В произведении Льва Толстого новорожденный будущий Холстомер (прозванный так за скорый шаг, которым словно отмеряет холсты) не обратил внимание на пятнистость своей шерсти ни как на дефект, ни как на украшение.
«Когда я родился, я не знал, что такое значит пегий, я думал, что я лошадь. Первое замечание о моей шерсти, помню, глубоко поразило меня и мою мать».
Конюший подчеркнул некрасивость Холстомера, отметив, что лучше вовсе лысый жеребец, чем пегий. Согласился с этим мнением и генерал-заводчик. Несмотря на то, что стать лошади вызывала едва ли не восхищение.
Однако то, что в одной системе ценностей, выглядит уродством, в другой может оказываться вовсе привлекательным.
«Пестрота моя, так не нравившаяся людям, чрезвычайно понравилась всем лошадям; все окружили меня, любовались и заигрывали со мною».
Хозяева же кастрировали жеребца, превратив в мерина, во избежание пегого приплода.
Субъективная эстетика, никак не связанная даже с функциональными свойствами разводимого животного, заставляет людей брезговать вполне здоровым животным, презирать его и творить над ним произвол. Есть узкие рамки стандартов, и то, что не вписывается в них, признается достойным отвращения.
Выражение о «белой вороне» возникло не среди ворон, а среди людей. Как среди людей возникла и сегрегация.
Не только пегих лошадей, но и людей с другим цветом кожи клеймили неполноценными и лишали прав.
Пежина лошади может стать ее визитной карточкой, когда она начнет выигрывать забег за забегом. А о цвете кожи исполнителя не вспомнишь, слушая блестящую джазовую композицию.
Очевидно, ненормальны не пежина и другой цвет кожи, а желание делать акцент на этом, и либо уровнять, либо, если это невозможно, уничтожить, как, согласно легенде, сбрасывали со скалы физически слабых детей в Спарте и, как на самом деле, убивали лиц, относящихся к категории «унтерменш», в Третьем рейхе.
Сегодня ты кастрируешь пегую лошадь и переучиваешь левшу быть правшой. А что завтра? Ослепление синеглазых? Принудительная изоляция седых?
Ринат Камалиев
