Актриса Анна Ардова жалеет, что так и не научилась требовать от мужчин дорогих подарков. Восхищается «силиконовыми» женщинами, которые умеют брать от жизни всё. И тут же добавляет, что всё-таки они «бедненькие», так как «надо всё время этим губам и грудям соответствовать». Об этом, а также о новых ролях и старинных увлечениях заслуженная артистка России рассказала «Известиям» в преддверии театрального сезона и собственного юбилея.
— Поделитесь, что у вас сейчас в театре происходит?
— В моей театральной жизни произошел какой-то кошмар и ужас. В прошлом году мы с Леонидом Хейфецем репетировали в театре Маяковского спектакль «Вишневый сад», где я должна была сыграть Раневскую. Это моя большая мечта. Но Леонид Ефимович заболел, и репетиции перенесли на сентябрь, теперь я уже и не знаю, что будет.
— Поклонникам, наверное, непривычно видеть вас в драматических ролях? Всё-таки вы больше ассоциируетесь с комедией.
— Непривычно только тем, кто не ходит в театр. Телевизионными работами я по-настоящему горжусь, мне ни за что не стыдно, я никогда не халтурила. Очень люблю комедию, поэтому всегда всё делала с большой любовью. Какая разница, какой формат? Даже если это «скетч-шоу», играть юмор сложно.
— В прокат только что вышел фильм «Трудности выживания» с вашим участием. Ваш коллега Ян Цапник свою работу в картине раскритиковал: «Перешакалил, пережал, всё бы переделал…». А вы собой довольны?
— В этом фильме у меня не главная роль, так что бояться мне нечего (смеется). Но обычно я отношусь к своей работе не менее критично: мне сложно смотреть на себя и столь же сложно озвучивать — сразу вижу ошибки.
Мне понравился сценарий «Трудностей выживания», заинтересовала история, лежащая в основе фильма. Правда, в первоначальной версии присутствие моей героини в картине было больше, а роль — интереснее. А потом всё сократилось, и, как это часто бывает, играть мне осталось какую-то фигню, так, юмореску. Но раз уж я согласилась... К тому же, для нашего режиссера (Евгений Торрес. — Известия») эта картина — дебют в полном метре. Он очень трепетно относился к фильму, попросил: «Мне так важно, чтобы сыграли именно вы». Ну как тут откажешься?
— С вами трудно организовать интервью — агенты говорят, что вы сильно загружены. Между тем на вашем лице ни следа усталости. В чем секрет?
— Загруз у меня действительно большой, и скоро он возобновится. А секрета нет, просто я недавно отдыхала в Италии. Вообще всё это лето получилось у меня увлекательно-познавательным, сто лет не испытывала такого счастья, а тут прямо отдохнула-преотдохнула. Увидела массу новых красивых мест, было много знакомств, хороших вин и банкетов. Мне до сих пор очень хорошо.
— Уж не влюбились ли?
— А любви чего-то не вышло. Но раз у вас такое ощущение, значит, скоро выйдет!
— О вашей легкости ходят легенды. Как вы умудряетесь ко всему относиться с юмором и не важничать?
— Если всё время важничать, с ума сойти можно или взорваться. Чем легче ко всему относишься, тем лучше всё сложится. Проверено и опробовано сотни раз, поверьте.
Конечно, бывает, когда всё раздражает. У артистов ведь как? В шесть утра уже в аэропорту, а накануне был спектакль, после пошли на банкет, засиделись и легли черт знает когда. Проснувшись в пять утра, обнаружили, что лица нет! Стоишь и думаешь: «Скорее бы в самолет, подремать». И то, если получится, потому что я, например, сидя спать не умею.
И вот стоишь, уставшая, а к тебе подходят: «Здравствуйте! Мы вас узнали, можно с вами сфотографироваться?» — «Да, конечно, только надену очки». А когда вообще сил нет, отвечаю: «Нет, простите, пожалуйста». Но на самом деле отказывать не люблю. Когда отказываю, всегда нервничаю, потому что общение со зрителями — часть нашей работы.
— А, может, просто потому, что вы добрая?
— Может быть. Надеюсь… Моя бабушка была добрая, я бы хотела быть на нее похожей.
— К слову, о вашей семье: вы рассказывали про ее хитросплетения, в которых черт ногу сломит. Меня поразило, что, несмотря на расставания, люди относились друг к другу с уважением и продолжали общаться.
— Это всё моя бабушка — Нина Антоновна Ольшевская. Она была душой нашего дома, нашего рода. Пока бабушка была жива, в нашем доме собиралось огромное количество людей: бывшие мужья, бывшие жены, новые мужья и новые жены — дружили все, и дети всё понимали. Я, например, всегда говорила, что у меня есть мой папа, а есть мой любимый искусственный папа — Игорь Старыгин, отец Насти (Анастасия Старыгина, сестра Анны Ардовой по матери. — «Известия»). Мы всегда были вместе, и это было прекрасно.
— Ваш дядя Алексей Баталов учил вас этикету. Какие еще традиции считались незыблемыми в вашей семье?
— Было два главных праздника: Новый год и Пасха. Пасху мы праздновали всегда, даже в советское время. Бабушка делала заварную пасху, мы шли на крестный ход, потом разговлялись, к нам приходили гости. Для всех нас это был большой православный праздник. Особенно любимым он стал, когда я начала ходить в церковь самостоятельно, осознала, что я верующий человек, которого в детстве крестили.
Помню, как в Чистый четверг мы с папой раскрашивали яйца вручную, расписывали их кисточками с ленинградской съедобной акварелью. Это было настоящее счастье. Как и доставать из коробок игрушки под Новый год и наряжать огромную елку.
Папа невероятно вкусно готовил, а мы, дочери, ему помогали: резали, стригли, а он, как волшебник, кидал всё в казан, кастрюлю или на сковородку. Эта атмосфера рождала ощущение тепла и счастья, вот почему я так сильно люблю всякие гулянки, обожаю готовить, встречать гостей, вообще жить!
— То есть в вашей собственной семье традиции продолжаются?
— Стараюсь их поддерживать. Когда много работы, получается реже, но когда в делах затишье — сразу собираю друзей. На Новый год и Пасху стараюсь пригласить всех обязательно. На Новый год всегда отказываюсь от работы, да и на Пасху прошу меня освободить, чтобы пойти в храм.
— У вас есть духовный отец?
— Да, у меня хороший батюшка. Я, конечно, та еще прихожанка — дай Бог раз в полгода в церковь прийти. Однажды говорю: «Батюшка, не была у вас давно. Боюсь, на то, что я вам сейчас расскажу, вы мне скажете — иди отсюда». Он мне отвечает: «Аня, мы с тобой вместе пойдем, не волнуйся. Давай, рассказывай». Он у меня добрый.
— Правда, что поиски своего духовного отца похожи на поиски психолога — с первого раза может и не повезти?
— Да, надо походить к разным батюшкам, поговорить, послушать, выбрать, кто тебе по душе.
— Артисты, как правило, обладают невероятной харизмой и обаянием — могут очаровать первого встречного. Этому можно научиться?
— Никогда об этом не задумывалась и, честно признаться, даже не знаю, есть ли харизма, о которой вы говорите, у меня. Но мне знакомо другое ощущение: когда выхожу на сцену и чувствую, что взяла внимание зала, это кайф, который не передать! Когда ты начинаешь со зрителем одинаково мыслить и чувствовать, когда он проживает сцену с тобой вместе и вы находитесь в одном порыве — это невероятно!
Секрет актерского обаяния кроется в некоторой степени внутренней свободы: когда не пытаешься быть лучше, чем на самом деле, когда есть что сказать, о чем пожалеть, чему порадоваться, когда мысль, которой одержим твой герой, близка тебе. Но для этого нужно хорошо понимать, что ты делаешь в этой роли и ради чего вообще взялся ее играть.
— Читала трогательную историю вашей юношеской любви с Даниилом Спиваковским, когда он, чтобы подарить вам новые туфельки, долго на них копил…
— … и еще расклеивал какие-то объявления на столбах, бедный мальчик.
— Согласитесь, сегодняшние девочки и мальчики уже не такие трогательные, а отношения стали более потребительскими. Колечко с бриллиантом не купил — до свидания, найду того, кто купит.
— А мне кажется, что я просто дура была! (смеется) Честно скажу, мечтаю научиться быть женщиной, которая говорит: «Если колечко не подаришь, пошел вон!». Когда у меня спрашивают: «А как вы играете этих силиконовых женщин?», отвечаю, что они мне очень нравятся! Как так научиться жить? Я не знаю.
— Думала, что вы сейчас расскажете, как можно вместе пережить трудности, переждать плохой период ради любви…
— А чего пережидать? Твой человек или не твой — очень легко понять. Мы просто влюбляемся, и дальше уже ничего не надо. Вот здесь и начинается ужас. Лучше уж требовать колечки.
— Вы правда очаровываетесь девочками с огромными губами?
— Да понятно же, что они, солнышки наши, — девочки бедненькие. Это же надо постоянно этим губам и грудям соответствовать. Ни расслабиться, ни ссутулиться, ни штаны растянутые надеть, без косметики не выйти, тарелку вкусных макарон не съесть. Как им живется-то, бедняжкам? Они рабы лампы, и, конечно, мне их жалко.
На самом деле я человек свободный, и мне кажется, что нарушать границы другого человека — это ужасно. Я бы, наверное, не смогла подчиняться мужикам и ради денег терпеть, чтобы мне говорили, куда я должна идти и что делать. Да никогда! А ради любви потерплю — вот в чем заключается мой идиотизм.
Наталья Васильева
