«Под электрическими облаками» — так должна называться новая картина Алексея Германа-младшего. Сможет ли он ее снять и в какие сроки — пока вопрос без ответа. О месте своего поколения в современном кинопроцессе, о том, какие правила игры и какие обстоятельства места и времени ему достались, мы поговорили с
— Считаете ли вы, что вместе с вами, чуть раньше, чуть позже вас, — в кино пришло поколение?
— Да, еще в 2003 году, когда возникли фильмы «Коктебель» и «Бумер», пришли режиссеры Звягинцев и Сидоров, Хлебников и Попогребский, стало ясно: появилось то, что может выживать. До этого была большая пауза.
— Есть общее кредо — идейное, эстетическое?
— Нет. Странно сравнивать Федорченко с Попогребским. Наше поколение — это просто люди, которым интересно снимать кино. История про общие стилистические направления, я считаю, вообще необязательна. Та же «Догма» себя исчерпала. Мы все разные, но это как раз неплохо. Сейчас переходный период...
— Между чем и чем?
— За последние 20 лет идея реализма как манеры рухнула. Будущее за кино, более раскованным, более свободным, которое двигается в сторону импрессионизма.
— И в этой паузе стало очевидно, что успехи вашего поколения пока несколько преувеличены?
— А вы хотите, чтобы сразу все появлялось?! Это сложнейший культурологический вопрос, как в стране, которая запуталась в собственной мифологии, стране, которая запуталась в том, какая она хочет быть, в стране, которая не понимает ни своего прошлого, ни своего будущего и не определилась со своим лицом (все его черты от разных людей), возникает художественное видение, которое способно это все как-то преломить. Есть такой в физике термин «последовательное приближение». Большинство картин, которые мы снимаем, это оно. Пойдет ли кто-то из нас дальше? Думаю, да. Кто — непонятно. И хорошо, потому что в этом есть художественное соревнование.
— Его главные цели ясны?
— Думаю, да. Все ищут способ речи. Язык, более транспарентный, чем тот, что есть. И все равно надо говорить о важном. Тогда поколение выстрелит. Все предпосылки имеются.
— Каков круг этого «важного»?
— Речь о глубинных вопросах, которые мы себе задаем. У меня в новом сценарии один герой говорит фразу: почему, если я живу в лесу, меня назначили енотом? Я умный, я тонкий, в чем-то прав, в чем-то не прав, но почему в этой пищевой цепочке я — енот?! Важный вопрос: хочу я быть собой или я хочу быть кем-то другим?
Существует огромное количество невероятно интересных тем для разговора. Разница поколений. Об этом никто не снимает. Мое поколение и поколение на 15 лет младше — две абсолютно разные истории. Потому что жизнь, на которой основано наше восприятие мира, никак не пересекается с тем, что было после нас. Лично для меня понятия — Ленин, революция, парад на Красной площади 9 Мая, лицензионная пепси-кола в советском магазине — вполне конкретны. А для человека 18 лет все это уже иная реальность.
— Ваши родители всегда были в конфликте с советской властью, а она с ними; вы произошли, что называется, от протестантского корня. А вашему поколению нравится власть, те координаты, в которых вам предложено существовать? Ведь вы первые за последние десятилетия, кто может выбрать, где жить, спокойно уехать...
— А я не хочу! И думаю, многие не хотят. Хотя понимаю, что сейчас мы — страна, где все трагически говорят на разных языках. Страна, где все подозревают всех и все не верят всем. Народ подозревает власть, власть — народ.
И, по-моему, существует только одна компонента, которая или сделает, или не сделает наше государство состоявшимся. Независимый суд. Краеугольный камень любого нормального общества.
Вопрос не в том, что сказал доктор Хренов. Как и у многих моих соотечественников, у меня есть подозрения, что у нас не все в порядке с медициной. Вопрос в том, в какой форме ему ответили чиновники. А ответили суровым окриком. Недавно я шел в Москве по улице и увидел огромный грузовик, забитый игровыми автоматами. Накануне я посмотрел передачу, где, захлебываясь от восторга, корреспондент рассказывал о победе над игорным бизнесом. Я подумал, что автоматы убирают. Но оказалось, их вносили внутрь. Обустраивали новый зал. Неподалеку от него еще один. Интересно, если бы я сказал чиновнику, что эти залы существуют, мне бы тоже ответили, что я нервный и выдумываю? Поэтому главный вопрос: есть ли закон? Без прозрачных правил игры не будет ни модернизации, ни науки — ничего!
— В том числе в пресловутой киноэкспертизе, о которой вы так жарко дискутировали с Сергеем Толстиковым?
— Смысл моей дискуссии с Толстиковым в том, что я не хочу, чтобы из меня наряду с огромным количеством кинематографистов делали идиота. Я считаю, что государственные экспертизы должны быть без ошибок. У нас и президент так же считает.
— А в чем сверхзадача «ошибок»: государственные деньги получают только те, кто готов делиться?
— Я этого не утверждаю, но экспертизу movie research, на которой основаны государственные решения, объективной не назовешь: баллы зачисляются за успехи в прокате, на ТВ и фестивалях. Они суммируются, и компании, которые получают больше всех баллов, получают и государственные деньги. Но, похоже, имена победителей известны заранее. Было провозглашено, что учитываются только призы главного жюри. Это позволило вычеркнуть призы Сокурова, Федорченко, Звягинцева, лишив компанию «РЕН-фильм» 250 миллионов рублей. Но почему-то в других случаях учитывались призы даже венецианского юношеского жюри. Они, кстати, внешне очень забавные. Тоже львы, но очень маленькие и с ушками.
В той же экспертизе значимым критерием является возраст компании. Чем старше, тем лучше. Таким образом сознательно отсекаются молодые компании. Я сейчас говорю о тех, кто занимается коммерческим кино.
Почему особой гордостью нового фонда является то, что его фильмы вдруг оказались освобождены от налога на прибыль, хотя это открыто не обсуждалось ни депутатами, ни общественностью? Когда и как была проведена эта поправка? А при этом средства, выделяемые Министерством культуры на дебютные, документальные, детские и авторские фильмы, напротив, получили дополнительную налоговую нагрузку. По факту это означает, что с 2010 года государственные средства на поддержку, например, документального кино облагаются
— Вопросы, несомненно, существенные. Но не слишком ли ваше поколение озабочено деньгами: дадут — не дадут, кому дадут?..
— А что это значит — озабочено деньгами?!
— Да то и значит, что очень много разговоров об этом. Везде говорят о деньгах, а не об идеях.
— Я считаю, должна быть здоровая конкуренция идей и проектов.
Не молодые ответственны за то, что инвесторы ушли из кино. Не мы снимали фильмы по
— А значит?
— А значит, либо делаем прозрачные правила игры, то есть на экспертизу приглашаем, например, западную компанию с объективными критериями оценки, либо в стране в будущем не станет нового кино. Коммерческого, авторского. Любого.
— Ну а чего вы молчите, артхаусные ребята? Соединяйтесь, протестуйте, дружите против!
—А мы так и делаем. Так или иначе, все самое здоровое скучкуется: от моего товарища Саши Котта, который снял «Брестскую крепость», до моего товарища Звягинцева...
— И вы все-таки готовитесь к следующему фильму?
— Да, сценарий закончен. Это попытка рассмотреть нашу жизнь с точки зрения разных людей: узбека, который пытается выжить в Москве; наследников огромного состояния, которые приехали в Россию из-за границы, и вдруг выяснилось, что они за несколько дней всего лишились и начали новую жизнь; гида, который всю жизнь занимается диссертацией про Малевича и водит китайцев по музеям; сорокалетнего мужика, у которого роман с двадцатилетней девочкой...
— То есть человека на переломе. Как будет называться, уже понятно?
— «Под электрическими облаками». У нас нет образа современности. Чтобы его найти, надо снимать во многих городах... Еще 2 года назад я бы сказал, что мы всё сделаем быстро. Сейчас ни в чем не уверен. Ведь еще какое-то время назад от кинематографистов не было повального ощущения, что они жулики...
— А сейчас есть?
— Проблема, что в кино мало историй успеха, есть история обмана, недоверия, чудовищных склок в Союзе кинематографистов...
P.S. Сейчас в недрах государственной бюрократической машины формируется программа поддержки культуры. Как всегда в обстановке строгой секретности, как на военной базе. Какому кино в этой программе будет оказана поддержка? Для тех, кто пришел в кинематограф в последнее десятилетие, это вопрос жизни.
Беседовала Марина Токарева
