Лидер «Кино» сегодня, 21 июня, праздновал бы свой 56-й день рождения — возраст по нынешним меркам даже не предпенсионный. Но хотя Цой ушел от нас почти три десятилетия назад, он до сих пор остается главной, если не единственной, настоящей звездой русской рок-музыки. Портал iz.ru задумался о причинах такого явления.
Война, как известно, дело молодых — мысль, встречающаяся еще у античных авторов, но популярностью своей обязанная исключительно «Звезде по имени Солнце». В этом смысле иногда кажется, что традиционный для рок-идолов уход до 30 не так уж и ужасен — с точки зрения вечности, разумеется; люди такой взгляд разделять не должны и не могут. Конечно, несть числа примерам благородного старения и в этой сфере искусства, но все же даже наблюдая за полубогами, вроде The Rolling Stones или The Who, ощущаешь какую-то макабрическую иронию, слушая, как на восьмом десятке Джаггер сетует на отсутствие удовлетворения, а Долтри в очередной раз «надеется, что умрет до старости».
И уж точно трудно удержаться от содрогания, представив себе обрюзгшего Марка Болана в жюри очередного песенного реалити-шоу на британском ТВ, еще более обрюзгшего Майка с ассортиментом старых песен о главном в отечественном «ящике» и «Кино», заполняющее паузу между престарелыми немецкими живчиками на какой-нибудь «Дискотеке 80-х». Впрочем, нет. Доживи Цой до наших дней, этого не случилось бы. Скорее он бросил бы музыку — как Рембо когда-то поэзию, — но не скатился бы до дешевого цирка. В нем было слишком много того, что называется труднопереводимым английским словом swagger — главного качества настоящей звезды с приставкой «супер».
Значимость художника в контексте историко-культурном обычно можно определить простым тестом: если заявление рядового индивида о неприятии того или иного писателя, художника, музыканта воспринимается как скандальное, противоречащее устоявшейся норме и просто хорошему вкусу, то можно смело утверждать, что обсуждаемый творец занял свое место в пантеоне.
Декларируемая нелюбовь к Боборыкину вызовет скорее уважение к эрудиции собеседника; презрение к Толстому или Достоевскому практически всеми будет воспринято как сигнал отсутствия культуры (или же выставленного напоказ нигилизма, что часто одно и то же). Такие же индикаторы существуют и в поп-культуре; «Кино» же давно получили этот статус необсуждаемых авторитетов. И, пожалуй, мало кто, кроме них, в отечественной рок-музыке может им похвастать — БГ, Шевчук, Летов, да и всё, наверно.
Свой в доску
Причина популярности «Кино» при жизни в принципе вполне объяснима. Были группы, игравшие музыку более сложную и интеллектуальную («Вежливый отказ», «Аквариум» и «Альянс»), были те, кто работал «ближе к народу» («Машина времени» и «Наутилус Помпилиус»), были революционеры («Телевизор» и «Алиса») и ретрограды («Браво» и «Секрет»). Но лишь Цою и его команде удалось попасть точно в резонанс с духом времени, Zeitgeist, создавая простые (временами — буквально как мычание, с рифмами вроде «вино-кино»), запоминающиеся, «по-западному» аранжированные (а на фоне общей провинциальности тогдашней отечественной поп-музыки это много значило) поп-песни — без всяких претензий на «эх, рок!» Собственно, сам Цой говорил еще в конце 1980-х, что считает свое творчество поп-музыкой и нисколько не стесняется этого.
«Кино» нередко сравнивают с великой британской группой The Smiths — и между ними действительно много общего. Даже мыслили они, похоже, почти параллельно: тематически «Когда твоя девушка больна» и Girlfriend In a Coma крайне схожи, хотя нет никаких доказательств, что Цой слышал вышедшую немногим раньше песню Моррисси и Марра (в эпоху до интернета и даже до доступных магазинов пластинок коммуникации в части искусства были не столь просты). Сходство и в образе: харизматичный солист, тихий гитарист-виртуоз, умеющий подобрать отточенные риффы и не злоупотребляющий «акробатикой» на струнах, и где-то совсем на заднем плане — слаженная, почти механическая в своей точности ритм-секция.
Уникальная звезда
Харизма Цоя вообще совершенно отдельная вещь. Ни до, ни после него на отечественной поп-сцене не было певца, настолько способного заворожить аудиторию просто одним движением руки — см. финальную сцены соловьевской «АССы», где это схвачено на редкость выпукло. Плюс черная «униформа», плюс экзотическая внешность... Последний момент, кстати, очень интересен именно в контексте общемировом.
В 1980-е певец с азиатским (и — шире — просто не «белым») бэкграундом не смог бы стать общенациональной звездой ни в одной «цивилизованной» стране — напомним, что MTV буквально уламывали включить в ротацию видеоклипы самого Майкла Джексона; звезд же азиатского происхождения не наблюдалось вообще (можно вспомнить разве что бирманку Аннабеллу Лвин из Bow Wow Wow, но масштабы популярности «этой группы одного хита» и «Кино» несоизмеримы).
Что там говорить — уже в 2017 году популярный портал Bustle бился над неразрешимой проблемой: почему в американском поп-мейнстриме нет звезд-азиатов? Российское общество принято уличать в расизме; пример Цоя явно показывает, что авторы этих инвектив чего-то явно не замечают.
«Долговечность» песен «Кино» ставит, наверно, абсолютный рекорд: переслушивая сегодня не только записанный в нормальной студии «Черный альбом», но и сделанные буквально на коленке «Это не любовь» и «Ночь», поражаешься, насколько профессионально и, главное, с каким острым чутьем «на хит» сделаны эти работы. У Цоя был действительно редкий, особенно для наших краев, дар песенника, сочинявшего органично, не разделяя тексты и музыку. И, конечно, его потусторонний баритон, который Цой использовал крайне умело, не пытаясь вытянуть ноты вне диапазона (вечная беда русских рокеров, часто убивавших отличные композиции непрофессиональными потугами на вокал в духе Меркьюри или Планта).
Цой остается «нашим всем» ХХ столетия; не будет преувеличением поставить его в один ряд с Бернесом, Утесовым и Высоцким — не в смысле музыкального сродства, разумеется (хотя к Владимиру Семеновичу лидер «Кино» относился с большим пиететом), а в том, что все они сумели довести эстрадный жанр до уровня, когда просто песня превращается в документ эпохи, саундтрек для поколения — и не для одного.
То, что песни Цоя находят слушателей среди тех, кто родился уже после его смерти, является тому верным свидетельством. Как и тому, о чем третий десяток лет сообщают прохожим граффити на стенах, предмет споров для археологов будущих столетий: «Цой — жив!»
Владислав Крылов
