Пока в здании Театра на Малой Бронной продолжается реконструкция, труппа играет на арендованных площадках. Премьера «Бесов», поставленных Константином Богомоловым, выпускалась с расчетом на две сцены: ДК на Яузе и «Барвиха Luxury Village». Две версии спектакля, в которых сам режиссер и худрук «Бронной» играет две разные роли, посмотрела Алла Шендерова.
Богомолов развивает в «Бесах» то, что начал в мхатовском «Идеальном муже» (2013), научившись не просто выплескивать действие со сцены в зал, но превращать реальность (и сидящих в зале зрителей) в часть спектакля, и продолжил в мхатовских же «Карамазовых», открывших роман новому времени.
В текст нынешнего спектакля вплетены отрывки из «Братьев Карамазовых» и «Преступления и наказания» вперемешку с реалиями сегодняшней жизни. Действие новых «Бесов» происходит сегодня и прямо сейчас. И происходит прямо с вами — пока вы спектакль смотрите. Верховенский здесь задает вопросы то «нашим», как он их называет, адресуя их сидящим в глубине сцены актерам (их, словно апостолов, двенадцать), то непосредственно залу, заставляя зрителей поднимать руки: вы бы донесли, если бы знали, что готовится убийство?.. А если бы оказались среди апостолов и вам стало бы известно все, что произойдет дальше, спасли бы вы будущую жертву, предотвратив этим Его воскресение?..
Студент Кириллов (Дмитрий Куличков), помятый завсегдатай «вечеринок в богатых домах», снимает квартиру на Малой Бронной. А в Барвихе (в том зале, где мы и сидим) вдруг случается концерт Марьи Хромой — это Марья Лебядкина (Мария Шумакова), которая кричала-кричала, что ее «князя» подменили, да и запела с пошлейшим фрикативным «г», да еще на стихи Цветаевой. И пока в глубине на экране высвечивается постер с афишей концерта новоявленной артистки, экраны на порталах слева и справа транслируют фейспалм элегантного Ставрогина (Александра Ребенок). А совсем узкий экран наверху являет его внутренний монолог: одно непечатное слово.
Пандемия внесла в спектакль коррективы. Роль Ставрогина с самого начала предназначалась актрисам Елене Морозовой и Александре Ребенок, роль Верховенского — Игорю Миркурбанову и Никите Ефремову. Видимо, решив подстраховаться, Богомолов сам выучил две роли и играет то Верховенского, то Ставрогина. Об этом стоило бы написать две разные рецензии, на официальной премьере в Барвихе была показана именно «женская» версия: Ставрогина играла Ребенок, а Верховенского — Богомолов.
Первая сцена — в доме Лебядкиных, где Марья раскладывает пасьянс в присутствии операторов (Антон Орлов, Надежда Бушуева): они транслируют live stream на заднюю стену и боковые порталы, поверхность которых имитирует серые стены. Так что, когда нужно, проекция кажется фреской. Только-только засмотришься на кудрявую Марью в красном хитоне, явно сбежавшую с полотна кого-то из великих итальянцев, как вместо нее на экране появятся обложка «Экспресс-газеты» с портретом Ставрогина и пошлейшими красками сияющий заголовок: «Скандал в благородном семействе».
Собственно, спектакль строится на таких контрастах. Залюбуешься на Ставрогина-Ребенок — на ее поступь в длинном кожаном плаще, ее манеру застывать, отклонившись назад, ее улыбчивое спокойствие и медоточивую речь,— как вдруг, в ответ на пощечину Шатова (Владимир Храбров), лицо перекосит от ярости, она вскинет руку — и потом медленно уберет за спину. На экране видно, что вскинутая рука — когтистая лапа зверя, но вот когти нехотя убираются, и уже три человеческих перста готовятся перекрестить обидчика. Был зверь — и пропал, только вряд ли надолго.
Та же сцена смотрится еще более жутко в исполнении квелого, манерного Ставрогина-Богомолова и Верховенского-Миркурбанова, то сдержанно властного, то сладковато заискивающего. Когда они стоят около Шатова (в этом составе — Александр Яцко), видишь трех отменных актеров-мужчин и одновременно вдруг понимаешь, что среди этих персонажей человек — только Шатов, двое рядом с ним вообще не принадлежат к человеческому роду: это бесы. И тут совсем по-новому звучит отчаянная фраза Шатова: «Оставьте ваш тон и возьмите человеческий».
В ход идут все средства: перед антрактом (а их два) занавес с изображением многорукой богини Кали — в индуизме демонов побеждает она — рабочие открывают вручную, нарочно долго тряся синими руками Кали. А после первого антракта на экране в странной пустой комнате (может, это «банька с пауками», которой боялся Свидригайлов?) мелкий бес Верховенский исповедуется бесу покрупнее: в этой роли снялся бывший куратор внутренней политики Кремля Владислав Сурков. Тонко улыбаясь, он — совсем как свой — произносит текст Великого Инквизитора: о том, какое страшное бремя для человека — свобода. И тут все завязывается в узел: и те «наши», что у Достоевского, и те, что у Суркова, и слово «сеть», образующееся из таинственных «православных» букв на экране, и недавнее дело запрещенной в России «Сети», и хайтековские ячеистые стены, которые не что иное, как огромная клеть для зверя. И «расплавленный страданием» монолог писателя Бунина (в которого обращается к финалу Верховенский), умоляющий нас, «распяв, пожалеть» — и тут же, без паузы: «С вами был Андрей Малахов, Господи, спаси и сохрани».
Под конец скажем, почему Ставрогин в этом спектакле стал женщиной: он уехал за границу и сменил пол после истории с Матрешей. Но просит считать себя мужчиной. О том, что кастрация заменила для него самоубийство, думаешь не сразу — музыка играет весело, публика хихикает и шепчет «трансперсона». В зале при этом сидят те самые ВИПы, с которыми в последней сцене так хочет потусоваться Кириллов. Те, для кого Богомолов весь спектакль включает свои любимые песенки, а в конце и вовсе предлагает нам петь караоке, глядя на абсолютно темную сцену и читая текст с суфлера: «Как упоительны в России вечера». Поклонов не будет.
Алла Шендерова
