человека. Не жалеть! Полный идиотизм, которого многие из нас не понимали. В.Ш. |
Нет. К тому, что окрест меня, - жалость и сострадание; к тому же, что во мне, - хотя бы внимание, хотя бы всматривание, хотя бы попытка удержать в сознании.
Не отворачиваясь от страданий окрест, вокруг - в то же время не терять себя, не растворяться во внешнем мире. Существовать.
Существовать.
Оглядываясь назад, я должен заметить, что в некоторые годы жизни, увлеченный работой и заботами окрест меня, я вроде бы не существовал. Мой внутренний мир бледнел, почти угасал, в нем не было того стремления, без которого человек не совсем человек. Я терял интерес к себе и к тому, что происходит во мне, - да там ничего и не происходило.
Почему я поставил восклицательный знак на этом месте? Да потому, что все точно. Нельзя терять интерес к самому себя. Нужно любить себя, понимать себя. С этого и начинать. Полюбим себя, нас полюбят и другие. Будет у нас самоуважение, возникнет уважение к нам у других. Все важно - быт, работа, то, что мы недосыпаем, нервничаем, что-то делаем, торопимся и не живем. Это иллюзия жизни - нужно все сделать, нужно всюду успеть, нужно выполнить тысячу дел. Нужно жить, ощущать себя в этой жизни, понимать и радоваться жизни. В.Ш. |
Один молодой философ (его уже, увы, нет в живых) обронил как-то в разговоре со мной: "В процессе моей духовной эволюции..." - но я не услышал, что же именно произошло с ним, меня поразили простые, однако никогда прежде не слышанные от живого человека слова: "В процессе моей духовной эволюции..."
Значит, не в книжках, а в реальной жизни, у реального человека может быть духовная эволюция, и человек в состоянии следить за ней, или, если употребить модное научное словечко, отслеживать. Понимать происходящее с ним.
Мы отслеживаем наше материальное состояние, спады и подъемы настроения, семейные отношения, карьерные дела, отношения с друзьями и сослуживцами - все это внешнее, все не про меня. Но ведь идет во мне и в вас, читатель, в каждом человеке, и не только в юности, а всю жизнь идет процесс духовной эволюции. Мы не всегда можем и умеем управлять им, не все процессы поддаются человеческим силам, но хоть понимать его, но хоть замечать его... К чему и от чего ты движешься?
Я взглянул окрест себя; я взглянул внутрь себя... Но, всматриваясь в себя, мы снова замечаем лишь внешнее, все то же самое окрест, что и во внешнем мире. Мы к себе относимся, как к чужому. Мы одними и теми же словами готовы написать и биографию, и автобиографию.
И так сложилось в нашей общей культуре, что мы все живем, как бы и не существуя вовсе. Учитель в школе, пусть на мгновение встречаясь с учеником, чувствует его способности и прилежание, чувствует характер (это в лучшем случае); но редкий из нас видит перед собой существо, внутри которого идет процесс духовной эволюции - дух или разгорается в нем, или умирает, или видоизменяется.
Для этого нужно какое-то другое внимание, какой-то совсем другой аппарат внимания, некое шестое чувство.
Есть редкое психологическое слово, которого не найдешь даже в самом толстом словаре иностранных слов: эмпатия. Вчувствование. Понимание чувства другого человека, но не умственное понимание, не умом понимание, а чувством. Понимание, которое порождается вниманием.
Симпатия - доброе отношение: он вызывает симпатию, он симпатичен мне, симпатичная девушка, симпатичный человек. Или несимпатичный.
Эмпатия - не положительное, не отрицательное, а серьезное отношение к человеку, к его сущности, к его внутреннему миру, его чувствам, его духовной эволюции, наконец.
Учитель, что бы ни говорили, на практике не может ко всем детям относиться с любовью. И даже симпатию вызывают отнюдь не все дети. Любовь и симпатия не вызываются по заказу или по долгу службы: учитель - значит обязан любить. Сердцу не прикажешь, даже профессиональному учительскому сердцу.
Но вот чему стоило бы учиться: относиться к детям с эмпатией. Хорошо бы - с любовью, симпатией, уважением; однако достаточно и с эмпатией - внимательно. На это уж каждый ребенок, попавший в наш класс, может рассчитывать - на эмпатию.
Когда появляется новое слово, задумываешься: а нужно ли оно? Нет ли и в русском языке слова для обозначения того же самого явления? Переберем: сострадание, сочувствие, сопереживание - все эти слова для состояния горя, потери, несчастья. В них главное - участие: беру на себя часть твоей беды, участвую. Страдаю, как и ты, чувствую то же, что и ты, переживаю так же, как и ты. Сострадание, сочувствие, сопереживание - виды душевной помощи попавшему в беду человеку; учитель, не способный сострадать, сочувствовать и сопереживать, вряд ли может быть назван хорошим учителем.
Эмпатия - другое, она не обязательно связана с участием, она лишь познание, но познание, повторяю, иного рода - вниманием, сосредоточением на человеке, пусть и мгновенным. Чувство присутствия. Ведь многих людей мы просто не замечаем, они или неинтересны, или не важны нам, их как бы и нет -мы не впускаем их в круг нашего сознания и интереса. Относиться к человеку с симпатией - значит замечать его. И люди сразу чувствуют, что вы их замечаете, как чувствует человек, когда кто-нибудь пристально смотрит на него, даже в спину смотрит.
Много лет я работал с Еленой Николаевной Мурашевой, теперь ее тоже нет в живых. Она была библиотекарем в школе-интернате, воспитателем в пионерском лагере МИДа, потом начальником лагеря. Дети всегда толпились вокруг нее, к ней ездили домой годами, ее все очень любили. И однажды я понял, за что. Мы были у нее в гостях, человек пятнадцать; Елена Николаевна, как всегда, в центре - все разговоры с ней, все шутки -ее, и можно было лишь удивляться мощной энергии притяжения, которую она излучала. Но вот какой эффект я заметил однажды: нас в комнате много, идет общий разговор, а мне кажется, будто Елена Николаевна разговаривает не со всеми, а именно со мной, выделяет меня. Я поговорил с другими - оказалось, что и у всех такое ощущение, словно Елена Николаевна выделяет его, что он для нее особенный. Каждый внутренне соединен с ней. А ведь никаких особых, отдельных разговоров и дел не было. Просто у Елены Николаевны был талант эмпатии. Посмотрев на тебя, она мгновенно с тобой соединялась, ты был ей интересен, и этого интереса она никогда больше не теряла. Поэтому вокруг нее было так много людей - мы все нуждаемся в том, чтобы кто-то проявил к нам интерес.
Это уже актерский талант. Актер играет роль. Монолог. Он обращен ко всем, сидящим в зале, а многим зрителям кажется, что именно на него смотрит артист. Так поступают и опытные профессиональные лекторы. Я об этом много пишу в школе "Учимся говорить публично". Можно ли этому научиться? Можно. Но... Это постоянное но... Если слова пойдут не от души, если общение происходит без личной заинтересованности, то ничего подобного и не возникнет. Нет, возникнет - фальшь. В.Ш. |
Теперь часто стали повторять, что невозможно любить людей, если ты не любишь самого себя. И каждый раз эту действительно важную мысль подают с видом первооткрывателя, хотя она давно уже переходит в разряд банальностей. Да и не так уж она верна. Тут кроется некая хитрость: поскольку любовь к себе долгое время считалась у нас отчасти и запретной, потому то ее не отличали от эгоизма (а в эгоизме что ж хорошего?), то теперь для оправдания прежде запретного чувства его стали соединять с чувством, которое всеми одобряется, - с любовью к людям. Неодобряемое стараются утвердить с помощью одобряемого, общественно признанного; так часто бывает.
Однако эмпатия, способность вчувствовался в человека, как раз и не дается тому, кто не умеет вчувствоваться в себя, невнимателен к себе. для кого внутреннего мира вовсе не существует - ни чужого, ни даже своего. Такой человек, к сожалению, вряд ли поймет, что же здесь написано, о чем я говорю и в самом ли деле это так важно.
А не научившись относиться к человеку с эмпатией, мы не можем ни сочувствовать, ни сопереживать, ни сострадать.
Интересно было бы понять, в какой последовательности идет духовная эволюция вырастающего человека: открытие себя, потом открытие людей или наоборот? Или параллельно? Л.Толстой рассказывает в начале "Отрочества", как они всей семьей отправились в Москву и он впервые увидел в дороге, что на свете огромное количество людей, которые никак не связаны ни с Ясной Поляной, ни с семьей Толстых, а живут себе своим миром. Раньше мальчик этого не замечал, ему казалось, что весь мир сосредоточен на нем. Углубленный в себя, он не замечал мира. Может быть, это наиболее верный путь: сначала открыть себя, потом людей. Мы же так сосредоточены на войне с эгоизмом и особенно индивидуализмом, мы так боимся вредных привычек, что не даем плоду созреть, не даем пройти естественный путь от себя - к людям. Ребенок сразу попадает в коллектив, в окружение других детей, где все направлено на то, чтобы забыть себя, перестать существовать, думать о себе, желать чего-либо для себя и вообще хотеть. Ребенка оценивают лишь извне, он соотносит свое поведение лишь с внешним миром, а внутренний мир не развивается, не осуществляется: процесс духовной эволюции затухает, едва возникнув.
А может быть, все наоборот, может быть, именно такой путь надо считать естественным? И только сосредоточившись на людях, научившись обходиться с ними, пройдя немалую часть жизни, человек наконец обращается к своему внутреннему миру.
Сначала окрест, потом в глубь себя?
Наверно, возможны разные варианты. Есть маленькие дети, страшно внимательные к людям, они всматриваются в тебя пытливыми глазами, они излучают тепло - как ангелы. Они способны поддержать любого взрослого. Но чаще всего идет попеременное движение. В одной психологической книге о подростках, очень серьезной и подробной, основанной на многих исследованиях, показано, что дети нечетных возрастов -5, 7, 9, 11, 13, 15 лет склонны уходить в себя, закрываться: 15-летний подросток может вдруг ни с того ни с сего встать от телевизора, который смотрит вся семья, выйти, хлопнуть дверью, а когда его спрашивают: "Что с тобой?" - ответ почти всегда один: "Не трогайте меня!" Что-то в нем происходит, что-то варится, что-то постигается - он и сам не может себя понять.
А 14-летний и 16-летний обычно открыты, приветливы, внимательн ы к людям.
В таком ритме идет это движение, эта духовная эволюция: к себе - от себя, к себе - от себя. А что дальше? После шестнадцати?
Но мы ничего этого не знаем, мы поразительно мало знаем о детях. Мы видим их всегда одинаковыми - ну разве что "Как ты вырос!". Мы чаще всего измеряем наших детей портновским метром, совершенно не понимая, что с ними происходит.
Потому что, возвращусь к началу, мы не понимаем, что происходит с нами, не интересуемся собой, не всматриваемся в себя. Наши измерения людей примитивны и односторонни: хороший - плохой, добрый - злой, веселый - скучный, умный - глупый. Это все и так видно; а на внутреннее постижение человека. на подлинный интерес к нему, на внимание, на эмпатию мы обычно не способны. Я за всю жизнь встречал не больше трех-четырех людей с внимательным взглядом.
Очевидно, есть какой-то общий порок во всем нашем воспитании. Оно сильно хромает: из двухтактного движения "к себе - от себя", которое составляет суть развития, мы выбираем лишь "от себя" и так, заставляя ребенка прыгать на одной ножке, пытаемся волочить его по жизни.
Но может ли школа быть другой? Ведь все ее устройство - это коллективная, массовидная жизнь, все общение - внешнее, все кругом зовет ребенка: от себя, от себя, от себя. Притом школа по необходимости обращает внимание лишь на три характеристики: способности, поведение и прилежание.
Но это же очень бедно... Духовная эволюция не только остается за пределами влияния школы, но выпускник школы, покидая се, даже и не подозревает о той невидимой работе, которая должна идти в нем. Повсюду цитируют: "Душа обязана трудиться..." Однако - что же это значит?
Не говорят.
Уроки религии, уроки литературы, отчасти уроки этики, если они есть, - вот часы школьной жизни, которые могут повернуть подростка к себе. Не "заставить задуматься о том, кто же ты есть", как у нас часто говорят, - не надо заставлять, а привести человека к себе самому, показать ему ценность его собственной внутренней жизни.
Труднейшее дело. Ни книг, ни опыта, ни соображений, ни помощи. За что ни возьмешься в школе - того нет, и этого нет, а иногда в отчаянии думаешь: "И ничего путного нет".
Но это, конечно, не так. Я ведь не упомянул о другом, неформальном, но главном источнике движения к себе - это серьезный, внимательный, понимающий и проникающий взгляд учителя. Не слово, а взгляд.
