Продолжаем публикацию книги Симона Львовича Соловейчика. Проблема воспитания, вопросы воспитания. Каждый из нас педагог. Нет своих детей, но рядом чужие дети. Чужие ли? Да и сами себя мы вечно пытаемся воспитать и перевоспитать. Попробуем почитать очередную главу "Последней книги" под этим углом зрения, в этом ракурсе. |
Я много лет бился над главной загадкой воспитания. И не мог найти ответа. Пока не понял однажды, что секрет кроется в одном, и только в одном слове.
Слово это - дух. Секрет воспитания не в любви, а в духовности, в духовной наполненности любви к ребенку.
Размышления о воспитании детей я начал с рассказа об одном мальчике, потому что и всякая педагогика должна, на мой взгляд, начинаться с главы, которую условно можно назвать "Ребенок". Не "Дети", нет, а именно "Ребенок". Не дети, а дитя - вот с чего открывается педагогика, потому что это совершенно разные чувства - любовь к ребенку и любовь к детям - и совершенно разные действия - воспитание ребенка и воспитание детей.
Странная мысль - дать определение слову "ребенок". И все-таки я бы сказал:
ребенок - залог бессмертия, продолжение меня в этом мире, человек в бесконечной цепи людей из прошлого в будущее;
ребенок - человек, который что-то несет миру. О каждом ребенке можно думать, что он новый Мессия;
ребенок - человек, не достигший самостоятельности и ответственности, и потому мы за него отвечаем;
ребенок - это тайна, которую невозможно и не нужно отгадывать.
По всем этим причинам ребенок - человек повышенной ценности.
Ребенок дан нам для того, чтобы мы его любили.
Любовь к ребенку может быть чисто физиологической, а может быть высокой.
Один любит ребенка потому, что это его дитя и он гордится; другой - потому что ребенок маленький, беспомощный, забавный; третий любит в нем свое продолжение; четвертый соприкасается с тайной, с чудом, с загадкой природы.
Чем возвышеннее любовь, тем значительнее человек, который у нас вырастает. Если можно ввести не вполне точное понятие "результат воспитания", то он, этот результат, зависит не от любви родителей к ребенку, как часто думают и пишут, а от возвышенности этой любви.
Тут ответ на загадку, с которой людям приходится сталкиваться довольно часто: почему у любящих родителей вырастают дурные дети? Обычно начинают рассуждать о так называемой умной любви, о том, что надо соединять любовь со строгостью и прочее. Но любовь не может быть ни умной, ни глупой; чувство и ум лежат в разных плоскостях. Любовь изменяется по шкале: низменная - высокая, бездуховная - духовная. Это совершенно не то, что умная - глупая.
В годы моего детства по радио часто звучала песенка о любви. И были там такие слова: "О любви не говори, о ней все сказано". Песенка на музыку И.Дунаевского к фильму "Новый дом". (возможно, фильм назывался "Наш дом"). А на самом деле, о любви ничего не сказано. Вечная тема.В.Ш. |
Истинная задача педагогики - научить родителей и воспитателей возвышенной любви к ребенку, возвысить их любовь, наполнить ее высоким смыслом. Для этого, и только для этого, и создаются педагогические институты; а уж что из них получается - это другое дело.
...Признаться, я много лет бился над главной загадкой воспитания. Как и многим педагогам и педагогическим публицистам, мне казалось, что можно дать какие-то советы по воспитанию, а то и рецепты; я наблюдал (хоть и не специально - жизнь так устроила) за многими детьми. На моих глазах выросло множество детей - я видел их совсем маленькими, а спустя годы и годы - взрослыми людьми, и каждый раз я всматривался: что из кого получилось? Почему разболтанные, избалованные, непоседливые и непослушные дети иной раз вырастают замечательными людьми, а иные - безобразными? "Где закон, в чем секрет?" - спрашивал я себя, перебирая все обстоятельства жизни и воспитания вырастающего ребенка.
Большинство людей, каких я знал, говорили и писали о воспитании в терминах "послушание - непослушание". Послушный - хороший; непослушный - дурной, что из него вырастет? Так думают почти все. Я видел, что это не отвечает действительности, ничего не объясняет. Я обнаружил постепенно, сравнивая разных детей и их родителей, что ни свобода в воспитании, ни несвобода не определяют результат, что есть какие-то другие, более важные зависимости.
И не мог найти ответа. Пока я не понял однажды, что секрет кроется в одном, и только в одном слове, по сравнению с которым все второстепенно. Слово это не любовь, как часто думают и как я думал раньше, читая педагогические книги.
Слово это - дух.
Секрет воспитания, повторюсь, не в любви, а в духовности, в духовной наполненности любви к ребенку.
Однако мне пришлось потратить еще немало лет, чтобы понять земное, в простых отношениях взрослого и ребенка открывающееся значение слова дух - педагогическое значение этого слова. Я расскажу об этом своем понимании-открытии (для себя, для себя!) позже. Это самое главное понимание, которого я достиг в своей жизни, оно буквально открыло мне глаза.
Но сначала, поскольку я все-таки пишу о своей, и только своей, жизни, расскажу о том, как я любил детей - именно во множественном числе, потому что любовь к ребенку я, к сожалению, узнал позже. Сначала были дети, много чужих детей.
В детстве и тем более в отрочестве я не знал, что такое любовь к маленьким, не знал и любви к людям. Может быть, она жила во мне, как это бывает, неосознанно. Чтобы в сердце человека проснулась любовь к людям или детям, чтобы ее можно было ощутить, должно что-то произойти - ну, подобно тому как невозможно почувствовать любовь к другому человеку, пока такой человек не встретится тебе. Ты не знаешь, что такое любовь к девочке, пока не встретишь девочку, пробуждающую любовь. Я всю жизнь был благодарен не тем женщинам, которые любили меня, а тем, которые открывали мне любовь во мне, словно дарили это чувство, дарили радость любить. Любовь, возможность любить, реальное чувство любви - дар, подарок, величайший подарок, какой только может преподнести человек человеку.
Но любовь к женщине часто сопровождается мучениями, неизвестностью, ревностью, страданиями, грехом.
А любовь к детям - безгрешна и немучительна, это чистейшее и потому высочайшее из человеческих чувств.
И опять точность формулировок. Непривычность взгляда. Четкость в объяснении. Хочется книгу отложить и перечитать, а потом подумать о прочитанном. В.Ш. |
Вот это я хотел бы повторить: высочайшее из человеческих чувств. Оно не требует взаимности, вопрос о взаимности даже и не возникает. Любовь к детям чиста и высока потому, что она бесцельна: ты ничего не добиваешься от детей и ничего не ждешь от них. Вот этого не понимают многие родители - они строят свои отношения с детьми по той же схеме, что и со взрослыми, они ждут и требуют взаимности, и чем больше они ждут ответного детского чувства, тем меньше у них надежд получить его и тем хуже результат воспитания. Во всех случаях, когда я видел, что родители требуют взаимной любви от детей и обижаются на них за нелюбовь к ним, - во всех этих случаях дети вырастали дурными людьми. Это правило действует настолько неукоснительно, что теперь, когда я слышу жалобы родителей на душевную неблагодарность детей, я предчувствую беду: сын или дочка вырастут, им станет шестнадцать-семнадцать, и они уйдут душой от матери, от отца, уйдут как раз в ту пору, когда им так нужна поддержка, - и никогда не известно, куда они уйдут и что с ними случится. Вот в такие семьи и приходит беда. В тяжбе за ребенка, которую нам всегда приходится вести с миром, ребенка окружающим, всегда выигрывает лишь бескорыстная, высокая любовь. А корыстная всегда проигрывает. Хотя она и любовь. Удивительно, что в таких случаях родители винят именно свою любовь - им кажется, что они любили чрезмерно, все разрешали, ни в чем не отказывали, ночей недосыпали, отдавали себя, всем пожертвовали и тому подобное: кто не слыхал жалобы такого рода?
Многие люди измеряют свою жизнь и свои чувства, свои отношения с детьми понятиями "додано - недодано": что я тебе дал - и что ты мне дал? Что он мне дал? Для них мир - магазин, лавка, рынок, где должен происходить эквивалентный обмен чувствами, как товаром и деньгами: что я тебе - и что ты мне. Только в обмене они видят справедливость.
Но справедливость и обмен, но любовь и обмен ничего общего не имеют. Это общее правило, но в воспитании оно проявляется особенно отчетливо. Воспитание - предельно бескорыстное занятие, даже если воспитатель - нанятый человек и получает деньги.
Но родители-то во всех случаях не наемные воспитатели... Они ничего не получают за свой труд, но мало того - ничего и не должны ждать. Лишь в этом случае они получают такую радость, какая другим и не снилась. Воспитание детей дает лишь не ожидаемую радость, а ожидаемую злостно не дает.
Однако я слышу и возражение - надо ответить на него, хотя это нелегко, хотя не каждого удастся мне переубедить. "А что, - говорят, - разве дети не обязаны почитать своих родителей? Не обязаны поддерживать их в старости, например?"
Обязаны. И чтить, и почитать, и поддерживать. Но тут - о долге, а речь идет о чувстве.
Снова вечные вопросы. Вечный поиск смысла. Вечные споры. Симон Львович высказывает свою точку зрения. Знаю: если ему поверить и именно так строить свои взаимоотношения с детьми, то многих конфликтов не будет, легче станет понять себя и своих детей. А когда есть понимание, нет споров, нет огорчений, есть согласие. Согласие к которому стремится каждый. В.Ш. |
Приведу старинную притчу, которую я однажды вычитал в Исторической библиотеке, случайно открыв какую-то толстую английскую книгу вроде энциклопедии. Просто взял книгу с полки в справочном отделе, открыл - и обомлел. Я не раз приводил эту притчу, расскажу ее снова.
Старый орел с тремя орлятами был на маленьком острове, когда вдруг поднялась буря и вода стала заливать остров. Орлята сами до земли долететь не могли. Орел взял одного на крыло и полетел с ним к берегу. По пути он спросил: "Видишь, сын, как я забочусь о тебе? Скажи, когда ты вырастешь, а я стану старым и немощным, будешь ли ты так же заботиться обо мне?" "Конечно, отец!" - с жаром воскликнул молодой орленок. Отец сказал: "Мне жаль, что сын у меня вырос лжецом", -и сбросил орленка в бушующее море.
Вернулся за вторым. Снова тот же вопрос, снова тот же ответ - и второго сына бросил в море старый мудрый орел.
Полетел за третьим.
"Скажи, сын, когда я стану старым и немощным... Обещаешь ли ты?.."
"Нет, отец, - ответил третий орленок. - Но я обещаю, что я буду заботиться о своих детях так же, как ты обо мне". И орел донес сына до берега.
Ничего более мудрого о воспитании детей я не читал. Не стану и объяснять притчу. По опыту знаю, что одни ее принимают, других она возмущает.
Хороший тест, позволяющий многое предсказать. Я видел теперь уже и много семей в трех поколениях - знал родителей, знал детей, знаю внуков, видел все отношения между старшими и младшими, повторяемые через много лет, и могу свидетельствовать: где любовь к детям бескорыстна - там и дети вырастают прекрасными родителями. Никто ни от кого ничего не ждет - и все получают должное. Любовь и долг сливаются в одно - что может быть прекраснее?
...Произнесши монолог о бескорыстной любви, я должен напомнить о том, о чем уже писал, если мне не изменяет память: что сам-то я впервые встретился с детьми только из корыстных соображений.
Это чисто комсомольская история. Наша 324-я знаменитая школа Михаила Ивановича Горбунова находилась в Москве, в Колпачном переулке, прямо напротив особняка, в котором был Московский городской комитет комсомола, - из этого особняка, по рассказам, отправлялась на фронт Зоя Космодемьянская. Комитет был нашим шефом, там нас всех знали и меня тоже - я был в школьном комсомольском начальстве. И вот судьба бешено завертелась, как стрелка рулетки: в пионерском лагере Министерства иностранных дел срочно понадобился вожатый для одиннадцатилетних мальчишек - смена началась, а прежний вожатый куда-то девался; из МИДа позвонили в городской комитет, из комитета - в подшефную школу, в школе нашли меня. Все произошло совершенно случайно. Дозвонились бы до другого - он бы и поехал, и писал потом все мои статьи и книги; а кем стал бы я - не знаю, может, инженером-электромехаником или кем-нибудь в этом роде.
Но никого другого дома не было, звонок раздался в нашей коммунальной квартире на Покровском бульваре, в длинном коридоре с железным старинным телефоном, прикрепленным к стене напротив входной двери, - я и сейчас чувствую в руках тяжелую телефонную трубку, и сейчас еще удивляюсь странному предложению ехать в лагерь пионервожатым, и сейчас слышу, как меня уговаривают, обещая за работу, кроме зарплаты, синие брюки, белую шелковую рубашку и дипломатические, то есть специально для диплоМАТОВ пошитые, модные ботинки.
В таких случаях по законам жанра следует прервать рассказ и сообщить, какой тогда был год. Сообщаю: 1947-й. Июнь. Год тяжелый и голодный За брюки, рубашку и особенно за ботинки можно было и в шахтеры наняться, не только в вожатые; я и нанялся - и вечером этого же дня был в подмосковной Клязьме возле длинного финского домика и стоял перед кривым строем из тридцати мальчишек, хмуро смотревших на меня.
Так я нашел свою любовь на всю жизнь - по звонку из комитета комсомола. Такая случилась педагогика.
Я тоже работал в пионерском лагере. Я тоже случайно оказался старшим пионерским вожатым в школе. Так и встреча с Симоном Львовичем произошла - он приехал в нашу школу знакомиться. Спасибо судьбе за это. Я тоже помню 1947 год. И когда-нибудь напишу об этом. Обязательно напишу. Хочу написать. В.Ш. |
