Азарий Плисецкий — личность в балете легендарная: в профессиональных кругах выдающийся балетный педагог известен и уважаем не менее своей родной сестры Майи Плисецкой. Он сотрудничал с такими балетными гениями, как Ролан Пети или Джон Ноймайер. Работал с Михаилом Барышниковым в его Центре искусств в Нью-Йорке и в Американской балетной школе Джорджа Баланчина. Давал мастер-классы балетной труппе Парижской оперы, театра Ла Скала, Нью-Йорк-Сити балета и во многих других всемирно известных балетных компаниях. И вот Москва, мастер-классы маэстро дает в своей альма-матер, труппе Большого театра, ведь именно отсюда он «родом»: здесь в 1957 году начал свою артистическую карьеру. Помимо всего прочего, Азарий Михайлович еще и интереснейший рассказчик, повидавший на своем веку немало важнейших для балетной истории событий, о которых в эксклюзивном интервью согласился рассказать «МК». И начал свой рассказ, конечно, с великого Бежара, его легендарной компании Bejart Ballet Lausanne и школы-студии «Рудра», с которыми сотрудничает уже много лет.
— Много ли русских в труппе Бежара и в его школе?
— Есть. У нас сейчас замечательная танцовщица Катя Шалкина, она с Украины, кончала школу в Киеве, потом училась у нас два года в «Рудре». Совершенно легко восприняла новый репертуар, новую эстетику, новую технику, много привнесла для труппы. Сейчас она ведущая танцовщица. Из Питера приезжают ребята; девочку недавно приняли в школу из Вагановской академии с очень хорошими данными. Может быть, она тоже станет со временем звездой. Но в основном у нас сейчас 15 или 16 разных национальностей в труппе: из Австралии, Аргентины, Бразилии, из Мексики, США. Но больше всего французов и итальянцев, поскольку им географически легче к нам приехать.
— У театра Бежара в Лозанне нет своего здания?
— А зачем? Я всегда спорил с Наташей Касаткиной и Володей Василевым — они всю жизнь мечтали о своем театре. Столько энергии положили на это… А я всегда говорил: «Зачем?» Театр не обеспечишь своим репертуаром. Чтобы база была хорошая — это да. Залы должны быть. А театр для труппы — это нонсенс, потому что труппа — это как самолет. Все должно быть в полете.
— Правда, что в Парижской опере есть специальные люди, клакеры, которые всегда букают на спектаклях Бежара?
— Ну что вы, в Париже всегда бешеный успех, свободных мест не бывает.
— А в Лондоне? Экс-премьер английского Королевского балета Сергей Полунин мне рассказывал, что там Бежар не имеет такого успеха, как во всем мире.
— Он прав. И в Америке тоже. Не воспринимают его там. Так сложилось. А Япония сходит с ума. И во Франции, где бы мы ни были. В Италии то же самое. А эстеты английские не воспринимают. Если вы с Майей поговорите про англичан, она вам выдаст… В Америке — там более примитивное восприятие. Они воспитаны на Баланчине.
— А уровень труппы Бежара по-прежнему такой же высокий, как и при его жизни?
— Высокий. Очень много танцовщиков хотят приехать, просматриваться. Но сейчас на данном этапе труппа состоит из учеников нашей школы-студии «Рудра». Это такое естественное пополнение труппы из собственных ресурсов.
— Тем не менее ведь сейчас в труппе нет такой звезды, как Хорхе Донн, — его знал весь мир.
— Хорхе Донн взлетел в своей известности еще и благодаря фильму Лелюша «Одни и другие». И, конечно, его исполнение «Болеро» стало знаменитым на весь мир благодаря этому же фильму. Сейчас таких знаменитостей, как Донн, нет. Хотя нынешний директор труппы Жиль Роман, несмотря на то, что он уже сходит со сцены, очень известен. Его приглашают на самые престижные гала. А в основном труппа следует заветам Бежара не выделять кого-то как звезд. То есть все равны — и все исполняют все. А Хорхе Донн... Это была тончайшая личность, изумительный человек, внеземной немножечко. Просто такой оголенный нерв. И красив как бог. И полностью отданный искусству, Бежару, поэтому Бежар всегда говорил, что «для меня танцовщик — это соавтор». Вы ведь видели спектакль Бежара «Дом священника»? Это ответ всему на счет Донна. Это такой гимн ему, он вошел в бежаровский золотой репертуар.
— Это невероятный хит. Когда его привозили в Москву, на него невозможно было попасть. В Кремль, где 6 тысяч мест, даже по контрамарке сесть было нереально.
— Спектакль довольно часто сейчас исполняется. Там всегда очень хорош был Жиль Роман. Замечательный просто! Жиль с Донном совершенно разные: если от Донна исходила аура такая светлая, то от Жиля энергия более отрицательная. Но колоссальная! Вот Бежар хотел из Октавио Стенли сделать звезду. Я помню, когда он его только привел в труппу и сказал: «Мы из него должны сделать за два года великого танцовщика». Я понял, что это блажь: обаятельнейшая улыбка, но данные…
— Но Бежар на Октавио придумал потрясающий номер — «Черный орел». И там он был фантастический.
— Но это не его заслуга, а Бежара. Он умел, что говорится, стул заставить танцевать.
— А как вы оцениваете хореографические способности нынешнего руководителя труппы Bejart Ballet Lausanne Жиля Романа?
— Мне нравится, что он делает. У него совершенно свой язык, который никак не повторяет Бежара. Ни его эстетику, ни его философию, ни хореографический язык. Он вполне самостоятелен. И потом, выдумка такая интересная у него. Всегда придумывает какие-то пластические, оригинальные решения. И в дуэтах очень интересный. Жиль и других приглашает на постановки, Тони Фабра например.
— Как сохраняются бежаровские балеты?
— Бежара хватит надолго. Время от времени разные его балеты, конечно, возобновляются — и это основа репертуара компании. Прежде всего это бежаровские хиты, например, «Болеро», которым часто заканчивают программу, «Весна священная»… Могу сказать, что из всех «Весен», которые я видел, — бежаровская, наверное, самая мощная. Он ведь и начал с нее историю труппы в 1959 году. И вся слава бежаровской компании пошла от этого балета. Морис Гюисман тогда его пригласил в Брюссель. А у Бежара к этому времени была только маленькая труппа — 13 человек. И они соединили три группы: ту, которая была уже в «Театре де ла Моне», бежаровская и еще группа югославов, которых Бежар пригласил. Вот оттуда Душка Сифниос и другие. Соединил этих 46 человек и сделал «Весну священную». Большой же скандал был тогда. И слава разом пришла!
— Это правда, что после смерти Хорхе Донна Бежар какое-то время запрещал танцевать «Болеро»?
— Нет. Танцевали все время. Я помню момент, когда Бежар решил переделать «Болеро» на мужчину: ведь «Болеро» сначала всегда женщина танцевала. А после того как этот балет станцевала Майя, Донн пошел к Бежару и сказал, что тоже хочет это станцевать. И тогда Бежар сказал: «Ладно, давай попробуем, мужчину поставим на стол. А кругом будут женщины». И сделал этот вариант — был страшный шок! Первый спектакль выглядел так: Донн в окружении женщин в длинных черных юбках, со всеми этими жестами. Но такой вариант прошел всего один или два раза. Потом был переходный вариант, когда танцовщика окружали и мужчины, и женщины. А сейчас только мужчины.
— Я читал воспоминания, как Майя Михайловна буквально бредила «Болеро», мечтала станцевать этот балет. Письма писала Бежару. А почему Жиль Роман «Болеро» никогда не танцевал?
— Табу. Может, чувствует, что не его это.
— Хотел вас спросить по поводу Ролана Пети и Бежара… Какие у них были отношения?
— Недружественные. Хотя Бежар, когда еще был танцовщиком, работал у Ролана какое-то время. Но они всегда на дистанции держались. Поскольку я работал и с тем, и с другим, я помню, как приехал после Бежара к Ролану. Мы разговаривали, и он спросил: «А Бежар обо мне плохо говорит?» Я говорю: «Никогда!» Конечно, Бежар хитрее. Потому что у Ролана были потоки брани, а Бежар всегда очень сдержан был. Совершенно разные люди.
— А на Бежара повлияла эстетика Пети?
— Хоть Пети и немножечко старше Бежара, они совсем разные. Конечно, Ролан кончал школу Парижской оперы, а Бежар приехал из Марселя вообще мальчиком. Учился в каких-то частных студиях. А этот сразу и Гранд-опера, и все такое… У Ролана большие преимущества были.
— А с Нуреевым вы были знакомы?
— Да, мы же параллельно кончали школу. Он в Питере, я — в Москве. И обмен был, и не только на сцене. Даже в Серебряном Бору мы как-то вместе отдыхали — в Доме отдыха Большого театра. По-моему, фестиваль тогда был — 57-й год. И он приехал, поскольку должен был участвовать в фестивале. Я сконструировал первый акваплан, там был спасательный катер, и я попросил меня протащить на доске. А Рудик стоял на берегу и аплодировал.
— У них ведь с Бежаром в последние годы испортились отношения?
Здесь, видимо, нужно напомнить ту давнюю историю, что обсуждалась в свое время всеми мировыми СМИ, вызвала грандиозный скандал и навсегда рассорила двух балетных гениев, Бежара и Нуреева…
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Нуреев как руководитель балета Парижской оперы пригласил великого хореографа поставить для его труппы какой-нибудь балет. Бежар поставил «Арепо» (если прочитать это название наоборот, то как раз получится «Опера») и в качестве солиста выбрал своего любимца — танцовщика Парижской оперы Эрика Вю-Ана, который в те времена танцевал также и с труппой самого Бежара. Чтоб помочь ему продвинуться по иерархической лестнице оперы и добиться для него высшего статуса в балетном мире — этуали, он после спектакля, как это и принято по традиции, объявил перед публикой, что возводит его в ранг Звезды (ибо этуаль и означает «звезда»). На следующий день Нуреев созвал пресс-конференцию, на которой сообщил, что не одобряет такого продвижения, что сделано оно без его согласия и помимо его воли. В ответ Бежар выступил по французскому телевидению с таким заявлением: «Я обвиняю господина Нуреева во лжи и в намеренной организации этого скандала с целью, чтобы его имя, отсутствующее в программе спектакля, упоминалось в прессе… Я требую, чтобы незваного гостя выставили из оперы. Прощайте, господин Нуреев».
— И Рудик страшно обиделся, — объясняет мне Азарий Михайлович. — Вю-Ан остался в Парижской опере, а в труппу Бежара приезжал как приглашенный солист. Было это как раз, когда решалась судьба бежаровской компании: труппа уезжала из Брюсселя, где до того базировалась 28 лет. Мы тогда гастролировали в Питере. И эту ночь я хорошо помню, когда пришла телеграмма, что все-таки Лозанна выиграла тендер, и труппа будет теперь базироваться в этом городе. Эрик Вю-Ан в этой питерской поездке гастролировал с нами. И я помню ту ночь, когда все ждали исторического решения. Это был 87-й год.
— В России сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны — Бежар один из любимейших у нас хореографов, а с другой — мы не имеем его хореографии ни в одном нашем театре…
— Довольно давно были вечера в классическом балете Касаткиной и Василева, когда я перенес к ним целую серию номеров с разрешения Бежара и Ролана Пети — этот самый первый опыт был очень позитивно принят. Назывался «Вечер западной хореографии». Но с тех пор было сделано мало шагов, чтобы показать репертуар такого класса в России. Но, с другой стороны, дирекция и руководитель фонда Бежара Жиль Роман очень скупо разрешают исполнение бежаровского репертуара вне труппы. Был такой интересный, но и несколько печальный опыт, когда Морис Бежар разрешил токийскому балету несколько своих произведений («Весна священная», «Жар-птица» и «Болеро»), и японцы очень здорово это выучили и стали танцевать по всему миру по значительно более низкой цене, лишив таким образом основную труппу возможности показывать это в оригинале. Поэтому сейчас очень опасаются такого, я бы сказал, «разбежаривания» репертуара.
— Тем не менее у многих наших компаний такая мечта сохранилась. В Большом театре, например.
— Не думаю, что это удастся. В лучшем случае это будут солисты Большого театра, участвующие в рамках балета Бежара. Я когда-то тоже с разрешения Мориса в Петербурге ставил балет «Бхакти». А потом — «Опус 5». Но опять же это были первые опыты обмена репертуаром. Сейчас, к сожалению, это не практикуется.
