Не все родители способны принять то, что их ребенок тяжело — или неизлечимо — болен. Ведь еще вчера все было хорошо: дом, в который хочется возвращаться, нежные отношения между супругами, детский смех... Эта картина рушится в один момент, а вместе с ней нередко рушится и семья. И по статистике чаще не выдерживают именно мужчины.
Точной статистики количества разводов по причине заболевания ребенка нет. Но психологи ведут свою персональную клиентскую статистику: к сожалению, случаев, когда после подобного известия отношения в паре радикально меняются и чаще заканчиваются расставанием, много. Случаи, когда союз преодолевает кризис и сохраняется, — скорее исключение. И еще одно наблюдение: уходят именно отцы. Почему?
Прощание с иллюзиями
Когда родители сталкиваются с тяжелой болезнью ребенка, они проходят через пять стадий проживания утраты, которые предложила Элизабет Кюблер-Росс. Шок (или отрицание), гнев, торг, депрессия и принятие.
«Не все проходят через пять стадий — кто-то застревает в одной. Иногда партнеры проживают их в разное время, — поясняет клинический психолог и гештальт-терапевт Виктория Меркулова. — Родители переживают горе, потеряв свои надежды, иллюзии той семьи, о которой они мечтали. Они точно не грезили о семье с больным ребенком».
Они предполагали, что жизнь — это не вечный праздник, что проблемы неизбежно возникнут. Они рисовали в мечтах совсем другие картины: с уютными вечерами дома, играми и путешествиями, прогулками по парку, учебой в престижной школе, дипломом в хорошем вузе… И тут неожиданно все то, что так тщательно планировалось, оберегалось, выстраивалось, рушится, как во время землетрясения. Вместе с этим как будто «умирает» прежний здоровый ребенок.
Отцы либо уходят в отрицание, либо начинают делать вид, что их ребенок ничем не отличается от других
«Образ прекрасного идеального ребенка, на которого делались родительские ставки, исчезает, и это очень больно. Но еще тяжелее принять потерю надежды на нормальную семью и предсказуемую счастливую жизнь, — говорит Виктория Меркулова. — Это горе намного шире и глубже. Они и себя хоронят в каком-то смысле. Каждый родитель теряет образ себя — как идеальной матери и как идеального отца».
«Мой сын не может быть таким!»
Реакции и дальнейшее поведение родителей бывают разными. Это во многом зависит от характера, структуры личности отца и матери, от культурных, семейных или родовых традиций.
«Кто-то ведет себя так, будто ничего не произошло. Отец или мать продолжают активно социализировать ребенка. Кто-то озлобляется, в его лексиконе появляется черный юмор. Родители больного ребенка часто отождествляют себя со стигматизированной группой, которую общество не принимает, не ценит, унижает. Они начинают со всеми бороться, проявлять агрессию. Им часто все становятся должны. Кто-то впадает в депрессию и упадничество — «нам уже ничто не поможет». Или уходит в зависимость и карьеру».
Самые распространенные варианты: отцы либо уходят в отрицание, либо начинают делать вид, что их ребенок ничем не отличается от других.
История Натальи
«Сыну в 5 лет поставили аутизм. Муж начал выяснять, в кого это может быть. Опрашивал родных по своей линии. Нашел каких-то дальних родственников, с кем даже не был знаком, седьмая вода на киселе. Летал специально в Белоруссию, где нашел родню. И привез стопы бумаг, что по его линии этого быть не может — никого в роду с аутизмом не было и нет. Он обвинил меня и мой род в порче его генов. Собрал вещи и ушел. Поменял телефон, работу, не выходит на связь. Сейчас сыну 8 лет. Я справляюсь одна, помогают мои родные. Мужа с тех пор я так и не видела, хотя формально мы еще не развелись».
«На мой взгляд, мужчина не перенес потерю надежды и желания иметь нормальную семью, — комментирует историю Виктория Меркулова. — В таких ситуациях у родителей возникает чувство вины, при том, что болезнь не спрашивает разрешения — она просто приходит и все. Он хотел понять — виноват он или нет, потому что эту вину не смог принять и пережить. По каким-то личностным особенностям для него это чувство стало непереносимым. И он лишь смог, спасая себя и свою психику, сделать вид, что он к этому не причастен, что это не его дело».
История Башира (рассказана психологом, имя изменено)
Семья с Северного Кавказа привезла в Москву на консультацию 14-летнего мальчика с эпилепсией. Он почти не говорит, низкий уровень психического развития. Отец на консультации постоянно объясняет: мол, он обычно разговаривает, просто сейчас такой. И ближе к финалу встречи, едва сдерживая слезы, говорит: «Он поправится. Он встанет. Мой наследник не может быть таким!»
«Судя по всему, отец до сих пор находится в отрицании, хотя ребенок болен практически с рождения. Надо разбираться, какие механизмы защиты не дают ему продвигаться к принятию ситуации. Допускаю, что здесь сильны культурные традиции. Иными словами, отец говорит нам: «Наша кровь не может быть испорчена».
Мужчины в принципе труднее переживают болезнь ребенка, особенно сына. Они отождествляют себя с ним: он порченый, значит, и я порченый. Для мужчины болезнь — это оскорбление его мужского достоинства, его репродуктивных функций. Здесь, скорее всего, много стыда и позора, тем более в сильных родовых и клановых традициях: «Если я родил больного ребенка, то я бракованный мужик и производитель. Если у меня породистое потомство — я хороший мужик».
На чьей стороне общество?
Все неизлечимые долгосрочные болезни накладывают отпечаток на жизнь семьи и каждого ее члена в отдельности. Меняется все — привычный уклад, материальное положение. Нередко родителям приходится уходить с работы, доход семьи резко падает, состояние страха и волнения за ребенка становится нормой.
«При неизлечимых болезнях — всегда серьезные, тяжелые реакции: депрессии, уходы, психические срывы. Требуется адаптация. Конечно, очень нужна работа с психологом, который поможет наладить отношения внутри супружеской пары, обрести точку опоры каждому из родителей», — поясняет Виктория Меркулова.
Иногда — при большой поддержке окружения и взаимной поддержке самих партнеров, при помощи специалистов — им удается пройти критическую точку и принять неизбежность ситуации. Но довольно часто развитие событий таково: отец рано или поздно уходит из «больной» атмосферы. Кто-то помогает материально, кто-то вычеркивает бывшую жену и «ее ребенка» из своей жизни.
Социальные стереотипы диктуют правило: мужчина может уйти хоть от здорового, хоть от больного ребенка. Никто его сильно осуждать не будет
Почему уходят именно отцы? У матери какой-то особенный механизм, заложенный природой, который не позволяет ей уйти? Как ни трудно признаться, но в глубине души каждая мать больного ребенка хотя бы однажды подумала о том, что хочется сбежать из этого ада. Потом она будет себя обвинять в малодушии и жестокости. И снова в бой.
«Мать, может, и рада бы уйти, но не может по разным причинам. Социальные стереотипы и общекультурные ценности диктуют правило: мужчина может уйти хоть от здорового, хоть от больного ребенка. Никто его сильно осуждать не будет. Обычно после развода ребенок остается с матерью. Но скажи мать: «Я ухожу», — ее затравят. «Как ты могла, что ты за мать!» Женщиной движет страх отвержения общества. А если она решается все бросить, то мучает себя угрызениями совести. И неизвестно, что для нее страшнее. Оставаясь заложницей этой ситуации — быть с ребенком до конца, — она успокаивает себя благородными оправданиями: я жертвую собой, я выращиваю больного ребенка. Это сильно поддерживает, несмотря на то, что она мучается», — говорит Виктория Меркулова.
Кроме того, когда ребенок появляется на свет, он тесно связан именно с матерью чисто биологически. Она более привязана к нему, чем отец. Если отец ведет себя функционально — не только приносит деньги в дом, но и играет с ребенком, гуляет, участвует эмоционально в его жизни, то ему намного сложнее решиться на развод. Чем младше ребенок — тем легче ему уйти: и общество не порицает, и особенной привязанности еще нет.
Отягощающим фактором служит и то, что женщины полностью переключаются на дочь или сына, отказывая по объективным причинам в прежнем внимании и заботе своему мужчине.
История Ирины
«Нашей дочке поставили ДЦП в 8 месяцев. Муж новость воспринял очень тяжело, несколько дней возвращался домой поздно и пьяный. Однажды я сказала, что либо пусть он уходит, либо прекращает так себя вести. Свекровь, спасибо ей, очень помогала. Наверное, благодаря ей он остался. Мы прожили еще 5 лет. Все это время он как будто мстил мне. У нас не было секса. Мы совсем отдалились.
Он помогал деньгами, а если был дома, то занимался своими делами. Вечерами я его почти не видела. Однажды я узнала, что у него есть другая женщина. И тогда я сама настояла на том, чтобы он ушел. Для меня жить под одной крышей с этим человеком стало невыносимо и унизительно».
«Мужчина в такой ситуации считает, что остаться — не его решение, что его вынудили — обстоятельства, другие люди. Он не принимает ответственность за свое решение остаться. А возлагает ее на общество, на жену. В это время у него может быть много агрессии, и она будет «лететь» во все стороны (на работе, с друзьями, в общественных местах), но, как правило, «попадает» больше всего самым близким.
По большому счету, выбор он сделал сам: уйти и быть последним гадом или остаться и страдать. Иногда первый вариант для мужчины невыполним, и он выбирает второй, но мстит за это. Он понимает, что есть две дороги, но не он сам решил по ним идти, а его подтолкнули, отправили туда. Но в его сознании есть мысль, что существует третий путь, и он обвиняет всех вокруг, что этого третьего пути ему предложено не было. За таким поведением чаще всего стоит недостаток осознанности, неготовность нести ответственность, незрелость», — объясняет Виктория Меркулова.
Поддерживать друг друга
Но неужели нет возможности не доводить ситуацию до развода? «Сначала необходимо прожить все стадии утраты и дойти до принятия. Желательна работа психолога — с парой или по отдельности. Особенно если родители понимают, что они находятся на разных стадиях — тогда это станет серьезной проблемой не только в отношениях, но и в уходе за ребенком, принятии общих решений».
Нужно быть не только родителями, но и супругами. Обязательно проводить время вдвоем
Супругами и так тяжело в этой ситуации. И конфликты будут лишь усугублять ее. Важно научиться опираться друг на друга.
«Быть откровенными, эмоциональными, поддерживать друг друга, меньше критиковать, пользоваться другими ресурсами, кроме своей семьи — прибегать к помощи бабушек, дедушек, дядей, тетей, фондов, друзей. Нужно давать себе передышку, чтобы не выгореть, — считает Виктория Меркулова. — Давать проявляться друг другу, в том числе в слабостях — не отворачиваться со словами «Не будь тряпкой! Соберись! Не реви!».
У родителей очень большой страх расклеиться, они часто не разрешают себе плакать, чтобы ребенок не увидел их слезы. Если все время заставлять себя быть сильными, можно получить собственную психосоматику, серьезные расстройства. Иногда нужно разрешить себе погрустить и поплакать вместе. Таким образом супруги поддержат другу друга и смогут психологически «разрядиться».
И не менее важный момент: нужно быть не только родителями, но и супругами. Обязательно проводить время вдвоем. Устраивать себе специальные события, мероприятия, чтобы отключиться от своих родительских функций.
«Многие расценивают это как пир во время чумы — как мы можем сейчас любить друг друга, когда у нас такое! Но это тупиковый путь. Я не говорю о сексе, хотя и он нужен многим парам. Речь о восстановлении любовных, романтических, теплых отношений, которые позволят увидеть друг друга не только в родительстве, но и как мужчину и женщину».
Виктория Меркулова
