Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Записки педагога

Словесные дети

Девятилетняя Лара — дружественный человек и невероятная выдумщица. Воплощению ее грандиозных замыслов лучше не мешать советами: Лара этого не любит. Интересно поглядывать на нее, когда она «замышляет». «Уж я вас сейчас удивлю», — написано на ее смуглом лукавом лице. И ей это всегда удается.

Итак, картон покрыт глиной — это, естественно, земля, и теперь Лара заполняет ее утками, по периметру. Сколько уток! Одинаковые, наскоро состряпанные, хвостами наружу — клювами вовнутрь. С утками покончено, наступает черед лошади. Высоченная лошадь в окружении уток, на лошади — всадник. И это еще не все. В руках у всадника — птица, клювом повернутая к лицу всадника. Громоздкая, тяжеловесная композиция. Совершенно очевидно, что Ларой движет не пластическая идея, а литературный сюжет. Вот он:

— Когда утки собрались в стаю, чтобы улетать в теплые края, браконьеры собрались к озеру, чтобы пострелять птиц. Браконьеры никого не жалеют. Если взрослую птицу ранить, то она еще может выздороветь, а вот маленькие, птенцы, не выживают. Один браконьер среди всех был добрый. Он решил спасти уток. Пошел к лесничему и сказал, что злые браконьеры уже ушли на озеро, чтобы убить птиц. Добрый лесничий и добрый браконьер подбегают к озеру, а злой браконьер уже прицелился и стрельнул в утку. Тогда добрый браконьер схватил ружье и убил злого. Птичий вожак был ранен. Добрый лесничий сел на лошадь, взял вожака в руки, и все утки слетелись тогда и стали вокруг: они не хотели улетать без вожака. Лесничий с добрым браконьером вылечили вожака… но у меня на это места не хватило. Можно я на второй картонке слеплю, как они его вылечили и как все утки радовались — потому что это ведь дружба хороших с хорошими победила!

Лара — «словесный» человек. Она пишет стихи, много фило-софствует, ее сочинения обязательно содержат в себе нравственный вывод, «моралите».

Главное для нее — слово. Рисунок и лепка — вспомогательные, иллюстративные средства. Маленькой она прекрасно писала гуашью: самоценность цвета не требовала словесного подкрепления. Позже, к шести годам, рисунок вытеснил живопись. В рисунке повествовать значительно проще, а Ларе хотелось именно рассказывать, создавать сюжеты. Таким образом произошло вытеснение живописного, графического, а затем и пластического образа словесным.

Яркое, образное слово вобрало в себя все.

Это как раз случай нормального развития. «Изобразительность» вовсе не принесена в жертву «словесности», она помогла Ларе выйти к наиболее органичному для нее способу выражения — образному слову.

Условно я делю детей на «словесных» и «изобразительных». Разница видна особенно отчетливо, когда прибегаешь к изображению предметов, не существующих во плоти.

«Бродит дрема возле дома, бродит сон вдоль окон. И глядят — все ли спят». Как передать это в пластике?

«Словесные» дети склонны к аллегории. Они вылепили «сон и дрему» в виде людей. «Изобразительные» дали множество разнообразных решений. Одна девочка слепила мешок — сон, украсила его блестками и всякой мишурой, провертела отверстия — глаза и яму — рот. Под этим мешком поместила лежащего, распластанного на спине человека. «Ему снится страшный сон», — сказала она, указывая на мешок с зияющими дырами рта и глаз, вокруг покрытыми блестками. Действительно, страшный сон! Другая девочка облепила глину цветной материей, сверху водрузила маленькую синтетическую елочку, на елочку — цветные пластилиновые шарики, еще что-то и еще что-то. Это новогодний сон. Елка на сне — это дрема. Дрема переходит в сон. Один из мальчиков слепил высокий постамент, установил на нем что-то вроде лошадиного крупа вниз головой, вверх гривой — сон нападает на людей, а под сном притаилось некое существо, отдаленно похожее на мышь, — это дрема. «Изобразительные» дети пытались придать материальную форму нематериальным понятиям, избегая аллегорий. Никому из них не пришло в голову вылепить дом, вокруг которого ходят сон и дрема. «Словесные» неукоснительно лепили дом или стену с окном (раз это было в тексте), «изобразительные» пренебрегли этой подробностью.

«Словесные» дети отреагировали на повествовательность, «изо-бразительные» — на образность.

Сказка — наш главный помощник в работе. Причем не любая, а именно та, чья образная система побуждает решать формальные задачи.

Я рассказала об этом в своей книжке «Освободите слона». В частности, там есть глава «Как вылепить отфыркивание». Один мальчик вылепил рыб в рельефе и задумался над тем, как показать, что они пускают в воду пузыри, как изобразить «отфыркивание». Там же рассказывалось и о Человеке-Туче — сказку с персонажем, сочетавшим в себе «тучность» с «человечностью», придумал мой муж. Как передать «тучность» и «человечность» в одном образе? Еще муж выдумал Турнапекса, человечка-сучка. Турнапекс падал с высоты, зацепился за ветку и раскололся пополам, на Турну и Пекса. Кто при этом стал из них полным человеком, а кто — полным сучком? Звукопись слова, его образность вызывают бурное фантазирование. Нужно найти форму, отвечающую и семантике, и звучанию слова.

Сказка погружает нас в волшебное пространство, где все может быть.

Чаще всего я выдумываю сказки на ходу. Например, про то, как нашего туриста пригласили есть макароны-спагетти, а макароны эти были длиной как от нашего класса до магазина Гастроном. Стал наш турист наматывать их на вилку, наматывал-наматывал-наматывал-наматывал, в конце концов он сам в этих макаронах так замотался, что его и видно не стало. Что делать? Вызвали родственников из Москвы. Родственники как принялись его объедать, ели-ели, пока он наконец не показался. То-то было радости! И они сыты, и родственник жив…

Эта история сочинилась потому, что дети никак не могли скатать «колбаску». Но налепить столько макарон, чтобы в них «запутаться», — дело другое. Слушая сказку, они принялись скатывать макароны.

В действительности история эта была такой же длинной, как макароны-спагетти, так что к концу ее у детей уже было столько макарон, что в них вполне можно было «запутаться».

Мальчик, не подумав, вылепил фею синей. А поскольку мы находимся в том мире, где все может быть, ребенок легко находит оправдание своей оплошности.

— Заяц заболел, его закутали в одеялко, — девочка показывает пластилиновый брикет с двумя отростками-ушками. Она не может вытянуть лапы, они отрываются маленькими лепешками. Надоело возиться с непокладистым зайцем — вот и объяснение. Но тут я вижу, что девочке нужно преодолеть этот барьер. И я играю во врача, вылечивающего руками девочки сначала одну лапу, потом другую, и даже хвост шариком мы в конце концов вылепили. Заяц выздоровел, но пока еще не видит, и есть ему нечем — появляются зеленые глаза и пятно рта. Теперь заяц вполне живой, но после болезни его надо изрядно питать. Девочка лепит морковку и капусту: деваться некуда — зайцу нужны витамины.

Но я не всегда лечу зайцев. Только когда вижу, что за объяснением, хоть и остроумным, кроется неумение или страх перед материалом.

Ваша Елена Макарова



Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95