В самом конце ушедшего года Большой театр объявил о запуске нового проекта — Молодежной балетной программы. Заочный тур конкурса идет уже сейчас, итоги будут известны в середине февраля. О том, что это за программа, зачем она нужна театру, чему будет обучать молодых артистов и чем порадует зрителей балет Большого в наступившем году, Татьяна Кузнецова расспросила руководителя балетной труппы Махара Вазиева.
— Молодежная балетная программа — чья это инициатива?
— Моя, говорю совершенно откровенно. Идея родилась где-то во второй сезон работы в Большом. Общаясь с нашим генеральным спонсором «Ингосстрахом» и конкретно с Олегом Владимировичем Дерипаской, я как-то упомянул об этом. Но потом все откладывал. И как-то он мне сказал: «Когда же ты начнешь этим заниматься?» Совместно с «Ингосстрахом» мы определились со всеми вопросами и в конце прошлого года объявили об открытии программы. Не скрою, много заявок к нам уже поступило и поступает…
— Сколько?
— Около двадцати пяти.
— Заочный конкурс видеопоказов завершается в конце января, в середине февраля начинается очный — уже в Большом. Сколько человек вы готовы принять?
— Мне кажется, даты и цифры — это не столь существенно. Главное, у нас с «Ингосстрахом» разработан целый региональный проект. Давайте честно: те возможности и те условия, которые есть сегодня в Большом театре, едва ли где-либо еще в нашей стране найдутся. Мы встречались со многими руководителями балетных школ из разных регионов, мы их собрали, чтобы выслушать, какие у них проблемы. «Ингосстрах» готов средствами помочь: какой-то школе не хватает линолеумов в залах, какой-то — транспорта…
— То есть вы им линолеум, а они вам молодые таланты?
— Вы не даете договорить. Это два разных проекта. Поддержка школ, вплоть до совместного общего вечера на сцене Большого театра — это одно, а Молодежная программа — совсем другое. Тут речь идет не о школах, а о молодых артистах, с 18 до 23 лет. «Ингосстрах» оплачивает им дорогу в Москву и дает стипендию на весь срок обучения, от трех до девяти месяцев. А Большой театр предоставляет жилье. Для себя я решил, что в первом наборе мы возьмем на стажировку приблизительно семь-десять артистов, и, не скрываю, кто-то из них может оказаться в труппе Большого театра.
— Такие курсы вы собираетесь набирать два-три раза в год. Не означает ли это ограбление регионов? Им же тоже нужны Одетты-Одиллии.
— Грубо, но, наверное, правильный, по сути, вопрос. Форму я все же поменял бы. Речь не о том, что мы хотим регионы грабить. Я ведь могу точечно, зная способных артистов и театры, в которых они работают, просто позвонить и сказать: «Дорогая, приезжай, я тебя посмотрю». Но я же этого не делаю.
Вот вам пример: несколько человек ко мне обращались из Перми, я бы их взял, но не хочу оголять этот замечательный театр.
Самое страшное, когда вы прикладываете колоссальные усилия, чтобы вырастить хорошие кадры, и вдруг до вас доходят слухи, что ваш артист уезжает. Даже не поговорив с вами! Помню, когда я еще в Петербурге работал (заведующим балетной труппой Мариинского театра.— “Ъ”), несколько человек так поступили со мной.
— Значит, вы будете согласовывать стажировку молодых дарований с руководителями региональных трупп?
— Во-первых, у нас свобода выбора, и если артист решил участвовать в этом проекте, он на это имеет полное право. А во-вторых, если мне региональный руководитель позвонит и скажет: «Если этот артист уйдет, у нас будет страшная беда», то мы будем находить возможность, чтобы этот человек все-таки пока выручал свой театр.
— А что, Московская академия хореографии не поставляет артистов должного качества и в достаточном количестве?
— Вы были бы не Татьяной Кузнецовой, если бы не задали этот вопрос. Давайте откровенно, темп жизни изменился, приоритеты изменились. Кстати, об этом проекте я говорил с Мариной Константиновной Леоновой (ректором МГАХ.— “Ъ”), она меня поддержала и прекрасно понимает, что Молодежная программа — это дополнительная возможность. Всем способным ребятам — из МГАХ или из молодежного проекта — мы найдем работу в нашей труппе.
— Из Вагановской академии вы тоже берете много народу.
— Не преувеличивайте, давайте назову по пальцам. Из Вагановки я взял Егора Геращенко, Элеонору Севенард. Еще есть Ваня Поддубняк, способнейший парень, и Кирилл Соколовский. Собственно, все. Вы еще посчитайте Семенову, Ермолаева, Уланову, Семеняку, Светлану Юрьевну Захарову.
— В 1930-е в Большом был кризис с кадрами, в середине 1970-х тоже. А сейчас способная молодежь есть. Вот Елизавета Кокорева в кордебалете работает, а уже Китри станцевала. Или вы хотите получить готовых артистов?
— Профессионально мне куда интереснее вылепить танцовщика самому. Но если есть готовый материал и он действительно обладает удивительным талантом, наверное, я подумаю: почему нет?
— И как будет проходить стажировка?
— Они будут делать класс с нашими педагогами, будут иметь возможность ходить на все репетиции, спектакли, оркестровки.
— То есть они будут заниматься только классом? Час-полтора в день?
— Вначале да. А когда мы их подведем к какому-то единому знаменателю, я не исключаю, что те, которые будут выделяться и, как губка, впитывать наши требования, могут иногда быть задействованы в каких-то спектаклях. Сейчас сложно спрогнозировать, будем исходить из, грубо говоря, материала.
— И кто будет учить стажеров? Ведь педагоги старше 65 в театр ходить не могут, а действующие и так перегружены.
— Наши молодые педагоги. Мария Евгеньевна Аллаш, Надежда Александровна Грачева. Руслана Скворцова я подключил — у него очень неплохо получается. У Саши Волчкова уроки замечательные, у Влада Лантратова. Хочу попробовать Славу Лопатина, Мишу Лобухина (все — действующие премьеры Большого театра.— “Ъ”), для них это возможность показать себя. Наши уважаемые педагоги тоже проявляют яркий интерес.
Когда у людей огромный запас сил, энергии, опыта, который они хотят передать, то, конечно, на удаленке очень тяжело.
Вот звонит мне Михаил Леонидович Лавровский: «Ну сделай мне вакцину, не могу больше дома сидеть!» И зная его темперамент, понимаю — не может.
— Так сделайте им прививки.
— По указу мэра Собянина уважаемые педагоги на удаленке до 15 января. Посмотрим, что будет в феврале. Но вакцинирование в театре идет, добровольное. Сам я еще в сентябре привился.
— В 2020-м какой период был самым тяжелым для балетной труппы?
— Наверное, декабрь. «Щелкунчики» шли каждый день, утром и вечером. Но дело здесь не только в вирусе, травмы были.
— Много ли сейчас больных в балетной труппе?
— Человек пять. К счастью, почти все у нас переболевают в легкой форме. Специфика работы: ребята молодые, физически крепкие.
— А чем вы нас порадуете в 2021 году?
— В марте премьера «Орландо» на музыку Дворжака и Макса Рихтера. Кристиан Шпук (хореограф, художественный руководитель Балета Цюриха.— “Ъ”) уже практически поставил один акт. К сожалению, он сам заболел в Москве, отсидел карантин в гостинице, мы за ним ухаживали, я ему говорил: «Зато теперь ты можешь смело всюду ездить». 19 января он приезжает к нам опять, доделает все до конца. Летом мы даем «Чайку», новый балет Демуцкого. Ставит Посохов с режиссером Молочниковым. В мае хотели бы все-таки показать «Танцеманию» — одноактные балеты, премьеру которых сорвала пандемия. Но Слава Самодуров (худрук Екатеринбургского балета.— “Ъ”) свой балет еще недоставил, а еще один хореограф, Антон Пимонов, стал худруком в Перми и теперь неизвестно, сможет ли приехать к нам отрепетировать свою постановку. Словом, не знаю, получится ли.
Но вот проект с молодыми хореографами, который мы сделали в этом году с «Ингосстрахом», точно будет продолжен.
Я уже договорился с четырьмя новыми авторами, они сделают балеты уже не на 15–20 минут, а на 25–30. А Димо Милев, автор «Угасания» из первой программы, в ноябре приедет ставить отдельный одноактный балет. Моя идея — собрать молодых хореографов, которые будут постоянно работать с нашей труппой.
— Этим многосерийным проектом вы заменили Молодежную программу хореографов, которая раньше была в Большом?
— Знаете, главное — эффективность. И еще я хочу, чтобы на артистов Большого ставили оригинальную хореографию. Вот есть Музтеатр Станиславского, они увлечены бесконечными переносами современных балетов. Вы их возносите — вот этого нам не хватало, мы должны через это пройти. Но я не считаю, что есть много современных хореографов, которых нам необходимо станцевать. Другое дело — Килиан, Баланчин, Форсайт.
— Но новые балеты — всегда риск, в вашей первой программе тоже есть неудачные. Оригинальный балет именитого и опытного хореографа, например Ратманского,— это все-таки гарантия качества.
— С Алексеем Иосифовичем (Ратманским.— “Ъ”) я постоянно на связи. Он сделает у нас двухактный балет, премьера в конце сезона-2021/22. Я уговаривал его возобновить в этом году «Русские сезоны» и поставить что-нибудь одноактное. Он предлагал перенести что-то готовое. На это я не согласился.
— А вот в Мариинском в этом сезоне он будет реконструировать «Дочь фараона» Петипа. В Большом идет своя «Дочь фараона» — стилизация Пьера Лакотта. Помнится, 20 лет назад ее сильно критиковали петербуржцы. Ваше мнение о ней переменилось?
— Отличный спектакль. Часто его ставлю в афишу. Очень полезный для труппы — там столько ролей, такая чистая классика, столько забытых движений, такая сложная техника! И, удивительно, труппа обожает его танцевать. А удовольствие артиста всегда видно из зала.
Татьяна Кузнецова
