Короткая передышка — и я сколачиваю новую бригаду. В Молдавию. Конечно, в бригаде — Похлебкин. Его фамилию собственноручно вписал главный редактор «Недели» Валентин Акимович Архангельский. Республика винограда и виноделия — как же без него?!
Вильям Васильевич Похлебкин появился в редакции случайно. Историк-международник, крупнейший специалист по скандинавским странам. Диссертация посвящена Норвегии. В
После каких-то служебных неприятностей уволился с работы. Без зарплаты жить трудно. Часто обед состоял только из чая. Злые языки говорили, что именно в это время он и написал знаменитую книгу о чае.
С ней и пришел в «Неделю» — рекомендовал кто-то из известинцев. Куда же направить нового автора? С одной стороны — международник. Но книга-то по кулинарии! А потому, решает редактор, пусть идет к Мушкиной.
Маленький, хиленький, полуседой, полулысый... Бороденка серая, жидкая, в разные стороны; так и хочется подергать. Пальто потертое, галстук на боку. И неподъемный портфель; в нем он носил свои гениальные статьи.
То, что они гениальные, я поняла сразу. Первую статью написал быстро: «Праздничный пирог». Читаю — глазам не верю. Конечно, рецепты — как же без них?! Но обычно в наших кулинарных материалах рецепты составляли тело статьи, фактуру, суть. Ради них статья и писалась. У Похлебкина рецепты как бы между прочим. Это хоть и нужное, но вторичное. А главное — то, чего в советской печати до него не было: история кулинарии и кулинарная публицистика.
Врываюсь в кабинет главного редактора:
— Мы такого не читали никогда!
Вечером, захлебываясь от переполнявших меня эмоций, рассказываю маме:
— Новый автор! Блеск! Фамилия смешная — Похлебкин.
— Похлебкин? Я знала одного Похлебкина, когда работала в Жургазе. Не очень хорошо знала, но все-таки... Он был в ОГИЗе — объединении государственных книжно-журнальных издательств. Профессиональный революционер. Два сына... Одного назвал в честь Ленина, по первым буквам имени-отчества. Твоего автора как зовут?
— Вильям.
— Так и есть. Владимир Ильич Ленин!
Потом я узнала, что имя у него двойное: Август-Вильям. Но «Август» как-то остался за кадром.
Статья о пирогах сразу же влетела в номер. За ней другая, третья. С тех пор на планерках — один вопрос:
— Почему не заявляете Похлебкина?
— Но он же не машина! Все, что принес, мы опубликовали. Пишет следующую статью...
— Звоните домой! Требуйте, чтобы писал быстрее!
Звонить некуда: живет в Подольске. Вообще-то квартира родителей была в центре Москвы, сначала, кажется, в Брюсовском переулке, потом в Оружейном. После их смерти отношения с братом ухудшились. Решили разъезжаться. Вильям Васильевич рассказывал, что его, человека непрактичного, облапошили. Хотел в зеленый район Москвы, а оказался в Подольске, в пятиэтажке, без лифта и телефона. Вдали не только от шума городского, но и от библиотек, архивов, без которых он жить не мог.
Кстати, с Подольском связана и вторая версия увлечения Похлебкина кулинарией. Недавно я услышала ее от редактора Светланы Капилуш, которая долгое время работала над его книгами, постоянно с ним общалась.
Исходная ситуация та же: уйдя со службы, остался без денег, жил впроголодь, в основном, на кашах. Да, при обмене его облапошили. Но, оказывается, в тот пятиэтажный дом он переехал не сразу. Сначала — в какую-то хибару, избушку на курьих ножках. Жилье подлежало сносу. Светлана помогала готовиться к переезду.
Стены стали ломать буквально на их глазах. И вдруг сверху, с антресолей, посыпались свертки. Развернули — книги. Кулинарные, прошлого века. Похлебкин начал изучать их: «Я историк, мне интересно». Так и вошел во вкус.
Завораживала фамилия. Необычная, незвучная, она, тем не менее, удивительно подходила к тематике его статей. Многие даже думали, что это псевдоним. А потом, когда статьи посыпались, как из рога изобилия, читатели решили, что под этой фамилией скрывается какой-нибудь НИИ кулинарной промышленности; столь глубоки и разнообразны были публикации.
В Молдавию Похлебкин едет обязательно!
... В четырехместном купе у него верхняя полка.
— Вильям Васильевич, спускайтесь, ужинать будем.
— У меня свой ужин.
Достал баночки-скляночки. Смесь типа детского питания. Его любимое пюре: картошка, горох, кабачки, тыква, брюква... Копошится наверху, причмокивает.
Потом смилостивился, спустился к столу. Как раз к чаю. Тут уж досталось проводнице за вагонный напиток! До слез довел.
Дорога до Кишинева длинная, все время хочется есть. Вынимаем из сумок колбасу, крутые яйца, курицу холодную. А он лежит наверху, комментирует:
— Вы щепоеды. Так называются те, кто ест всухомятку. Супчик бы захватили в термосе...
О стакане сообщил, что в XVIII веке сосуд этот назывался иначе — достакан. От немецких слов «дозе» — порция и «канне» — кружка. Кружка точной порции. Достакан вмещал
Конечно, от стакана перекинулись на водку. И тут просветил: это — уменьшительный падеж от слова «вода». По типу «каша-кашка», «репа-репка». Только там смысл не меняется, а здесь — небо и земля.
В вопросах водки Похлебкин — мастак, её историю изучил досконально. В конце
Было бы чем гордиться...
Сам Похлёбкин спиртного в рот не брал. Ни капли. А окружающих учил — как не стать алкоголиком. Для этого, утверждал он, надо всего лишь соблюдать правило: прикладываться к рюмочке не раньше трёх часов дня и не позже двенадцати ночи...
Яблоки достали — опять голос подаёт:
— Тутти-фрутти — так называются яблоки и вообще фрукты. Иными словами, всякая всячина. А сахар и конфеты — это «заедки».
... В Кишинев прибыли поздно вечером. Ужинать в гостинице не стали:
— В половине восьмого встречаемся в буфете.
Все в сборе, Похлебкина нет. Сидит в своем номере:
— Не буду я есть вашу пищу! Пойду на базар, куплю, что мне надо. Через час ждите около «Рафика».
И опять его нет. Бросились на базар искать. О Боже! Бородой трясет, руками размахивает. Товар бракует. Торговцы на него с кулаками. Едва отбились.
Едем на предельной скорости: нас давно ждут в Криковском совхозе-заводе. Предприятие экстракласса по производству марочных и шампанских вин. Город под землей.
Мы не верили глазам, когда на стенах подземных улиц, по которым ехали наши машины, читали названия: «Проспект Фетяска», «Улица Алиготе», «Улица Рислинг»... Вокруг громады элипсообразных бочек, в два-три человеческих роста. Тишина. Виноделие — производство спокойное и медленное, вино зреет несколько лет.
— Здесь и родилось знаменитое молдавское шампанское, — начал экскурсию главный инженер. — И произошло это...
— ... в 1946 году. — Похлебкин не дал инженеру закончить фразу, перебил, и обрушил на наши головы такой водопад деталей и подробностей, которые, уверена, и местным жителям неизвестны. Ну, а главный инженер, узнав, кто перед ним, так и ахнул: молва о Похлебкине дошла до Молдавии.
Потом незаметно исчез. На что-то обиделся.
Обидчивость его не имела границ. По поводу и без повода. А еще — упрямый, взрывной, юмора не понимал. Был неуправляемый и непредсказуемый. Мог оскорбить вахтера; мог сказать, что мы сокращаем его статьи специально, чтобы потом опубликовать оставшиеся куски, выдав за свои... Однажды, придя в редакцию, нажал кнопку лифта, ждал, пока кабина спустится. В это время с улицы подошли сотрудники. Поздоровались, поговорили, стали ждать вместе. Вот и лифт. Похлебкин вошел, а других не пускает:
— Это мой лифт, я его вызвал.
Работать с ним было трудно, особенно после того, как он запретил посылать себе телеграммы. Эти телеграммы заменяли нам телефон: я сообщала, когда он должен приехать в редакцию. Скажем, «Жду вторник вторая половина». И вдруг:
— Телеграмм больше не посылайте!
— Почему?
— На почте известно, что «вторник, вторая половина» меня не будет дома. В квартире книги пропадают...
Мы тогда смеялись: мания преследования. Теперь, после убийства, думаю: может, зря смеялись.
Однажды кто-то из соседей позвонил по просьбе Вильяма Васильевича в редакцию, сказал, что он упал, почему-то в лужу, сильно разбился. Мы с Татьяной Ивановой, редактором отдела литературы, накупили фруктов, взяли редакционную машину и поехали навещать. Полчаса топтались перед входной дверью, отвечая на его вопросы — кто мы, да зачем приехали? Все-таки впустил, правда, только на кухню.
На полу — старый линолеум. Раковина допотопных времен.
— У меня и обои в комнате рваные, — едва ли не с гордостью говорил Похлебкин. — И унитаз, извините, разбит. Ну и что? Дизайн на вкус блюд не влияет...
Вкусно ли сам готовил? Не знаю, никогда не пробовала.
Похлебкин был членом жюри многих наших кулинарных конкурсов. Какие конкурсы мы проводили в «Неделе»! На лучший десерт, на праздничный пирог, на бутерброд, на блюда из картофеля... Читатели-финалисты, которые здесь, в редакции, должны были удивить нас своими фирменными домашними блюдами, с восторгом разглядывали Вильяма Похлебкина и Юрия Никулина. Знаменитый артист оказался большим гурманом, поэтому обрадовался, когда мы предложили ему войти в состав жюри. Попросил разрешение прийти с женой: «Татьяна Николаевна тоже знает толк в кулинарии».
Удивительно, как Похлебкин умудрялся работать на два фронта — международный и кулинарный! В 1974 году, например, вышли две книжки: «Финляндия» и «Все о пряностях». Подарил обе, с автографами:
На книге о Финляндии:
Дорогой Елене Романовне Мушкиной на память от автора, ставшего для «Недели» из скандинависта — кулинаром.
На книге о пряностях:
Елене Романовне Мушкиной — любимому редактору — от любимого автора. С уважением...
Вот так — любимому! Хотя отношения стали портиться. Наступил момент, когда «меню» статей было исчерпано, все кушанья «съедены».
— Вильям Васильевич, что теперь будем печатать?
— Кулинарный словарь.
Решение гениальное. Новый жанр, новая форма. Это энциклопедия, кладезь кулинарных фактов и сведений.
Но все оказалось не так просто. Раньше мы выбирали блюда известные, общедоступные: щи да каша, пироги, соленья, варенье... А тут начали «спотыкаться», на первой же букве: ананас, антрекот, анчоусы... Конец
Похлёбкин обиделся, ушел в другие издания.
Потом я часто видела его в метро. Одет аккуратно, подтянут. А творческий подъем! Подсчитала: за последние 10 лет вышло тридцать шесть его книг. Если исключить переиздания, — двадцать три книги. Вот диапазон: «Великий псевдоним», «Внешняя политика Руси, России и СССР за 100 лет в именах, датах, фактах», «Словарь международной символики и эмблематики», «Столицы России», «Великая война и несостоявшийся мир
Но больше всего книг вышло в последние годы по кулинарии. В том числе, многострадальный словарь. Он и впрямь оказался многострадальным. Первое издание пришлось на годы перестройки. Сотрудники издательства выбросили все, что, по их мнению, не соответствовало горбачевской антиалкогольной кампании. В первую очередь, конечно, «Водка» и «Коньяк». Но за бортом оказались и статьи «Виноградные вина», «Ликеры», «Мускат», «Малага», «Мадера», «Наливки», «Настойки». Даже «Шампанское»! Гонению подверглись и блюда из теста, рыбные, мясные, где требовался хоть один грамм алкоголя. Кажется, во втором издании автору удалось что-то исправить.
... Тело Вильяма Васильевича Похлебкина нашли тринадцатого апреля 2000 года в его квартире в Подольске. А убили, как предполагают, двадцать второго марта. Именно в этот день его в последний раз видели в издательстве. Очевидно, в квартиру вошел человек, которого он хорошо знал: при своей невообразимой мнительности и осторожности открыть дверь чужому он не мог.
Есть и другая версия: кто-то шел за ним от самого издательства или просто караулил около дома. И «въехал» в квартиру на его плечах, дождавшись, пока он открыл все замки. Словом, не дав захлопнуть дверь, ворвался в квартиру вместе с ним. Эта версия основана на утверждении соседей, что Похлебкин, приходя домой, сразу же накидывал изнутри на дверь крючок, переодевался и снимал с руки часы. Ну, а нашли его убитым в том же костюме, в каком он был в издательстве. И часы остались на руке, и крючок не был накинут на дверь.
Газеты писали: «Убит известный исследователь, ученый, кулинар». А я добавлю — автор «Недели». Один из любимых авторов.
