В 1913 году Иван Иванович едет лечиться в Карлсбад. Видимо, не первый раз. Это один из наиболее известных европейских курортов, в Богемии. Он славился горячими щелочными источниками. Самый популярный Штрудель, в центре города.
На семейном совете решили: сопровождать отца будет Катя. Она же писала в Москву открытки. На одной стороне — фото: она с отцом; на другой — текст. Несколько открыток сохранилось.
1913 год, 22 апреля. Дорогая моя мамочка и дорогие девочки. Только сейчас получили, милые Розушка и Лизушка, ваше письмо. Посылаю вам, мои дорогие, наши физиономии... Я вышла ужасно скверно, была в старом корсете и в старой юбке, т.к. новый корсет не могла, к сожалению, одеть... У нас ничего нового, все идет обычным порядком.
Милая моя мамочка, напиши мне, получила ли ты печатный лист, который я тебе послала относительно того, что могут есть диабетики. Не беспокойся, дорогая, папа очень хорошо себя чувствует, хотя продолжает немного курить, гуляем очень мало, комнатой и столовой очень довольны. Кланяйтесь Татьяне и Герасиму.
1913 год, 22 апреля. Дорогая моя Зинушка! Посылаю тебе наши физиономии, а также группу с Банашами и Танкелем. Полюбуйтесь на нас, по-моему, я вышла очень скверно, папа же, наоборот, хорошо. Только не смейтесь, скажи Лельке, чтобы он также не смеялся над нами.
У нас ничего нового, чувствуем себя по-прежнему очень хорошо. Погода теперь стоит очень хорошая. Посылаю эти карточки также и маме и всем нашим на Клязьму. Как ты, дорогая, поживаешь? Спасибо тебе за твои открытки, пиши нам по-прежнему, не ленись, чем доставишь нам большую радость. Целую тебя крепко-крепко. От меня также Лельку поцелуй.
1913 год, 22 апреля. Дорогой Марушка. Шлю также и тебе наши физиономии... Как ты поживаешь? Продолжаешь ли заниматься велосипедным спортом? Должна и тебя упрекнуть в том (Колю и Зину уже упрекнула), что ни слова мне не пишешь, я послала тебе отдельно открытку, а ты ограничился только припиской в письме мамы, хотя и за это благодарю. Целую тебя крепко. Твоя Катя. Привет от папы.
Три письма в один день... По трем адресам. Лиза и Роза жили с матерью. Зина отдельно, с мужем («Скажи Лельке, чтобы не смеялся» — наверняка, Леопольд). Третье письмо какому-то Марушке. Оказывается, Катя уже посылала ему «отдельно открытку». И вот теперь упрекает (не ругает!), что он ей не ответил. И подпись: «Твоя Катя».
Письма совершенно пустые, ни о чем: погода хорошая, питанием довольны, фотографировались... Никакой информации. Так зачем же, спросим мы сейчас, так много писать? Ответ прост: выразить на бумаге свою любовь, заботу друг о друге. Ласкательные суффиксы, сюсюканья, которые так раздражают, — тоже проявление добрых чувств.
Что же все-таки известно из этих писем? У Серафимы Семеновны диабет — Катя послала ей «печатный лист» относительно диеты. Была, видимо, дача на Клязьме, куда Катя отправила одну из открыток. Дача зимняя — в апреле они уже там жили. «Группа с Банашами и Танкелем»? В справочниках Москвы Банашей я не нашла. А Танкель Иосиф Яковлевич есть: купец, готовое платье и дамские шляпы. Значит, и лечиться ездили компанией. Наконец, Татьяна и Герасим, которым велено кланяться. Эти имена я знала: супруги — экономка и помощник по хозяйству; практически члены нашей семьи.
1913 год, 17 августа. Милая моя Зинушка! Посылаю тебе еще одну мою карточку. Вышла я, по-моему, хорошо, только немного серьезная. Все пансионеры находят, что великолепно удалась фотография. Я снялась еще одна на карточке, потому что доктор Ламперт просит у меня отдельную карточку и Софья Яковлевна Горнштейн также. Завтра она будет готова, тогда пришлю вам опять. Пошлю эти карточки и тете Густе, тете Марианне и Мише, как вы просили.
У нас ничего нового. Мы чувствуем себя хорошо. Сегодня папа говорил с доктором Риттером, и он сказал, что папа может свободно ехать прямо домой. Белку у папы, он сказал, почти совсем нет, есть только следы, вообще анализ хороший. Перед отъездом он будет еще папу выслушивать. Так что в четверг, Бог даст, уезжаем отсюда. Пробудем дня два или три в Берлине, а потом помчимся прямо домой, во всяком случае, будем телеграфировать. Пока же крепко-крепко целую. Любящая тебя твоя Катя. Передай Лельке привет. Папа крепко целует вас.
На этой открытке приписка рукой Ивана Ивановича: Шлю вам, мои дорогие, мой сердечный привет и много крепких поцелуев. Любящий вас папа.
Впрочем, в любви можно было объясняться и без слов. В доме я нашла удивительную открытку: «Язык почтовой марки». Словно каталог: десять вариантов наклеивания марки. Например, под углом, с наклоном влево, да еще вверх ногами, означает: «Любишь ли ты меня?». Хотите ответить положительно: «Я тебя люблю»? Тогда «сажайте» марку с наклоном вправо...
— Впервые видим такую открытку, — сказали в Союзе филателистов России. — Марки дешевые, семикопеечные, с изображением Государственного герба — двуглавого орла. Под ним эмблема почты — два перекрещивающихся почтовых рожка. Эти марки появились в мае 1889 года. Видимо, открытку выпустили в то время.
***
Иван Иванович вылечился, окреп, вернулся с курорта. 1913 год для него знаменательный. Два события, общественное и личное:
Отпраздновал — и начал искать новую квартиру. Зачем? Жить в Столешниках было совсем не плохо. Но — четыре комнаты: для такой семьи, и в самом деле, тесно.
Нашел: Дегтярный переулок, на Малой Дмитровке, дом N 6. Лучше не придумаешь: ближе не только к Зинаиде с внучкой, но и к Купеческому клубу. Он тоже переехал на Малую Дмитровку!
Разговоры о переезде клуба велись давно. Еще в 1902 году председатель Совета Старшин К.Ю. Милиотти вынес этот вопрос на обсуждение собрания:
— Должен же клуб, наконец, иметь свой дом!
Предложений было много. Воздвиженка и Петровский бульвар, Хлудовский тупик и Трубниковский переулок, Поварская, Маросейка, Долгоруковская улица... В какой-то момент остановились на владении княгини Меньшиковой-Корейш на Малой Дмитровке, как раз на углу Пименовского переулка. Решение приняли. Но потом Чрезвычайное общее собрание засомневалось... В результате Совету Старшин было поручено «приобрести владения г-жи Медокс», тоже на Малой Дмитровке. Два ветхих строения под номерами 128 и 138, да еще трехэтажный каменный дом. Когда-то владение принадлежало княгине А.П. Волконской.
Отстраивали, перестраивали. Наконец, переехали.
К тому времени Малая Дмитровка преобразилась. Именно по ней прошел первый трамвай — от Страстного монастыря в Петровско-Разумовское. Кондуктором был Паустовский. Трамвай ходил со скоростью сорок километров в час, тем не менее обогнал тройку московского полицмейстера Трепова. Чиновник возмущался.
На самой улице и в переулках — Пименовском, Дегтярном, Настасьинском — многоквартирные доходные дома, четырех-восьми этажные. Первые в Москве дома с лифтом.
В Дегтярном переулке когда-то жили продавцы дегтя, отсюда и название. В начале Х1Х века Дегтярный двор сгорел. Что-то восстановили. В 1830 году владельцем дома N 6 (тогда говорили: участок N 6) числился «студент Николай Платонов, сын Огарева».
Дом в Дегтярном — ровесник мамы. Его приобрел в собственность Василий Степанович Баскаков, у которого уже имелись аналогичные дома в Большом Козихинском переулке, в Воротниковском. А у его брата, Ивана, — на Остоженке, в Ильинском переулке, на Валовой улице. Здания-родственники, с облицовкой фасада блестящей глазурованной плиткой.
В архиве Московской городской Управы — история строительства дома в Дегтярном переулке. Сначала были два маленькие строения: «каменный одноэтажный» — по переулку, и «деревянный одноэтажный» — за ним, параллельно.
30 декабря 1909 года Василий Баскаков пишет заявление: «Честь имею просить городскую Управу сложить с моего владения
N 26 и 27 городские, земские казенные налоги ввиду сломки всех строений и возведения новых. Т.К. канализация закрыта, жильцов нет».
Уже на следующий день, 31 декабря, составлен Акт: «Мы, нижеподписавшиеся, члены оценочной комиссии, прибыв во владение... нашли, что во владении этом приступлено к ломке строений, ввиду чего чистый доход с этого имущества в 3.538 рублей надлежит исключить с 1 января 1910 года».
Вот это темпы!
В ноябре 1910 года первый пятиэтажный дом построен. Одну квартиру Баскаков отделал для своей семьи: третий этаж, номер 5. И въехал туда.
Жильцов пока по-прежнему нет, потому что идет строительство второго корпуса. Шум, грязь... Наконец, готов и он. В этот корпус перебрался Баскаков, объединив две квартиры на последнем этаже. Не побоялся протечек: был уверен в качестве строительства.
А квартиру под номером 5 арендовал мой прадед!!! Анфилада комнат, смежно-изолированные. Потолки лепные, с роскошными «женщинами», парящими по углам; высота потолков более четырех метров. Пол паркетный, узорчатый, наборный, ромбами. Итальянские окна, мраморные подоконники. Двери высокие, двустворчатые, с бронзовыми ручками. На стенах линкруст — разновидность обоев, обработанная особым способом и покрытая черным лаком. Не было человека, кто, увидев линкруст, не спросил бы: «Что это?»
Дом, конечно, высшей категории. Расходы, которые нес владелец, те же, что и в Столешниковом: «на содержание дворников и ночных сторожей, на ремонт и поддержание здания и очистку бытовых труб, на вывозку снега и содержание в исправности тротуара»... Но кроме того, «на содержание и ремонт подъемных машин на парадных лестницах и на содержание телефонов». Да, в доме были лифт и телефон. Но главное — шесть комнат.
Впрочем, если учесть состав семьи, — никаких излишеств. В одной супруги-прадеды. Во второй — Катя с фортепьяно, в третьей — Лиза с курсами стенографии, в четвертой — больная Анна. А еще Роза, еще Татьяна с Герасимом...
