«Смотрю – Джордж Клуни снимает рубашку и в тяжёлых сапожищах прёт полтора километра по этой горной тропе до лагеря. Вот это трудолюбие!», - рассказывает Александр Балуев.
Александр Балуев: Я сейчас снялся в картине у Егора Кончаловского. Рабочее название – «На Луне». Полный метр! Редкое событие – в моей жизни и вообще в жизни кино.
Ольга Шаблинская, «АиФ»: Почему для вас-то, Александр, редкое? У вас фильмография большая – на три страницы!
– Потому что сегодня полный метр снимают редко – в основном идёт сериальная продукция: хуже, лучше, длиннее, короче…
У Кончаловского я играю деда. Дожил! (Смеётся.) И я бы даже сказал, что мне это дело понравилось. Да и сама история интересная: главный герой, молодой человек, абсолютно безбашенный, совершает проступок, за который его должны посадить. Его отец, представитель сформировавшейся в последнее время касты всемогущих, прячет его на выселках, где живёт некий странный человек. Этот странный человек – я.
– Да, вы в образе деда – действительно редкий случай! Ведь режиссёры в основном предлагают вам роли военных. У вас есть объяснение, почему так происходит?
– Я вообще человек невоенный по внутреннему своему устройству. К примеру, я ленивый, очень много откладываю на потом или на никогда… У меня масса недостатков с точки зрения общества. Масса! А вот отец мой был кадровым военным. Может, это меня так по касательной зацепило… Не знаю.
– Вы один из немногих российских актёров, которые снимались в Голливуде. Чем принципиально отличается их съёмочный процесс от нашего?
– Принципиально – ничем. А вот в целом американская кинопродукция играет очень большую роль в их жизни. Кино для них – это не развлечение. Неслучайно же говорят, что кино сделало Америку.
В Голливуде я сыграл в ленте «Миротворец» (1997 г.) с Джорджем Клуни и Николь Кидман.
– Это тот, где вы сыграли «плохого» русского генерала?
– Да, мой герой – генерал. По сюжету я продаю ядерное оружие третьим странам – да, играю негодяя, мерзавца. Но я пытался, как мог, эту «негодяйность» не выпячивать ещё и «клюквой»: водкой, ушанками, балалайками. Я пытался показать человека, который пережил распад страны и не смог противостоять желанию заработать.
Но противостоять Голливуду с его вечными поисками врага нереально. Сначала их врагами были китайцы, сейчас – русские. И на этом фоне действуют американцы – пусть изредка и они нарушают закон, зато неизменно спасают мир.
– На себе такое негативное отношение вы тоже чувствовали?
– На рабочей площадке этого ничего и в помине нет! Я Николь Кидман сперва даже не узнал: сидит маленькая рыженькая женщина…
А Клуни – очень трудолюбивый парень. Он тогда, в конце 1990-х, был очень толстым. Это был период, когда он играл в сериале «Скорая помощь» и не знал, как ему из этой сериальной обоймы выскочить. Клуни тогда делал всё, чтобы похудеть. Съёмки шли в горах Македонии. Объявляют: обед. А наш лагерь разбит выше, к нему надо лезть по тропе несколько километров. Поэтому нам подгоняли электрокары, как в гольф-клубах, чтобы артисты не перетрудились. Смотрю: Клуни снимает рубашку и в тяжёлых сапожищах прёт полтора км по этой горной тропе до лагеря. Вот это трудолюбие!
– Вы упомянули фильм, в котором пытались сыграть человека, пережившего трагический распад страны. Как вы думаете, сейчас мы эти разногласия, раздиравшие бывшие советские республики, смогли преодолеть?
– Очень по-разному. Если мы думаем, что в СССР всё было гладенько и только в перестройку таким махровым цветом зацвело, – это не так. Конфликты, противоречия и раньше были, а в 90-е это всё таким образом на поверхность вышло.
– Но удастся ли нам всем научиться мирно сосуществовать?
– Это очень сложный вопрос. Пока удаётся – пока! Но у меня очень много вопросов. К властям, например. Почему так широко открыты двери для приезжих? Люди же не приехали просто поработать на недельку и уехать обратно. Нет, они остаются здесь. Адаптируются ли или создают анклавы, как это сейчас происходит в Европе, к сожалению? Как Германия, которую заселили десятки тысяч турецких граждан. Хорошо это? На мой взгляд, под вопросом.
Я человек гостеприимный, я не против туристов. Но это уже вопрос не гостеприимства, а некоей экспансии. И если мы будем закрывать глаза, то в будущем это, мне кажется, может обернуться очень большим недопониманием. Знаю, про что говорю. Мы картину «Кандагар» про лётчиков, попавших в плен к талибам, снимали в Африке, в Марокко. Так вот, в столице Рабат, где мы жили, эти различия не так заметны. Но когда мы выезжали в горы – у нас съёмочная площадка была в реальной деревне, – всё становилось по-другому. Там до сих пор люди живут в этих домушках-каменках 1,5 м высотой с крошечными окошками. В этом домике умещается вся семья и домашняя живность. Чтобы ребёнок пошёл в школу, из дома сперва надо выгнать осла, а потом уже мальчишка с ранцем к автобусу выходит. Мечети, призывы на молитву… В какой-то момент я поймал себя на мысли, что никакой общности между мной и этим миром не может быть. Они разные, эти миры! Наверное, они и должны быть разными, и не надо пытаться совместить их.
– К вопросу про разные миры. А вы почему не захотели закрепиться в том, западном, мире? Вы же в Голливуде достаточно снимались.
– У меня было там фильма четыре. Но я всё понял: и про Голливуд, и про ту жизнь в целом. Понимаете, когда я туда попал, мне было под 40 лет. Для того чтобы ассимилироваться, идеально выучить язык, понадобилось бы лет 10–15. Если бы я туда попал лет в 14, может, и сказал бы сам себе: остаюсь и стану мировой звездой! Потому что в 14 лет глупый был. Но в 40 лет я понимал, что оставляю здесь и что мне светит там. Что никогда я не буду играть там Достоевского. Что, возможно, настоящая драматургия, что-то серьёзное, связанное с Россией, там и будет сниматься. Но всё равно это так далеко от той хорошей литературы, которая есть у нас и по которой, к счастью, снимается кино.
Ольга Шаблинская
