Человек в пустыне

Этими словами завершается один из поздних фильмов Микеланджело Антониони «За облаками» — фильм загадочный и странный, переданный с того берега молчания. Или, может быть, уже не просто молчания. После тяжелой болезни, лишенный возможности полноценно двигаться и говорить, в течение двадцати лет режиссер общался с миром через посредников — жену, друзей, коллег. Его последние работы все больше напоминали послания.

Он был бунтарем и реформатором. Мастером грамматических ошибок, возводимых в ранг нового языка. «В кино есть своя грамматика, — сказал он когда-то еще в 1970-х, — и каждый, кто хочет хоть чего-нибудь добиться в искусстве, должен нарушать ее правила». Сегодня его грамматические ошибки давным-давно превратились в правила и вошли во все учебники по истории и теории кино. И выросло уже не одно поколение нарушителей и разрушителей этих правил, забывающих, правда, о том, что их бунт умещается в рамки принципа, обозначенного им однажды. Во всяком случае, даже дилетант, мало-мальски интересующийся кино, вспомнит, что главное достижение Антониони — общие планы, большей частью безлюдные, переполненные обманчиво самостоятельным смыслом. Обманчиво, конечно же, потому, что за ними — все та же непреклонная режиссерская воля.

Его постоянным образом была пустыня. Начиная с сорокалетней давности «Красной пустыни» и дальше — к «Забриски Пойнт» и «Профессия — репортер». Впрочем, улицы перенаселенных городов выглядят у Антониони еще более отчужденно. На фоне пустыни реальной — не важно где, в Африке или Америке — человек заметнее со своим одиночеством…

Недавно один из проницательных недоброжелателей заметил, что Америка в «Забриски Пойнт» выглядит бутафорской, потому что Антониони снимал не Америку, а антиамериканский миф об Америке. Пожалуй, нельзя объяснить лучше, почему старые фильмы Антониони заставляют сегодняшнего отечественного зрителя вздрогнуть от узнавания…

Гигантский рекламный щит с изображением счастливого улыбающегося семейства: папа, мама, бабушка, где-то внизу, кажется, есть еще не менее счастливые детки, но в кадр не влезли. До боли знакомое «7Up» во весь экран. Громадный сапог пластикового ковбоя, рекламирующего фаст фуд, и — совсем крохотная, еще более потерянная на этом фоне человеческая фигурка рядом. И — зазывная скороговорка теледиктора: «Пролетите над пустыней, чтобы выбрать себе дом!..» А жизнь — где полиция разгоняет недовольных и не хватает денег на бутерброд — вечно вылезает откуда-то сбоку, из угла, случайно не занятого муляжами, с изнанки рекламного щита.

Дело тут не в антиамериканском, антибуржуазном или анти- еще каком пафосе. Просто на сегодняшний день мы живем в реальности «Забриски Пойнт». Не важно, подозреваем мы об этом или нет. Глаз современного россиянина, в провинции ли, в столице, фиксирует все то же, что и камера в фильмах Антониони: действительность, отгороженную бутафорской стеной как бы благополучия и как бы нормальной жизни. Одиночество ощутимее не на безлюдном просторе, а где-нибудь поблизости от громадной уличной рекламы то ли мобильной связи, то ли банка. И там все то же самое: улыбающаяся благополучная семья. И обязательно у подножия щита сбоку притулилась одноэтажная развалюха…

Конечно, в этом не весь Антониони. На то он и гениальный художник, чтобы быть бесконечно сложнее и многомернее любой схемы. Хотя сам он никогда не боялся самого уязвимого в искусстве — злободневности. Может быть, потому и не боялся, что обладал знанием о действительности, которую мы все равно никогда не увидим, и не боялся бесконечных и разнообразных попыток приближения к ней.

Но правда еще и в том, что бывает вечная «злоба дня». Вроде того вопроса, который задает герою «Забриски Пойнт» полицейский в участке: «Ты что, может быть, думал и правила не для тебя написаны? Ты что, какой-то особенный?» Собственно, фильмы Антониони об одиночестве «каких-то особенных» и тех, кто «по-настоящему никогда не был в группе» (это уже слова о том же герое одного из «революционных» студентов). О том, что этим «особенным» делать. Все равно, кто они — модный фотограф, журналист, нищий студент или дочка миллионера, путешественник в чужом городе. Принять тяжесть морального выбора или сломаться под его грузом. Предать, испугаться или полюбить без надежды на взаимность. Угнать маленький частный самолетик, чтобы просто пролететь над пустыней…