Летом прошлого года я узнал, что Андрея Битова ограбили в поезде по пути из Петербурга в Москву.
— Бог с ним! — отмахнулся от моих соболезнований Битов.
— Легче вписать этот случай в какую-то собственную систему, чем терзать себя переживаниями.
Незадолго до этого он придумал очень простую схему, касающуюся русской литературы. По этой схеме отечественную словесность можно разделить на две части. Одни писатели говорили миру:
«Я такой», а другие — «Ты такой». Первые ближе душе обыкновенного человека. Вторые претендуют на духовную власть и номинацию пророка. «Я такой?» — говорил миру Пушкин. А, к примеру, Достоевский заявлял миру: «Ты такой»
— Вот так же и мне, — с долей самоедской усмешки замечает Битов, — в этой поездной ситуации легче сказать себе: «Я такой» — вместо того, чтобы вставать в некую позу обличителя: «Вы — такие»
Мы сидим у мастера на кухне, и Битов курит сигарету за сигаретой.
— Андрей Георгиевич, у моего знакомого — бывшего пермяка, живущего теперь в Москве, учёного Владимира Шемшука, автора книг «Наши предки», «Русь гиперборейская», «Волхвы» и многих других, есть любопытная теория, что не человек произошёл от обезьяны, а наоборот — обезьяна от человека. Как вам такой ход?
— Нормальный. Кто-то из моих героев тоже додумывался до таких похмельных соображений. Это просится само собой. Мой ближайший друг Виктор Дольник, совершенно замечательный учёный, написал книгу «Непослушное дитя биосферы», где позволил себе рассмотреть человека как животное. И в этом я вижу много полезного.
— У поэта Петра Вегина, ныне покойного, есть такой образ: «Но окровавленный олень бодает волка». Многие задумывались о животном бытии человека, однако даже внутри этой «животности» идёт борьба разных животных видов.
— Не нужно иметь образование в той или иной сфере, потому что язык сам по себе настолько точен, что, если им верно пользоваться, все эти идеи найдут своё воплощение. Когда я лежал на операции в нейрохирургии, помню, удивился: всё, что там происходило, уже было выражено в языке задолго до тех технологий, которые нынче применяются. Например: «Крыша поехала», «Держится на одном гвозде», «Мозги промыть» — всё это имеет отношение к абсолютным фактам. А так они нам кажутся языковыми образами. Но за каждым — буквальное значение, и если уж вы вспомнили Вегина, то и Пушкин в одном из самых последних своих циклов 1836 года пишет: «Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех алчный гонится за мною по пятам… Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий, Голодный лев следит оленя бег пахучий». Или вот — совершенно никто не обращает внимания на такую пушкинскую почеркушку: «Фиалка в воздухе свой аромат лила, А волк злодействовал в пасущемся народе; Он кровожаден был, фиалочка — мила: Всяк следует своей природе». Видите, всё безошибочно.
— «Мир спасёт красота», — говорил герой Достоевского. Но это уже стало общим местом. Может, потому она и не спасает. Как с этим быть?
— Пока есть человек, он спасается этим, потому что более драгоценного и бескорыстного продукта, чем культура, на земле нет. Это единственное безотходное производство, мало что потребляющее. Один из моих персонажей замечает, что от художника ничего не остаётся: горстка праха в костре тщеславия. Всё остальное — продукт. И этот продукт, оказывается, выдерживает испытание временем.
— Продукт-то, может, и выдерживает…
— А вот если человек не выдерживает?.. Кто-то опять-таки из моих героев в своём давно написанном мной монологе говорит, что как раз материальные ценности — золото, драгоценные камни и прочее, — они от Апокалипсиса не исчезнут. Апокалипсис начнётся через исчезновение того, что мы считаем принадлежащим всем, как воздух и вода. Воздух можно выдышать или испортить, воду выпить или отравить. Но эти вещи, когда они доходят до капли, до вздоха, становятся дороже любой ценности.
— Знаете, что мучает меня? Казалось бы, за много веков человечество накопило золотой запас культуры. Это так. Но парадокс в том, что само-то человечество как таковое этот запас никак не преображает. Вы наверняка не раз наблюдали такую картину: в театре идёт спектакль. Актёры играют потрясающе, у зрителей — слёзы на глазах. Только закончился спектакль — все приглашённые хлынули на фуршет, и весь катарсис, который они испытали, улетучивается вместе с пузырьками шампанского!.. Получается, что очищение, как счастье, одномоментно? А дальше снова человек может оступаться в грех, творить преступления?
— Думаю, что новости тут…
— …Никакой?
— Во-первых, всё происходит более фатально, чем нам кажется. И в позитивном смысле — тоже. Потому что мы бываем спасены не благодаря своим усилиям. Здесь действует что-то другое. А вот насчёт спасения души… Недаром этим занимается другая культура — церковная. Но я вырос и прожил жизнь в обществе, где эта культура была отменена. Современное возвращение к ней не всегда меня устраивает: в этом случае церковная культура слишком быстро сливается с властью. Однако мне ведомо другое: молитва является одним из действенных способов и спасения души, и воздействия на мир. Она помогает не только выйти из греха уныния, но и получить какие-то результаты.
Как-то в Лондоне — в серьёзном европейском городе — меня остановила вывеска «Медицинский исследовательский центр лечения молитвой». В своё время я сам был смертельно болен. Но как человек плохого церковного воспитания, я даже молитв толком не знал. Однако уверен, что на пятьдесят процентов меня спасло то, что я молился. Не за себя — за тех, кого я могу в результате покинуть. И это породило совершенно другую энергетику. Так что нашу волю мы черпаем не в безвоздушном пространстве. И она нам в большей степени даруется, только вот надо дотянуться до этого дара. Сейчас я читаю прелестную книжку Михаила Гаспарова — царство ему небесное! Она написана как будто мудрецом-ребёнком — прекрасным, очень ясным языком. И речь в ней — о многобожии. На каждый шаг существовал свой бог. И оказывается, выражение «Не сотвори себе кумира» взято, что называется, не с потолка. Медицинские карты, которые были на сей счёт изучены, свидетельствуют, что для всех поклонников так называемых «звёзд» кумиропочитание с точки зрения психики — очень необходимое действие. Обычно в этом участвуют люди, в себе неуверенные, не способные к контактам. Что касается меня, то надеюсь, что, допустим, из Пушкина кумира я не сотворил. Однако почитаю его очень высоко и точно знаю: он помог мне выжить. Когда мне было очень плохо и я, будучи уже взрослым человеком, занялся его творчеством, то выдержал самый тяжёлый период времени именно потому, что наконец нашёл время читать и по мере сил понимать Пушкина и к тому же прочитывать, каково ему-то было всю эту жизнь выносить.
— Коль мы коснулись темы «Не сотвори себе кумира» и личности Пушкина… Нет ли у вас ощущения, что, назвав Пушкина «солнцем русской поэзии», Николай Полевой, а за ним — Аполлон Григорьев, заявивший «Пушкин — наше всё…», в неком историческом итоге оказали Пушкину медвежью услугу, которая нашла своё зеркальное выражение в известном эссе поэта и доктора филологических наук Константина Кедрова «Пушкин — наше ничто». А Эдуард Лимонов в своих «Священных монстрах» нарёк Пушкина «поэтом для календарей». Не превратилось ли «солнце» в «темницу»?
— Наружный мой пафос заключался именно в том, чтобы сбить патину с забронзовевшего имени. Пушкина, по сути, никто по-настоящему не читает и не понимает. Ниспровергать — слишком лёгкий способ попадания в разряд оригинальных персон. А вот понимать — это сложнее. От Пушкина все пытались отделаться, стараясь вписать его в обязательную идеологическую структуру. Это началось с первого памятника и речи Достоевского и так до сих пор и идёт: то Пушкин одно предвидел, то он предвидел другое, а в результате за пределы школьной программы и диапазона оперы его фигура не выходит и как текст не воспринимается. А читать у Пушкина надо каждое слово и в том смысле, в каком оно было написано. Так что тут не надо впадать ни в ту, ни в другую крайность. Но когда вы читаете и понимаете, что Пушкин писал достаточно прямо, во-первых, он становится ближе, а во-вторых, вы сами до некоторой степени углубляетесь как личность. А вот его гармония — тот способ, каким Пушкин себя скрыл. Вообще кажется, что творения Пушкина — это либо красиво, либо гармонично, либо легко. К тому же этот миф нарастили. И в результате смысл пушкинской строки начинает выпадать. «Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды…» Что здесь звучит? Преждевременность. Пушкин это сразу осознавал. А ему — 23 года. В общем, он нам столетие-то одно подарил — в смысле сокращения разрыва с цивилизацией Европы. Мы потом всё сделали, чтобы снова себя отбросить на целое столетие назад. И эта историческая дистанция сохраняется, несмотря на усилия наших гулливеров разного толка.
— В одном из своих интервью вы заметили: «Я давно пришёл к идее, что автору изначально дано определённое количество неоформленного текста — точно так же, как здоровья, любви, спермы, нервов… Это ярко подтверждает Золотой век. Многие не могли пережить кризис „конца текста“, именно по этой причине (а не только из-за козней 3-го отделения) они искали смерть в дуэлях и прочих занятиях. Задача была выполнена — что дальше?» Иными словами, что касается жизни текста, Пушкин выполнил свою задачу?
— Я посвятил ответу на этот вопрос такую книжицу про Пушкина — «Предположение жить». Попытался освободить обыденное сознание от идеи, что Пушкин сделал всё. У него было много возможностей трансформироваться. Во-первых, в приватность. В конце концов он несколько раз сделал всё. Он сразу прославился с «Русланом и Людмилой». А написав «Деревню…», он уже стал знаменит. Однако потом, чем он становился более серьёзным, тем менее его воспринимали в читающей среде. И он даже не собирался печатать многие свои сочинения. Не только потому, что цензура. Потому что жил в своём развитии. А насколько он его закончил?.. Срок лирика недлинный. Хотя мы знаем поздние случаи лирики у того же Тютчева или Вяземского. Но в принципе это дело молодое. Однако духовные-то стихи у Пушкина удивительные пошли, к тому же его не покидали история и проза. В прозу он как раз вошёл очень сильно.
— То есть о конце пушкинского текста речи нет?
— Я о том, что текст Пушкина оказался законченным вместе с жизнью. Но не имею в виду, что обязательно его лишать жизни из-за того, что он якобы написал всё, что мог. Просто в нём несколько раз было так, что казалось: он уже всё завершил. И все эти Болдинские осени всякий раз представлялись как рубеж — окончание всего текста. Но представим, что в этот момент судьба молнией его ударит, ещё какая-нибудь беда с ним случится, и можно ли предположить, что он снова бы не отозвался неким творческим разветвлением?.. Однако всё равно при этом в личности Пушкина наличествовало бы законченное время.
— В Екатеринбурге вышла любопытная антология, которую составил очень хороший поэт Юрий Казарин. Называется — «Последнее стихотворение». Он собрал стихи русских поэтов нескольких веков, которые можно отнести к последним произведениям авторов. Но это не значит, что эти стихи календарно последние. Они могли быть написаны в начале жизни, но код, заложенный в них, звучит как выражение именно последнего стихотворения.
— У подлинного поэта существует такая связанность всего написанного, что почти в любой точке его может настичь законченность. Просто тогда обретёт другие оттенки весь написанный текст. А если есть продолжение, могут возникать периоды — этот или тот… Периоды — это тоже несколько жизней. «О сколько мёртвых тел я отделил от собственного тела…» — писал Заболоцкий, творчество которого уж сильно распадается на две части — на ранние «Столбцы» и то, что он создал после лагерных скитаний. Конечно, человек, в восемнадцать лет выдохнувший «Белеет парус одинокий…», уже себя приговорил…
— Это примерно то же, о чём Пастернак говорил Евтушенко: «Не пишите стихов о смерти!» Предупреждал. Хотя…
— …О чём ещё писать?
— «О концах и началах», как говорил Блок.
— В общем, это всё — игры серьёзные. А ещё — к вопросу о том, что всё сделано: возраст играет очень большую роль для поэта в любом случае. Потому что — не знаю, как там эта химия, вызывающая вдохновение, именуется, но она тоже имеет свои рамки и пределы. Когда прекращается доступ допинга, или наркотика, или адреналина, или Божьего промысла, то, конечно, поэт может впасть в панику.
Беседу вёл Юрий БЕЛИКОВ
