А у меня нет мамы.
Она умерла.
Вот еще одной мамой
Стало меньше на свете.
Сергей Островой
Полтора месяца мама пролежала в больнице.
— Разрешаем ходить, стоять. — напутствовали врачи. — Даже бегать. Но не сидеть, хотя бы первое время.
Это нагрузка на позвоночник.
Машинистка — и не сидеть!
Так в доме прозвучали страшные для мамы слова: «Уходить на пенсию».
Незаменимых людей нет. Некоторые авторы долго еще звонили, ахали-охали, умоляли не бросать их. Кому-то она все же печатала: в редакции по-прежнему стоял ее осиротевший столик. Но это были рукописи малого жанра. А повести? Романы?
Постепенно авторы отпали. Все, кроме одного, которого она не бросила, и который не бросил ее. Этот автор — я.
Можно сказать, мне повезло. Мне и «Неделе». Семейная тематика набирала силу. Статьи в каждом номере, огромные, сложные. Конечно, их печатали известинские машинистки. Но страсти кипели и за кулисами. Крупнейшие специалисты старались раскрыть перед нами суть проблемы, за которую мы взялись. Работали стенографистки, крутились магнитофонные ленты, множились на ксероксе анкеты, справки, доклады...
Машинистки были недовольны:
— Это в наши обязанности не входит!
И совсем возмутились, когда хлынул поток материалов от зарубежных корреспондентов:
— Печатайте сами!
Машинистки возмутились, а корреспонденты удивились. В шоке были, дар речи потеряли, получив из Москвы телефонограмму:
— Нужны материалы о брачных конторах!
Если бы не подпись В. Архангельского, решили бы, что это розыгрыш. Впрочем, за дело взялись рьяно. Запретный плод, как известно, сладок. Брачные конторы для того времени — тема более чем запретная.
Первым откликнулся Николай Ермолович, недавний неделец. Мы попросили его рассказать о работе «Сиренки», польского бюро знакомства. Николаю Николаевичу очень понравилось и бюро, и его хозяйка, пани Ольга Серчикова.
Как выяснилось, сам автор тоже произвел на пани Серчикову неизгладимое впечатление. Много лет спустя (Николай Николаевич уже вернулся в Москву) я, будучи в Варшаве, зашла на Электоральную улицу, в «Сиренку». Спросила пани Серчикову, помнит ли она, как брал у нее интервью корреспондент «Известий»?
— О, такой милый, такой симпатичный пан! — воскликнула пани Серчикова. — Конечно, помню. О, пан Ермолович... Шарман! — и седая представительная дама посмотрела на меня просветленным взором.
Прислал материалы и Леонид Топорков, тоже недавний сотрудник «Недели», а потом собственный корреспондент «Известий» в Югославии. Леонид Васильевич дал исчерпывающие ответы на все вопросы, сообщил, что объявления о знакомстве чаще пишут мужчины. И обратил наше внимание на слова, которыми кончаются многие объявления: «Предпочтение отдам девушке из Нови-Сада или его окрестностей». Оказывается, жительницы Нови-Сада, столицы Воеводины, почти всегда, — отличные хозяйки и жены.
На столах — проспекты: венгерской службы знакомства «Четыре сезона» и чехословацкого «Контакта», анкета французской службы знакомства «Дейтлайн», бесценный отчет Льва Володина о работе Всемирного семейного центра во Франции, в том числе, перечень гарантий, которые он предоставляет.
Бесспорно, Лев Володин, собственный корреспондент «Известий» в Париже, был самым активным, самым старательным нашим болельщиком. 23 марта 1977 года он передал через стенографисток «Краткую Справку о практике брачных объявлений во Франции». Эта «краткая» справка заняла десять страниц машинописного текста. На следующий день, 24 марта, получаем от него письмо:
Направляю еще документацию по вопросам бракосочетаний во Франции: брошюра и документы «Международного центра брачных союзов», брошюра и документы для кандидатов «Всемирного семейного центра», журнал «Французский охотник» (это название нам тогда особенно понравилось), в котором отводится большое место брачным объявлениям. Я подал в разные агентства заявления, что якобы желаю вступить в брак. Вот уж поистине «Репортер меняет профессию!».
И новая записка — 25 марта:
Диппочтой отправил несколько проспектов и других материалов относительно «женитьбы по-французски». Посылаю еще один проспект из фирмы «Ева». Я стал заправским «женихом», зарегистрировался сразу в четырех агентствах. Жена начинает подозревать, да что делать: «Неделя» требует!
Но чтобы все эти уникальные документы принесли пользу, их надо было хотя бы прочитать. Воспрянули духом переводчики, зато трещал по швам гонорарный фонд «Недели», к великому неудовольствию секретариата.
— Валентин Акимович, а кто же будет все это печатать?
— Думайте! Ищите! Денег на перепечатку нет.
И тогда мама, вздохнув, вытащила из небытия старенький наш «Смис-Премьер»:
— Я готова...
Конечно, работа не требовала таких сил, физических и моральных, как журнал «Знамя». Мама печатала дома; днем можно прилечь, отдохнуть. Но в дни аврала, забывая о своих болезнях, она выдавала на-гора десятки, сотни страниц. Бесплатно, не по долгу, а по душе. Мама была как бы на подхвате, но по-прежнему играла роль первой скрипки. Только оркестром дирижировал не Кожевников, а Архангельский.
Зарубежный опыт — лишь начало. Каждый день — новые указания редактора:
— Берите интервью у ученых. Уточняйте список Общественного Совета! Расшифровывайте стенограммы! Готовьте анкету психологической совместимости в семье! Делайте обзор писем!..
— Да ведь писем уже свыше двух тысяч!
— Тем лучше.
Обычно письма читали и аннотировали сотрудники «Известий»; мы получали уже обработанные. Теперь, как и машинистки, они объявили забастовку:
— В наши обязанности это не входит.
Конверты волокли по полу, в больших крафтовых мешках; волокли мне. В одних письмах — личные трагедии. В других — ответы на вопросы анкеты, которую мы все-таки напечатали, себе на погибель. Социологи руки потирали: великолепный материал для анализа! Потом они использовали эти анкеты в своих научных работах. Диссертации защищали, статьи печатали, гонорар получали. В общем, снимали сливки. Ну, а черновую работу должна была делать я. Но у меня не хватало времени! Тогда и за нее взялась мама...
Ошалевшая от
***
Пожалуй, только теперь я по-настоящему почувствовала значение этих слов: «незаменимая», «соавтор», «легкая рука». Мама — не просто машинистка. Она советчик, критик, секретарь. Сейчас сказали бы — менеджер. Впрочем, и для нее это было спасением: уйдя на пенсию, не осталась без дела. Чувствовала, что по-прежнему нужна. Потому, наверное, мужественно переносила все беды, которые обрушивались на нее.
Не живи уныло,
Не жалей, что было.
Не гадай, что будет.
Береги, что есть.
Эти строчки я нашла в доме, написанные рукой мамы. Карандашом, на обрывке бумаги. То ли сама сочинила, то ли где-то услышала, прочитала. Береги, что есть...
Ген беспокойства — такими словами знаменитый генетик Сергей Иванович Вавилов определил состояние деятельности, активности человека. Ген этот постоянно жил в маме. Беспокойство за дело, которому служила. За людей, которые ее окружали. За бабушек, которых тянула из последних сил. За меня. За нашу семейную тематику...
А мы балансировали на острие ножа.
Виталий Сырокомский вспоминает на страницах журнала «Знамя» за 2001 год (опять «Знамя»!), как в свое время Анатолий Рубинов пытался пробить-поднять эту тему в «Литературной газете» — печатать брачные объявления. Инициатива сразу же вызвала грозный окрик «Правды»: советскому человеку с его высокой моралью электронные свахи не нужны. Много издевок было тогда по поводу этой публикации. Много неприятностей.
Архангельский понимал: каждая наша статья взрывоопасна. Один неверный шаг — и гром грянет. Но понимал он и другое: нападение — лучший метод обороны. А потому...
— Будем готовить Справку. В Директивные органы.
Расчет был правильный. Рано или поздно все равно пришлось бы идти в ЦК — не по своей инициативе, а по вызову. На ковер. Так чего же ждать?!
Конечно, редактор действовал не очертя голову: чувствовал, что ветер дует попутный. Да, семейная тема назрела, была на повестке дня. Но как же нелегко делать первые шаги!
Архангельский торопит, не дает дух перевести. Однако, сам часто уезжает в командировки, иногда работает дома. Поэтому наш водитель-курьер, как и Шура Тихонова в «Знамени», возил ему бесчисленные варианты. Из редакции домой, из дома — в редакцию, с записками мне:
И щи, и каша — все снова остыло. И умудряетесь-то вы присылать свои опусы к обеду. Надо все выправить. Где Энгельс, пусть взглянет кто-то из историков, боюсь, как бы уважаемая А.П. (Алла Петровна Шапошникова — Е.М.) не написала по памяти. Проверьте, как точно.
Правку присылал сумасшедшую. И, конечно, указания; опять же — по примеру знаменских авторов:
Елена Романовна! Как бы хорошо:
1. Перепечатать стр. 1,5-10, 21.
2. Первую стр. иметь в двух вариантах, т.е. один как есть сейчас, другой обязательно сделать так: три верхних строчки не печатать, цифру 11 убрать, вместо них дать заголовок, затем текст...
3.21-ую стр. иметь в двух вариантах...
4. Снять ксерокопию — 4 экз., притом 1 и 21 стр. — в 4 экз., в обоих вариантах. Усекли ли? В.А.".
И еще сохранился конверт: «Е.Р. Мушкиной (вскрыть немедленно)». Внутри записка, сверху три буквы: «SOS». Очередное указание:
Любыми путями — Вы сможете — перепечатайте на хорошей бумаге через два интервала. Надо не более 10 стр. каждый текст, сокращайте их. Все надо в понедельник, т.е. сегодня или завтра утром. С приветом В.А., 6 часов утра.
— Может, вчера? — спросила я. Так же мама спрашивала своих авторов.
Педантичность Архангельского была известна всем. А уж в отношении официальных документов — тем более. Не допускал ни единой перебивки, придирался к каждому слову, даже когда выяснялось, что слово это он своей рукой и написал. Если текст расположен некрасиво, возвращал, не читая. И конечно же торжествовал, когда находил «блоху». Например, на одной странице — Служба «знакомства» в единственном числе, на другой — во множественном: «знакомств». Причем, сам не знал, какой вариант лучше!
Счастье, что Справки-Записки печатала мама! Она «блох» не допускала.
В сентябре 1976 года в сектор газет отдела пропаганды ЦК КПСС ушла, наконец, Записка. За подписью Архангельского:
Еженедельник «Неделя» более года ведет обсуждение проблем семьи, брака и службы знакомства... В публикациях проводится мысль, что советская семья достигла в своем развитии небывалых высот, что она прочна и крепка. Что обсуждение не является следствием каких-либо кризисов или неразрешимых трудностей, а напротив, представляет собой логичный и естественный в наших условиях поиск путей к укреплению семьи.
Надо отдать должное Архангельскому: умел писать такие документы! Ходит вокруг да около, «комар носа не подточит». Вещи своими именами не называет, а суть понятна. Что ж, бочка меда наполнена. Теперь, пожалуй, и ложка дегтя не страшна:
Вместе с тем и в нашей стране, как отметил XXV съезд КПСС, в последнюю четверть века заметно обострились проблемы демографии и народонаселения...
Подстраховался: съезд партии упомянул. Попробуй придраться, если на съезде и впрямь говорилось про демографию! Правда, от Службы знакомства это далековато, но все же...
Дальше эстафету подхватили цифры. Снижается рождаемость; растёт число разводов. Много матерей-одиночек, а также людей незамужних и неженатых... Кричащие цифры!
«Шахматная партия» продумана тщательно. Документы исчерпывающие, аргументированные. Пора делать ход конем:
Начиная дискуссию осенью 1975 года, редакция отдавала себе отчет, что тема эта остра, сложна, что возможно различное отношение к ней, что долгое время у нас считалось чуть ли не безнравственно публично поднимать такие вопросы, да и сейчас еще можно столкнуться с подобными суждениями. Поэтому ведение дискуссии представляло для редакционного коллектива немалые трудности, требовало определенного новаторства и даже риска. Каждая публикация, прежде, чем увидеть свет, тщательно взвешивалась, консультировалась в компетентных учреждениях. Ко многим материалам были предпосланы вводки, подчеркнут их дискуссионный характер, наличие спорных моментов и т.д...
И вот заключительный аккорд:
Учитывая остроту и актуальность проблемы... и то обстоятельство, что в нашей печати она по существу еще не поднималась в таком аспекте, редакция «Недели» считает возможным поставить этот вопрос перед отделом пропаганды ЦК КПСС, получить указания по дальнейшей работе.