Самое частое утверждение среди двух крайностей – совершенно не читающих граждан и совершенно перечитавших на своём веку людей – известно: сегодня нет литературы. Ни прозаиков, ни поэтов, ни критиков, которых можно было сравнить с нашими великими золотыми и серебряными... Разве?
Из-за каких факторов формируются подобные мнения и утверждения? Мне, дилетанту в этом сложном вопросе, кажется, что вообще любое чтение должно делать одно-единственное – интересовать. С интереса начинается чтение, как дружба с улыбки. Заинтересовался тем-то – купи книжку. Не заинтересовался – пусть дальше себе лежит в пыли по магазинам, как кое-чьи стихи.
Книга, привлекающая читательское внимание, в буквальном смысле приоткрывает нам вместе со страницами тайны своего создателя – Автора. При чтении мы проникаемся не только грамматикой и стилистикой писателя-поэта, но и его пунктуацией, графическим оформлением, цветом строк. Пусть миф о приятно пахнущей бумаге чересчур раздут, всё равно: заинтересовавшая книга манит. Она, лишь взять её в руки, даёт импульс.
Интерес к книге даёт импульс к эмоции – нравится или не нравится. Если первое, то это счастье: из строк понравившегося автора читатель складывает натурально ощутимые образы-предметы, дышит теми же, что и герои книги, запахами, чувствует языковую мощь и стилистическую удачу. Если второе, то это горе: слова и предложение непонравившейся книги раздражают, бесят, выводят; художественная ценность кажется безвозмездно потерянной, как и ожидаемое от книги наслаждение, да и... как деньги, на которую она была куплена.
В любом случае из понравившихся книг у читателя формируется потребность в текстах: чутьё формируется и работает куда лучше, чем самая последняя программа, подбирающая музыку по интересу и любимым композициям слушателя. Соответственно, с каждой новой книгой растёт круг любимых авторов, а из них формируется полноценный вкус. Тот, для которого в любые времена обязательно будет хорошая литература.
Была, есть и будет по-разному великая, но всегда прекрасная русская литература. Всегда, мешаясь друг с другом и друг другу, будут существовать течения, ведущие жанры, группировки, поколения, о которых так часто говорят. А ведь литература какого-то поколения формируется вместе с обычными людьми этого поколения – читателями. Именно поэтому, при разговоре с любым писателем или литературоведом от двадцати до ста двадцати лет от роду, будет уместен вопрос: что из своего поколения вы предпочитаете?
Наши родители любят одну литературу, мы можем любить другую, но от этого ни одна литература не умирает – даже самая забытая. И современная, и классическая, и бульварная русская словесность плещется и брызгается, просто не всегда сразу виден источник этих брызг. Но ищущий, сказано, найдёт: главное, чтобы появился интерес. А разговоры о несуществовании литературы, ровно как и бесконечная, хоть и с разной интенсивностью плещущаяся словесность, всегда были и будут. Всегда были.
Когда-то давно в приложении к умному толстому московскому журналу «Телескоп» по частям выходила статья молодого и талантливого критика. В течение около десяти выпусков этого большого материала журналист убеждает читателя, что в России нет литературы. Он приводит исторический обзор словесности за минувшие полвека и вроде как убеждается, что теперь-то совсем не по-таковски, как раньше. Но это – намеренный и чётко выверенный провокационный ход.
Это было в 1834 году, а писал свою «элегию в прозе» юный Белинский. Он говорил, что у России нет литературы, когда был жив Пушкин, набирался сил Лермонтов, заблистал Гоголь, родились Достоевский и Толстой, творили старички вроде Жуковского и Крылова. Но, повторим, такая провокация была необходима читателю – чтобы возбудить протест вроде «ах, что этот щелкопёр Белинский себе позволяет!» Чтобы, короче говоря, читали современную литературу. Чтобы – ещё короче – пробудить интерес.
Поэтому литература была, есть и будет. Иначе никакого Виссариона не было бы!
Борис Поженин
