Автор многосерийных драм о российской истории режиссер Николай Досталь приступает к работе над фильмом под рабочим названием «Тайна» — о тайне Александра I, который, возможно, жил до преклонных лет в Сибири под именем старца Федора Кузьмича. О новой картине, соотношении вымысла и правды в историческом кино и о том, почему режиссеры уходят с большого экрана на телевидение, народный артист России рассказал обозревателю «Известий».
— Уже известно, когда стартуете и где будете снимать новую картину?
— В сентябре должны начать подготовительный период, в январе начнем снимать. Готовность планируем в конце будущего года. Действие происходит в Томске и Санкт-Петербурге в 1854 году. Снимать будем еще не знаю где. В Томске вряд ли — там нет ни техники, ни возможностей. Может быть, в Кириллове (город в Вологодской области. — «Известия»), где я снимал «Раскол» и «Монах и бес». В Москве поищем интерьеры, в Петербурге, в Архангельской области, где есть музей деревянного зодчества. Натура еще не выбрана.
— А артисты?
— Артисты выбраны, но говорить о них пока рано — не все еще читали сценарий. Картина необычная. В ней герой даже не Александр I, он же предположительно Федор Кузьмич. Главный герой — дознаватель Канищев Петр Акимович, которого Николай I посылает в Томск с тайным заданием — узнать, он или не он. «Доложить только мне лично, никому больше», — говорит Николай I в начале картины. На этом строится вся интрига с детективной составляющей. Там все есть: и убийства, и покушения. В восьми сериях. Больше я вам сказать не могу.
— Монархи в картине будут?
— Только Николай I.
— И никаких флешбэков с Александром?
— Флешбэки есть, но по другому поводу. Николая I сыграет Никита Тарасов, который играл его же в «Монахе и бесе». Очень похож и по росту, и по лицу, только должен быть лет на 20 постарше. Лучше него я Николая I не представляю.
— Вы как-то процитировали Альберта Швейцера: «Мой взгляд на мир пессимистичен, но моя вера оптимистична». Иногда после фильмов совсем молодых кинематографистов выходишь на улицу и думаешь: «Мир такой светлый, почему же у них все беспросветно?».
— Я не знаю. Мне кажется, что свет в конце тоннеля должен быть, но навязывать его каждому автору, режиссеру, сценаристу не буду. В моем кино, я считаю, он есть. Не во всех картинах, но там, где это возможно и нужно.
— В июле вы председательствовали на фестивале нового российского кино «Горькийfest». Жюри под вашим началом присудило Гран-при картине Алексея Федорченко «Война Анны», действие которой происходит во время Великой Отечественной войны. Оценили свет?
— Да, это было единогласное решение — отдать Гран-при этому фильму. Картина о войне, о Победе и о любви. Любви ребенка к своей стране. Там потрясающий финал — это и есть свет в конце тоннеля. Не буду рассказывать, что и как. Хочу, чтобы люди обязательно посмотрели этот фильм.
— Вы сняли «Штрафбат» по сценарию Эдуарда Володарского — один из самых мощных отечественных фильмов о войне. Картина спровоцировала бурную дискуссию о соотношении исторической правды и художественного вымысла в военном кино. Чего все-таки в нем должно быть больше?
— На «Штрафбат» я не сразу согласился. Прочитал несколько серий, потом прочитал весь сценарий, потом взял кое-какую литературу, уставы воинской службы и сказал Володарскому: «Эдик, тут много расхождений с твоим сценарием». На что он мне хорошо сказал: «Коля, гладко было на бумаге, да забыли про овраги». В те самые тяжелые месяцы войны было столько отклонений от устава… У нас персонаж говорит: «Штрафников не назначают комбатами, а где я возьму других?» Всё это было. Эдик узнал, что был священник из Курской области, который воевал в штрафбате. Правда, он не был с крестом на пузе — мы, чтобы персонаж обозначить, чуть-чуть прибавили, но он воевал.
Когда мы показали фильм одному штрафнику (его уже нет в живых), он сказал: «На вас будут нападать по мелочам: там не по уставу, тут не по уставу. Вы не соврали в главном: штрафники тоже вложили кирпичик, и не один, в этот огромный фундамент под названием «Победа». И за это вам низкий поклон от бывшего штрафника». Это для нас была самая важная оценка.
А что касается вымысла и правды… Я снял в свое время документальную картину «XX век. Взгляд на власть» (фильм по сценарию Андрея Черкизова, 1999 год. — «Известия»), текст читал Алексей Владимирович Баталов. На озвучании он мне говорил: «Кто знает, будут ли лет через 100 смотреть наши игровые картины, а вот эта картина, может, где-нибудь в библиотеке на полочке будет стоять, и кто-нибудь скажет: «Ну-ка, что там было у наших прапрадедушек в XX веке?» Возьмут и посмотрят». Мне было это приятно слышать. Этот фильм — документ, а «Штрафбат» — художественное кино.
— Больше вы о войне не снимали. Исчерпана тема?
— О войне есть одна великая книга, недочитанная, непрочитанная — «Проклятые и убитые» Виктора Астафьева. Если бы мне дали возможность и деньги снять эту картину, я бы, наверное, взялся. По крайней мере, был бы рад, если бы кто-то снял. Если снять фильм так, как книга написана, тему Великой Отечественной войны в кино можно считать практически закрытой. Там всё о войне и всё — о предвоенной истории.
Есть еще одна книга — «Генерал и его армия» Георгия Владимова. «Проклятые и убитые» — взгляд из окопа, а у Владимова — взгляд из Генштаба. Экранизировать два этих романа о войне было бы мощно: правда героя-генерала и правда рядового солдата. Мне одному это не осилить, но у нас много молодых талантливых режиссеров, которые могли бы взяться за такие серьезные работы.
— После «Штрафбата» в соцсетях писали: «Спасибо за фильм, который учит Родину любить».
— Я считаю, так и есть.
— Может ли существовать патриотизм как идеология?
— На мой взгляд, не может. Если человек родился и вырос в России, он не может не быть ее патриотом. Но об этом нельзя заявлять повсеместно… Мы же не кричим на площадях: «Я люблю свою мать!» Так почему надо кричать: «Я люблю свою Родину»? Как можно ее не любить?
У меня нет ни другого гражданства, ни запасной страны. Где родился, там и пригодился. Патриотизм — это чувство Родины, чувство своего крылечка, он генетически заложен в ребенке, в юноше — как любовь к матери, отцу, своему дому, городу. Зачем его афишировать? Патриотизм внутри — в сердце, воспитании. Он в корнях — от родителей, дедов, знания своей истории.
— Сегодня под запретом нецензурная лексика, не приветствуется курение в кадре. Но эти явления были и есть в нашей жизни. Можно ли обойтись без них создателю реалистического кино?
— Когда война на экране, курение должно быть. Цигарочку закурил — без этого не жить на фронте. Важно самому режиссеру знать, когда это уместно. Когда можно в кадре выпивать, а когда нет. Иногда я вижу в современных фильмах, что неуместно в этой сцене ни пить, ни курить, но всё равно выпивают, курят.
Без нецензурной лексики в большинстве случаев обойтись можно и надо это делать, но когда опять-таки война или тюрьма в кадре, трудно без нее обойтись. Тогда необходимо писать «18+» и снимать кино, убедительное по своей правде. Это зависит от каждого персонажа, от сценария, от драматургии. Тут трудно каноны выписать.
— Вы снимаете и кино, и сериалы. По художественной ценности лучшая сериальная продукция уже сравнялась с кино и даже превзошла его. Это напрямую связано с тем, что режиссеры вашего уровня серьезно ею занимаются?
— Не могу говорить о своем уровне, но действительно всё больше снимают для телевидения режиссеры, которые пришли из большого кино, у которых уже есть хорошие кинофильмы. В кино они не могут найти деньги, а на телевидении могут, и стараются там снять серьезную работу, будь то «Идиот», «Ликвидация», «Бесы» или что-то еще. Я это приветствую. Кому-то может нравиться или не нравиться, но это более качественная телепродукция, чем какое-то «мыло».
Я снимаю многосерийные фильмы как кино. Мой первый телефильм «Гражданин начальник» был ближе к сериалам, а вот уже «Штрафбат», «Раскол», «Завещание Ленина», хотя и делались для телевидения, уже были многосерийным кино. Другое дело — условия съемки: телевизионные фильмы надо быстрее снимать, это иной ритм, но для меня это именно кино, а не способ не выпасть из профессии.
— Возможно, помимо материальной стороны, это еще потребность высказаться более объемно? Трудно представить себе «Раскол» в одной серии.
— Есть произведения, которые невозможно изложить в одной серии. «Тихий Дон», например, Герасимов снял в трех. Я не берусь за экранизацию классики. На телевидении я делаю работы с оригинальной драматургической основой.
Самые богатые кино- и телепродюсеры — это Первый канал, «Россия». Они вкладывают и в телевидение, и в кино, правда, последнее время в основном в кино о спорте и космосе. Через Минкультуры и Фонд кино ты получаешь на фильм меньше 50% нужного бюджета. Дальше ищи сам. А кто из инвесторов даст деньги, не зная, когда их вернут и можно ли их вообще вернуть? Это меценатство, а сейчас нет Морозовых и Мамонтовых, которые вкладывают большие деньги и забывают про них, считая главным, чтобы произведение появилось на сцене, на экране.
— Закон о меценатстве вам поможет?
— Естественно, помог бы, но нет пока такого закона. Будет ли он работать, зависит и от богатых людей, которые понимают, что, возможно, стоит вложиться не только в баскетбольный или футбольный клуб, но и в искусство — кино, например. Кино — продукт дорогостоящий. Театральную постановку сделать, книгу напечатать — здесь спонсора найти можно, а в кино нужны большие спонсорские деньги, чтобы помощь ощутимой была.
— Актеры, которых вы снимаете, быстро становятся востребованными. Владеете особым селекционным даром?
— А с чего начинается режиссер? Правильный выбор сценария, потом точный выбор актера. Это не дар, а профессиональный навык, чутье, которое должно присутствовать. Кастинг — очень важный момент. Иногда еще читая сценарий, я вижу актеров, которых мне хотелось бы снимать, но так происходит не всегда.
Когда речь идет о молодых героях, актеров надо искать, прокачивать, прощупывать. Когда персонажу 35–40 лет, вряд ли стоит искать, потому что если актер в 40 лет неизвестен, вряд ли он может стать известным. Такие случаи были со Смоктуновским, Жженовым, которые приехали из провинции состоявшимися личностями, взрослыми мужчинами. В наше время, наверное, такого нет.
А молодежь у нас хорошая. В программе «Горькийfest» я увидел много хороших артистов — девушек, парней, — особенно в короткометражных фильмах.
— Взяли себе на заметку?
— Конечно. Актеры есть. Может быть, их слишком много в школах выпускают и далеко не все находят свой путь в театре или кино, что печально. Но тут надо штучно выбирать абитуриентов…
