Геополитические заслуги Сталина перед русскими существенны, но бесконечно меньше того значительного ущерба, который он и его банда нанесли на внутреннем фронте. Сейчас мы можем говорить о том, что его антирусская политика была вполне сознательной.
Мое отношение к Сталину прошло несколько стадий.
Сперва он был персонажем митяевских военно-исторических книг, фильмов Озерова, исторических учебников. Иногда его фотография стояла за стеклом у шоферов грузовиков. Дома к нему относились нормально, не хорошо, а именно нормально, как к факту, в то время как Никиту Хрущева ненавидели.
Сталин был прежде всего маршалом, военным и дипломатическим лидером со всякими советскими партийными оговорками. И я так к нему и относился - как к факту, прежде всего связанному с войной. Потом начались перестройка и антисталинская истерия.
Комиссары и их потомки заботливо вытаскивали свои истории из 37-го года про то, как у них отобрали велосипед, как в лагере они встречали маленьких девочек, снимавших трусики за хлебную пайку, про то, как Сталин умучил Зощенко.
Все сильно било по эмоциям, и лет в 13, чем-то особенно расчувствовавшись у Разгона, я аж достал Митяева с полки, нашел сталинский портрет и на него плюнул.
Но тут перестройщики в какой-то момент перегнули палку.
Помню, в журнале «Звезда», который я читал в электричке, была какая-то повесть про молодую революционерку, где Сталин ее спаивает и лезет в трусы (дело происходит у Ленина в Польше), а та жалуется Надежде Константиновне.
Была адово-бредовая повесть Адамовича «Дублер» в «Дружбе народов», где автор пытался воссоздать психологию Сталина. Потом оказалось, что налицо калька с Солженицына из «В круге первом». Все было как-то так мерзковато, что к антисталинизму я поостыл.
Потом я стал взрослее, умнее, обо всем на свете начал судить с точки зрения большой истории и православной метафизики и начал смотреть на Сталина как на крупного исторического деятеля, собеседника остальных великих.
Как ни странно, мощной просталинской апологетикой был пресловутый резунизм - книга «Очищение» и прочие.
По теории «Ледокола» выходило, что Сталин был мудрый, все просчитал, всех правильно расстрелял, и только безумие Гитлера порушило его планы. В «Ледокол» я никогда не верил, но подсознательно резунистская апологетика Сталина работала. Особенно в романе «Контроль», где сталинский СССР показан совершенно безумно-прекрасным.
Однако я уже стал церковником и православным. Пусть на какое-то время альтернативно православным, но тем более.
В православии очень подчеркивался культ новомучеников. А почитая новомучеников, убитых при Сталине, конечно, любить Сталина нельзя. Так что на любых симпатиях к сталинизму у меня всегда стоял естественный предохранитель.
Пожалуй, пик моего сталинизма - первая половина нулевых, когда я много читал Сергея Кара-Мурзу и Вадима Кожинова, и они очень все складно излагали с национал-большевистской точки зрения.
Мол, сталинизм был русской реакцией на космополитический большевизм, колхозы были нужны для индустриализации, но вообще не Сталин, а евреи в совнаркоме виноваты в перегибах. В конечном счете Сталин построил великую империю, добившуюся Великой Победы.
Не без скептических внутренних оговорок я тему принял, тем более что в начале нулевых слоган «Сталин, Берия, ГУЛАГ!» звучал в контексте «Покончим с либеральными русофобами и олигархами».
Но парадокс уже тогда состоял в том, что сидел как раз автор такого лозунга. До того момента, как закрыли Михаила Ходорковского, весь 37-й звучал насмешкой. После - тоже, потому что скоро стало понятно, что Ходор будет сидеть один.
Пиком моего личного сталинизма стал 2005 год.
Тогда было очень важно утвердить в народном сознании идею Великой Победы. Потому что для униженного и забитого русофобской пропагандой русского общества она была самой очевидной и легко достижимой точкой самоуважения. Победа реально годилась на ту точку опоры, с которой можно было начать.
Я как один из идеологов поворота взялся корректно разрешить самый трудный вопрос: вот Победа, но Победа же - Сталин, а Сталин - самое главное чудовище всех времен и народов, он хуже Гитлера, значит, ваша Победа хуже Гитлера. Либо вы молчите о Сталине, а мы будем вам им тыкать.
Тогда я и написал самую знаменитую свою сталинистскую статью «Вернуть Сталина Победе», где довольно подробно показал, почему без Сталина как военного руководителя победа была бы невозможна.
Наиболее важным там, пожалуй, было рассуждение о трофеях и метафизическое заключение в духе Рене Генона, что по сравнению с оккультистским Гитлером материалистический Сталин был более православен.
За прошедшие годы я вообще прочел о Сталине довольно много разного. От Мухина до Джиласа. Самое интересное, пожалуй, книга «Застольные речи Сталина», подготовленная Невежиным. У него там есть очень интересные, в том числе и довольно русско-националистические речи. Я ею активно пользовался, в том числе на теледискуссиях.
Мол, вот что говорил Сталин о русском народе, а сравните с тем, что вы, Гозман, о русских говорите, и теперь поймите, почему русские любят Сталина. Задачей было пристегнуть русский национализм к сталинистскому общему тренду и заставить Сталина провезти русских как можно дальше в нужную сторону.
Однако где-то к 2009-2010 годам подобный сталинизм начал выхолащиваться. Слишком очевидно, что его оседлывает кургиняновщина.
Я написал еще две статьи о Сталине, уже гораздо менее восторженные, но все же в целом позитивные. Второй текст - «Разбирая Сталина» - я и сейчас считаю довольно удачным по его базовой логической структуре: Сталин был достаточно гибким и прагматичным крупным государственным деятелем, чтобы осознать, что его действия по разрушению русского народа привели его на грань поражения, а значит, если его система хочет выстоять, то ей придется стать национальной системой.
Однако за прошедшие с той статьи годы опубликовано много новых интересных материалов о Ленинградском деле, о том, что антицерковный поворот пошел уже при Сталине, года с 1949-го, о том, что в дискуссии о русском национальном государстве, шедшей среди историков в 1945-м, Сталин принял сторону ортодоксальных марксистов-русофобов во главе с Панкратовой, а не национал-имперцев во главе с Тарле, как стала невозможна к изданию книга Воронина об Андрее Боголюбском.
Так что на сегодняшний момент национал-сталинизм можно считать полностью опровергнутым. Он был элементом временной тактической мимикрии, а не идейным выбором Сталина. Никакой национал-коммунистической империей послевоенный СССР не был.
Если в 2005 году сталинизм имел национально-освободительный смысл для русских - освободиться от унижения, в том числе и самоунижения, от зашкваривания Сталиным, вернуть себе чувство достоинства, что связано, в том числе, и с подвигом в войне, а победа в войне без главнокомандующего невозможна, то в 2017-м, как и все предыдущие пять лет, сталинизм имеет для русских национально-поработительный смысл.
Сталинизм - апологетика советской многонациональности, репрессий против русских, подавления вообще любого недоумения и протеста, прославление «Чего изволите?» и обещания все, что не соответствует капризу начальства, стереть в лагерную пыль.
Специально обученные сталинисты ходят самозваными дружинниками по общественным рядам и запугивают лагерями всех, кто не соответствует сиюминутной линии начальства.
В какой-то момент стало понятно, что современный сталинизм - апологетика права чиновника у вас красть, вам врать и бить вас сапогом за то, что вы пытаетесь протестовать. Что сталинизм - не сохранение социального государства, строившегося в ХХ веке, а защита тех силовых приемов, с помощью которых осуществляется его демонтаж.
Особенно все повылезло после 2014 года, когда сталинисты стали во главе хитрого плана и апологий всевозможного невводилерства и невмешательства на украинском направлении. Когда все разговоры о борьбе за Русский мир блокируются балабольством о единой антифашистской Украине.
Все находит свою историческую опору в таком апофеозе реального сталинизма, как массовый психоз после сообщения ТАСС 13 июня 1941 года (когда было, по сути, запрещено даже думать о том, что немцы могут напасть) и репрессий против лучших представителей русской науки и культуры, отношение к которым - своеобразный оселок, на котором легко все проверяется (например, академик Вавилов, великий русский биолог, создатель одной из самых влиятельных естественнонаучных теорий ХХ века, умученный ради развязывания рук сталинскому профану Лысенко).
Вот что такое реальный сталинизм сегодня. Поэтому быть сталинистом в 2017 году нет никакой возможности и смысла.
Егор Холмогоров
