Бомбы

Пашка не переносил одиночество. Когда Анютка была занята, например, помогала Ларисе и маме лепить что-то на кухне, он шел к другу Толику, который жил напротив их двора и вместе они шли к Шурику, в начало улицы. К этой тройке мог присоединиться еще соседский мальчик из татарской семьи — Аяр с мелкой сестричкой Олие, которую Пашка прозвал Оливьешкой, в честь своего любимого салата. Более старшие ребята, — Сережа и брат Шурика — Леша, не считали разумным гулять с этой шайкой, смотря на команду малышни презренным взглядом «сверху-вниз».

У малых был целый воз с тележкой развлечений, которыми они могли заниматься дни напролет. И если хоть одно надоедало, они тут же придумывали новое. Игры, делились на активные и не очень, с минимальным количеством движений. Спокойные проходили в убежище, о котором никто кроме них не знал — возле свалки, в невысоком глинистом холме была вырезана небольшая пещерка, тщательно скрытая засохшими ветками. В этом укромном месте были придуманы десятки игр с картами, кубиками и домино. Отсюда обычно издавались шумные вопли, когда кто-то пытался мухлевать или когда кто-то сильно проигрывал на щалбан. В отличие от укрытий более взрослых детишек, отсюда никогда не доносились матерные слова, отсюда не валил клубами дым от сигарет и здесь не распевались пьяные песни и никто не проигрывал деньги. Здесь царила культура и благородство.

— Шо-то надойило мэни пройигруваты у карты. Хтось дуже мухлюе! Идэмо на улыцю, знайдэмо пакеты, та я зараз скажу, шо можна з нымы зробыты! — сказал Толик.

У Толика был смешной акцент, присущий сельским парням: он по особенному смягчал согласные и при этом половина речи у него была русской, половина — на украинском. Кто его так научил — неизвестно, школьные учителя взывали помощи к Богу. А Пашка быстро перенимал дар речи и в его предложениях также начинала наблюдаться эта ядовитая смесь русского и украинского. Но значительно реже, поскольку украинский в школе, как мы знаем, он учил не очень-то тщательно.

— Пийшлы, друже!

Дождя не было уже 4 дня, на улицах образовались толстые барханы мелкой пыли.

Толик сгреб пыль ладонями, насыпал ее на обрывок целлофанового пакета и подбросил пакет вверх. В самом верху пакет раскрылся, и обрушившаяся пыль создала эффект падающей ракеты.

— Ухты! — раздались воодушевленные крики.

Нашлось еще три пакета, у Пашки в руках оказался самый большой.

Три террориста начали поднимать в воздух огромные объемы пыли, из-за чего в соседнем дворе вдруг кто-то начал дико чихать.

Пакет у Пашки начал рваться и он решил насыпать последний раз самое большое количество пыли. В воздухе, что интересно, он не раскрылся, и яркой кометой начал спускаться, быстро достигнув своей цели — головы Шурика. На голове у Шурика пакет, наконец раскрылся.

Перед Пашей стояло чудовище, издающее не то чихающие звуки, не то приглушенную за слоем пыли руготню, а когда увидел его разъяренные глаза, понял одно: пора сматывать удочки. Чудовище, то есть Шурик, уже был готов залепить оплеуху, поэтому малейшее колебание могло обернуться плачевно.

Шурик никогда не видел сверкающих пяток до сих пор. Пашка бежал так быстро, что через секунды две уже был за оградой следующего огорода. Но Шурик бегал тоже хорошо. По мере быстрого бега пыль слетала с его головы, оставляя за ним прозрачный шлейф. В конце концов он споткнулся и навернулся в траву, образуя вокруг серое облако.

— Ну я ж не специально, — сказал Пашка, находясь в 100 метрах от него.

— Я тоже вот сейчас тебе случайно кулаком по физиономии съезжу — чуть не плача прокричал Шурик в ответ.

— Да ладно тебе, — уже ближе подходил к нему Пашка. — Вот тебе моя физиономия. — Стукни и мир-дружба-жвачка. Кстати, ты мне еще жвачку должен за то, что проспорил.

— На что я спорил?

— Не помню. Помню, что проспорил.

— Да ну тебя! — встал Шурик, отряхивая с себя остатки пыли и выплевывая зеленую траву.

Так они и разбежались в тот день, а на следующий картежники, словно ничего не происходило, снова сошлись в крытом убежище, придумывать новые игры.

Ваш Павел Евгеньевич Желнов