В одну нестерпимо, неприлично, до обидного мрачную ночь двенадцатилетний Алёша проснулся в своей комнате. Осенний ветер волновал деревья за окном, и чёрные отсветы ветвей покачивались на своём собственном подиуме, на потолке. Фон для их незамысловатых танцев создавали уличные фонари. Мальчик, едва став различать предметы в комнате, поднялся с дивана и подошёл к безмолвному окну, за которым нервничала ноябрьская бесснежная ночь. Сон резко рассеялся. В голове и одновременно в комнате стало свежо и как-то заново, необычно просторно. Привычные, приятные мысли и любимые предметы комнаты показывали своё очарование с новых сторон. Тело освободилось из плена сонливости. Но сон не пожелал исчезнуть бесследно, он оставил взамен ненавязчивую грусть, перемешанную с тревогой неизвестного сорта. Категорично не хотелось спать. Тоска, поселившаяся в душе Алёши, грозила своим бессрочным воздействием. Ему было проще поверить в то, что на дворе унылая, обнажённая, может быть, беспардонная весна, чем в исчезновение тоски.
Алёша тихо проскользил в коридор, ступая на одних пальцах. Его пятки оставались в воздухе, и именно в такие моменты он представлял, как мог бы сейчас танцевать в балетной школе. Нет, это не он сейчас по коридору идёт на цыпочках (чтобы не разбудить родителей и младшую сестру), он отрабатывает изящные движения: неслышные, мягкие, грациозные. Подобные фантазии возбуждали в нём тайную радость за себя, приоткрывали тёмный уголочек здоровой отроческой гордости. «Нет! Ну а вдруг и вправду завтра на репетицию!» - говорил про себя Алёша и внутренне улыбался. Ненавязчивый ночной вздор, безболезненный абсурд, когда мечта кажется настолько реальной, насколько ты веришь в неё. Всё зависит от веры.
О, эти воспалённые ночные представления! Когда квартира спит, город дремлет, автомобильные голоса умолкли на несколько часов. Меж тем, показалось Алёше, самое опасное время. Нетрудно разбаловать свои грёзы до того, чтобы не захотеть наутро просыпаться. И, может быть, потерять возможность прощания со сновидениями, в которые вплывут разноцветные фантазии, и тогда…
Возвращаясь с кухни (тем же «лёгким» способом), Алёша решил заглянуть в дверной глазок. Встал на обувной коврик, неприятно ощутив, как грязные песчинки прилипли к пальцам.
- Кто это?! – почти прокричал про себя Алёша, словно получил ожог. – Что это за человек?! – мальчику мгновенно стало страшно. Первая мысль: разбудить мать, непременно мать, потому что отца он боялся. Он заранее опасался, что его отругают за подобную ерунду. «Да и как меня можно было будить из-за такой чепухи?» - будет потом сокрушаться отец. Кровь словно заменили ледяной водой, такой холодной, что её не выпросишь у городского крана. Единственной задачей этой воды было вселять страх в душу и тело её носителя. Руки приклеились к дерматину входной двери, отрывать их он не решался, - неприятный звук точно бы выдал его. Ноги затекли, но Алёша всё же позволил себе очень медленно перенести тяжесть тела на всю ступню. Руки по-прежнему оставались вытянутыми, теперь уже во всю длину, он словно приклеился ладонями к химической обивке двери и ни за что не хотел их отрывать.
Мальчик даже дышать по-настоящему не мог. Обычный ритм дыхания казался ему нестерпимо, неоправданно грубым. Он нечеловечески боялся себя выдать. «Вдруг мошка пролетит, и я пропал. Но какая мошка, какая мошка в ноябре… А вдруг?»
Сердце больно билось. Аорта и сосуды были словно связаны друг с другом проволокой, за которую кто-то подёргивал с каждым ударом сердца. Его удары отзывались в висках и затылке. Несмотря на это, Алёша не дал себе права дышать в полную силу.
Казалось, что в неизвестности ему станет ещё страшнее (вдруг незнакомец подошёл к двери и теперь слушает их квартиру), поэтому Алёша пересилил себя и снова встал на цыпочки. И решил стоять на них до конца, чего бы ему ни стоило увидеть, пережить и превозмочь.
Руки пока терпели своё необъяснимое, спонтанное наказание. В сущности, ничем не оправданное.
Правый глаз Алёши смотрел в глазок, левый во всё время нахождения у двери оставался зажатым.
- Не может быть! Вот жуть! – снова про себя нервно проговаривал мальчик. – Он теперь и вовсе на меня смотрит.
Действительно, незнакомец стоял напротив Алёшиной двери примерно метрах в пяти, под лампочкой в сто ватт, посередине коридора. Он был одет во всё белое. И даже ботинки не изменили цвету одежды. Алёша потом долго не мог понять, как он сумел рассмотреть всего пришельца. Белый плащ, штаны, и зачем-то белый галстук. Но вот что до ужаса странно, что только сейчас поразило Алёшу, несмотря на то, что увидел он это в самый первый раз. Очки. Обычные солнечные очки. – Какие очки зимой?! – и снова волна страха, скорее мистического трепета, от которого невозможно защититься, оледенила нутро Алёши. – И он смотрит прямо на нашу дверь, словно заметил, что я за дверью, а очки, конечно, для того, чтобы скрыть глаза. Должно быть красные, красные дьявольские глаза. А может быть, и жёлтые. За что это всё? Почему он пришёл именно в наш отсек?
Вдруг незнакомец поднял правую руку. Она прокатилась по воздуху полукругом в считанные мгновения, но мальчику показалось, будто «белый мужчина» ей слегка махнул. После этого резко повернулся и словно подплыл к входной двери, за которой близнецы-лифты. Шагов Алёша не расслышал, как ни напрягал слух и все свои чувства. Незнакомец открыл дверь так, как её ещё не открывали в его семье. Никто не открывал ее с таким зловещим беззвучием.
После исчезновения белого плаща Алёше не стало спокойно, наоборот, накопившийся страх вырвался наружу, обратившись в мурашки, которые покрыли всё тело подростка. Но внутренний холод остался.
Алёша отнял руки от двери, по-прежнему все движения совершая очень тихо, всё ещё не веря, что пришелец исчез. Присел на пуфик в прихожей.
- Может, это дух? – спросил Алёша сам себя едва различимым шёпотом. – И сейчас он в моей комнате, ждёт меня, чтобы уничтожить? А если он хочет причинить зло родителям или Настеньке, и уже завис над их кроватями? А вдруг у него сообщники? Что я могу сделать? Сижу полуголый, в лихорадке и боюсь ровно дышать. Не говорю уже о том, что не в силах сделать шаг.
Мало-помалу, мирное сопение отца и удивительно спокойное дыхание матери, которое и во сне указывало на её доброту (дверь в родительскую спальню оставалась открытой всё время) успокоили его, но он резко захотел очутиться в своей комнате. Острота этого желания словно бы на несколько секунд отрезвила его и отбросила все страхи.
- Свет? Нет, я его спугну. Пусть лучше нападёт на меня в темноте.
Алёша заснул не менее чем через час, понемногу дрожа и нервно отыскивая глазами белое существо. Комната начала заполняться блёклым, словно похмельным светом нового полузимнего дня, и Алёша успокоил себя тем, что свет губителен для пришельца. Пусть он и спрятался у него в комнате, но днём опасности не будет.
