Надеюсь, образ «вечной красоты» не покинет детей. Прототип уничтожен. Выяснилось: «лепка детям не нужна, от нее — одна грязь».
Чтобы поскорее покончить с никчемной грязью, нашу волшебную обитель завалили железной арматурой. Гномы с перерезанными животами, безголовые, безрукие лежали, погребенные под тяжестью железа. На них упала елка с игрушками. Циркачи, клоуны, фокусники повергнуты в прах — их сшибли с проволоки, и теперь они валялись на пыльных гранях будущей
Наша квартира пополнилась еще четырьмя ящиками детских работ. Теми, что удалось спасти, и теми, что предстоит реставрировать. За каждой работой — ребенок, и он смотрит на меня округленными глазищами своих домов и медведей, принцесс и мам.
Юта Дмитриади по привычке бежит в свой дом, бьется в дверь, да дверь не отворяется. В руке — пакет
— Покажи мне.
Юта верит, что я вернусь. Но у нас, Юточка, нет незаменимых. Вместо лепки будет «ассоциативное и образное мышление», предмет эфемерный, не грязный. Вот учителю по этому предмету и носи мешки
Хорошо, если класс заперли сразу после моего ухода и дети не увидели того, что стало с «вечной красотой». А если увидели? Нужен им такой урок?
Всяко меня утешали: ничего, мол, все равно ты посеяла свое. Все равно, мол, дети никогда не забудут. Было б
И правда. После выхода книжки «Освободите слона» посыпались письма, просьбы о помощи: где вы, где ваша школа, у нас трудный ребенок, можно мы его к вам учиться приведем? Приходилось отвечать, что нет у меня ничего, езжу по Москве, где соберутся дети, куда позовут, туда и иду. На
А у кого оно есть? У завклубом есть, вот она захотела — за день все смела, что годами строилось.
Плевать ей на Юту с ее «прелестями», и Аню со «всей природой». Когда нашу студию в Химках разогнали и стала я бродячим актером, отбившимся от труппы, то подумала: напишу рассказ «Даю уроки рисования». Как вхожу в разные дома к детям и все меня числят за учителя рисования. Но рисунок и лепка лишь только средства, предлог для общения с детьми. Средства, не цель. А мне объясняют, что девочка Надина, к примеру, не в ладах с линией, а работает «живописным пятном». Как бы ее научить рисовать? Я говорю — попробуем. А сама вижу, что Надинины проблемы не в рисовании, а в плохой координации. Мысль не находит выражения. Богатый внутренний мир Надины робко заявляет себя.
И другие дети нужны Надине: один на один с маленьким ребенком (кроме особых случаев) работать непродуктивно. Так у замкнутой девочки появляются друзья. Оживает ее полированная квартира. Родителям это не очень по душе, но что не сделаешь для собственного «трудного» ребенка?
И так из дома — в дом. Где чаем напоят, где разговорятся, а где разложат журналы мод и спросят совета, какую выкройку брать. Художник понимает! А в одном доме меня спросили, какие шторы лучше — в мелкую клеточку или крупную. Я сказала, что предпочитаю в огуречик. Потому что в тот момент было не до штор. Мальчик, у которого был невроз — он не говорил с чужими, вдруг взял да и заговорил со мной, и я ляпнула про огуречики. И что же? Родители отыскали ткань с похожим на огурцы орнаментом. И сшили из нее шторы.
Вот такой рассказ складывался, и многое в него бы вместилось, но тут подвернулась клубная студия, надо было все организовать (не административно, на это был человек), и рассказ не состоялся.
«Не плакать, не смеяться, а понимать» — этому призыву тысячи лет. Шок от разгрома позади, смеяться не над чем, разве что над собой. Будем понимать.
В романе Отара Чиладзе «Всякий, кто встретится со мною» есть персонаж — доктор. Один доктор на несколько грузинских сел. В семье Макабели болеет девочка Анетта. Она часто болеет. Доктор дарит ей куклу. Осмотрев внимательно девочку, он не прописывает никаких лекарств. И дарит ей куклу. Доктор умеет лечить, он не шарлатан, но в данном случае кукла и была лекарством. Почему? Потому что у девочки появились забава, радость, счастье. Кукла дала ей то, что не дало бы ни одно лекарство. Она вывела девочку из состояния болезни.
Жизнь девочки прослеживается в романе от рождения до смерти. Она — незаурядная натура. Тонко чувствующая, экзальтированная, склонная к ипохондрии. И ее болезненность была не физиологична, а «психологична». Гениальный сельский доктор интуитивно выбрал самое верное средство. Он обладал главным даром — даром любви.
Результат четырехлетнего труда аннулирован, но любовь разбоем не погасишь.
В память о нашей дружбе я еще напишу, наверное, не один рассказ. В коробках — работы, они требуют осмысления. Хотя до сей поры дети и их работы были для меня неразрывным целым.
«Прелести» спят под моей подушкой. Фотографии Юты Дмитриади — на стене. Некоторые фотографии вы найдете в книге.
Пока же я — «машина вместе с дорогой» — езжу по Москве с памятью об отобранных детях и даю уроки рисования.
Февраль, 1987 г.
Ваша Елена Макарова
