Но к Сталину нужно относиться трезво.
Как к хитрому кавказцу, десятилетиями пообтершемуся среди русских, а потому понявшему, как русскими править, в какую сторону следует развивать Россию как великую страну, чтобы в ней таким, как он, было вольготно, чего делать все-таки не надо, где и как нужно русским льстить, чтобы они не отрезали голову, и как их разводить, чтобы они голову не подняли.
Стоя на русских спинах, Сталин сумел стать одним из крупнейших исторических деятелей ХХ века, и его СССР действительно стал сверхдержавой. Он проявил незаурядные качества дипломата и военного лидера.
Некоторые его комбинации, такие как пакт Молотова-Риббентропа, - самые яркие страницы в истории дипломатии. Сущность пакта была в том, чтобы получить от Гитлера официальные границы СССР, которые потом не будут оспариваться в рамках антигитлеровской коалиции. И Сталин очень преуспел, причем тут был значительный национальный и имперский ирредентистский оттенок.
Не забудем и то, что Сталин расчистил для русских значительное пространство - от Калининграда до Курил. То есть с точки зрения базовых интересов этноса неплохо поработал. Но нет, поработал плохо. Он своими руками отдал полякам Августовскую губернию, тем самым лишив Калининград соединения с Белоруссией минуя Литву.
Собственно, налицо существенная вина Сталина перед русскими. Создав грандиозную и в то же время довольно виртуальную империю, он не встроил никаких предохранителей на случай ее краха.
Союзные республики остались союзными республиками (слава Богу, хоть Хрущев вернул Карелию в РСФСР), веселые этносы разгуливались, а те, которые Сталин репрессировал, были потом возвращены, причем злые и антирусски настроенные. Иными словами, политика этнических чисток сделала хуже прежде всего русским.
Геополитические заслуги Сталина перед русскими, будь то Калининград или возвращение Выборга, существенны, но бесконечно меньше того значительного ущерба, который он и его банда нанесли на внутреннем фронте.
Причем сейчас мы уже можем говорить о том, что его антирусская политика была вполне сознательной. Так как после вполне приличной планки, взятой в 1943 году, после войны она сознательно откатывалась во все более русофобскую сторону.
На Сталина приходится сегодня смотреть как на глубоко чуждое, преимущественно разрушительное для русского народа и русской истории явление, человека, конструировавшего на костях чужеродное грандиозное новообразование.
То, что оно строилось русской кровью, на русском языке, с некоторыми апелляциями к русской истории и патриотизму, - ну так и раковая опухоль состоит из клеток, которые когда-то имели отношение к организму, и она вряд ли довольна, если приходит чума и начинает организм убивать.
Раковая клетка вообще не хотела бы убивать организм. Она хотела бы жить в нем и радоваться. Организм умирает потому, что смерть является неизбежным следствием жизнедеятельности раковой клетки. Так оно случилось и с СССР, который убил коммунизм, продуктом которого являлся и советский антикоммунизм.
Современных неосталинистов явно взбесила написанная мною недавно фраза о бессмысленности формулы «Целились в коммунизм, а попали в Россию». Могу только еще раз подчеркнуть: она звучит как строчка из отчета о захвате заложников и неудачном штурме. Коммунизм захватил Россию в заложники, тут-то ее и положили.
Придумавший фразу Александр Зиновьев, перековавшийся из диссидента в неокоммуниста, сформулировал ее так, как бы желая оправдаться. Мол, целились в одно, казавшееся спорным, а попали в другое, всем нам дорогое и любимое. Но здесь, конечно, лукавство. Кто куда целил, тот туда и попал.
Большинство диссидентов целили именно в Россию, коммунизм казался им только очередным продуктом Рашки, удобным поводом для ее обвинения и уничтожения. Те же немногие русские, кто продолжал бороться за Россию и против коммунизма, за послесоветские годы доказали свою преданность Родине - вопреки пляшущим на ее трупе антикоммунистам, а на деле русофобам.
И Игорь Шафаревич, всегда бывший рыцарем русской идеи, и Александр Солженицын, эволюционировавший от первого типа антикоммунизма ко второму, сделали много для того, чтобы сегодня нам за Россию все-таки не было стыдно и чтобы у нас появилась надежда. В той мере, в которой Россия возрождается, она возрождается по белой, а не по красной идее.
Существует известная фраза о Сталине, принадлежащая Исааку Дойчеру, но которую часто приписывают Черчиллю (чай герцог Мальборо, а не какой-то непонятный троцкист): «Сталин принял Россию с сохой и оставил ее с атомной бомбой».
На самом деле Дойчер высказался тоньше и точнее: «Суть исторических достижений Сталина состоит в том, что он принял Россию с сохой, а оставляет ее с ядерными реакторами. Он поднял Россию до уровня второй индустриальной державы мира, что не было результатом чисто материального прогресса и организации. Такие достижения не были бы возможны без всеобъемлющей культурной революции, в ходе которой все население посещало школу и весьма напряженно училось».
Данная мифологическая формула грешит сознательными существенными пропусками и умолчаниями, которые носят откровенно манипулятивный характер. Ее, на мой взгляд, можно усовершенствовать так, что она высветит совершенный переворот более точно.
Сталин принял Россию (от Ленина) с сохой (и мечтами) и оставил ее с (сохой, высшей школой и) атомной бомбой.
Совершенно очевидно, что Россия февраля 1917 года при всех недостатках своего социально-экономического развития никак не могла быть описана формулой «Соха».
Российская империя была страной железных дорог, аэропланов, подводных лодок, автомобилей и телефонов. Для нее не было никакой проблемы войти в век танков и авианосцев. И если сомнительно, чтобы она вошла второй в ядерный век, то только потому, что вряд ли бы царское правительство испытывало бы потребность в такой мобилизации ресурсов и ядерной гонке за лидером. Но русская физика дореволюционной эпохи была вполне на уровне.
Словом «соха» состояние хозяйства СССР начало описываться к 1920-1923 годам. Шла эпоха разрухи после Гражданской войны, тотальной социальной и экономической деградации военного коммунизма и начала НЭПа.
Понятно, что среди сохи ходили ленины, родченко, маяковские и прочие и мечтали. Но пока их мечты были бесплодны. Весь советский конструктивизм был такой грандиозной мечтой, плясавшей от сохи, - и не более.
Но именно такую страну принял Сталин, и именно по сравнению с 1923 годом его достижения весьма впечатляющи.
Факт состоит и в том, что на завершающий год тридцатилетия описать ситуацию в СССР словом «атомная бомба» или «ядерный реактор» тоже неверно. Они были точками роста. Точками инобытия посреди в целом весьма архаичной с признаками умирания и деградации сельской реальности, с такой болью описанной спустя 15 лет Беловым, Распутиным, Абрамовым, Можаевым и прочими.
Причем далеко не везде рост удался.
К примеру, Сталин на протяжении всего своего правления мечтал построить для СССР большой флот с мощными линкорами. Но ему так и не удалось. Все масштабные кораблестроительные программы срывались одна за другой. Советских линкоров так никто никогда и не увидел.
И Ленинград в блокаду защищали орудия линкоров «Петропавловск» и «Гангут», построенные адмиралом Григоровичем на ассигнования, выбитые у Госдумы Петром Столыпиным. А на фронте город защищал Егор Жуков, в столыпинские годы отправившийся из Калужской деревни в Москву - учиться на мастера-скорняка и постигать грамоту в городском училище. Иными словами, Северную Пальмиру защищал Столыпин, а не Сталин.
Да и соха и в 1945-м, и в 1953 году была вполне наблюдаемым элементом сельского быта.
Причем не то чтобы однозначно дурным элементом - скажем, для картофельных полей вспашка сохой ценилась гораздо выше вспашки плугом. Оставшиеся после гибели мужчин женщины и инвалиды, тянущие за собой соху на фоне недорода, - привычная картина послевоенного пейзажа. Та реальность, с которой, каждый на свой лад, пытались разобраться и Маленков со своими весьма разумными идеями, и Хрущев со своими вполне безумными затейками.
Соха была такой же знаковой реальностью 1953-го, как и 1923 года. А вот тем новым фактором, которого не было ни в 1917-м, ни в 1923-м, но который стал абсолютной доминантой 1953-го, гораздо в большей степени, чем ядерный реактор, - была массовая высшая школа.
Было социальное, культурное и образовательное пространство для реально миллионов крестьянских детей, получавших массовые инженерные и научно-технические, а порой и весьма рафинированные научно-исследовательские специальности.
Конечно, степень тотальности переворота нельзя переоценивать. На поверку оказывается, что большинство наиболее выдающихся советских ученых - потомки дореволюционной интеллигенции, а то и дворянства (на вскидку - Кнорозов, Ермольева, Королев, Курчатов, Келдыш, Колмогоров, Горшков).
Наверное, были случаи скачка из крестьян сразу в настоящие (а не красные) академики, но их, похоже, было не так много. Но то, что огромные здания новехоньких институтов вдоль Ленинского проспекта были определяющей чертой социального пейзажа 1953 года, - факт. Социальный переворот пережил даже Фурсенко и Ливанова.
Так или иначе, соха и мечты Ленина 1923 года сменились сохой, вузом и ядерным реактором Сталина 1953-го. Именно таков - не меньше, но и не больше - был проделанный советским обществом сталинского периода путь.
Причем к Сталину следует быть банально справедливыми. Просто потому, что клеветать нехорошо.
Не следует повторять троцкистских, хрущевских и перестроечных баек о Сталине. Не следует повторять вымышленных сталинских фраз типа «Нет человека - нет проблемы». Не следует преувеличивать масштабы репрессий - следует только бить по лицу тех, кто говорит что-то вроде «Всего-то 400 тысяч», «Всего-то два миллиона».
Сталинизм и его гуру должны быть предметом скрупулезного фактологического изучения, в котором следует научиться всему, что было интересного и эффективного и что можно воспроизвести, не воспроизводя тоталитарно-репрессивной системы как целого.
Еще же больше следует учиться всему негативному, тому, воспроизведение чего категорически недопустимо и что должно быть искоренено. Сталина следует уважать, даже если мы уважаем его как противника и врага.
А вот современных русофобствующих неосталинистов уважать действительно не за что. Они - гиены, угощающие прохожих мясом мертвого льва.
Егор Холмогоров
